причем, без должного оповещения и подготовки к столь скорбным последствиям!
В общем, подаем иск на хаци-мильйон шекелей (500 000 морального ущерба) и
дополнительные преференции, в виде оплаты виагры, исходя из потребности на каждый
день недели, без субботы, естественно. Плюс, стесняюсь признаться, коварное
государство должно взять на себя оплату дорогущих местных путан, единственно
способных вызвать прилив физиологического энтуазизЬма у приехавших издалека
старцев, попавшихся на крючок бесплатной вакцинации…
Держись, Израиль, мы не дадим тебе соскучиться!
310
===========
ЭФФЕКТ СЛОВА
* «Вначале было слово…». Боюсь, оно будет и в конце, потому что сильнее его ничего
нет на свете.
Слово обладает уникальными качествами: информационными, коммуникационными, эмоциональными (вызывающими те или иные эмоции), — в общем, ряд этот можно
продолжать и продолжать дальше.
А какой завораживающе-мистический эффект имеют некоторые слова…
Давно заметил, что если любое высказывание, пусть даже самое бесцветное, приписать
знаковой для нас личности, оно мгновенно преисполняется новым значением и более
глубоким смыслом. Приобретает повышенную достоверность, подавляет волю человека
к малейшему сомнению в услышанном. Примеры? За ними далеко ходить не надо.
Если кто-то из родственников или близких вам людей невзначай расскажет, как ваша
любимая покойная матушка была к нему добра, помогала в трудную минуту, гордилась
своим сыном (вами, естественно), то вы, помимо своего сознания, мгновенно
преисполнитесь добрыми чувствами к рассказчику; более того, когда через какое-то время
он попросит оказать ему какую-то услугу, отказать вам будет куда как непросто…
Ну, это всего лишь одна грань нашего восприятия. А как воздействует на нас все, имеющее высокоавторитетное авторство!
Могу смело утверждать: большая часть вещей, высказанных великими людьми, нами
воспринимается с пониманием. Если эти люди, на наш взгляд, соотносятся с понятием
«враг», то все их утверждения встречаются в штыки. При этом, особое влияние
оказывают на нас не столько мысли, сколько фамилия автора.
Мне не раз приходилось для пущей убедительности подписывать собственные
высказывания фамилиями известных людей. Впервые так сделал я еще в армии, когда
готовил для командира доклад на армейский семинар о роли и месте офицера в
современных вооруженных силах. Тогда я взял эпиграфом слова А.В.Суворова из «Науки
побеждать»:
«Хороший офицер мне даст хорошего солдата. Хороший солдат — победу!»
И никому из присутствующих старших офицеров — от майора до генерала! — и в
голову не пришло усомниться в авторстве высказывания, наоборот, начальник
политотдела попросил моего командира повторить эту бесценную мысль, чтобы
присутствовавшие могли записать ее для более глубокого осмысления и дальнейшего
применения. Уверен, что все они читали Суворова, но услышав из уст моего
подполковника подобную банальщину, никто в ней и не посмел усомниться. Всех
гипнотизировала фамилия фельдмаршала. Если бы мой шеф произнес те же слова, но
прибавил, что так считает его кодировщик, с двумя курсами высшего учебного заведения
за плечами, вряд ли они бы произвели на всех такое впечатление. Во всяком случае, начальник политотдела, скорее всего, не заставил бы убеленных сединой ветеранов
Великой Отечественной, как послушных школьников, тут же заносить их в рабочие
тетради.
Кем я только не подписывался с тех пор! В институте милая преподавательница
зарубежной литературы Светлана Беляева чуть ли не плакала от моей лжеэрудиции, когда
я читал ей "малоизвестные" стихи Эдгара По (сварганенные мной под бессмертного
«Ворона»!):
311
…Что-то с шорохом и стоном
Прошептало угнетенно:
Не иди, остановись ты,
Видишь, ветер носит листья,
Слышишь, как со страшным свистом
Плывут в небе облака?..
Не иди на эту встречу,
Путь твой роком не отмечен,
Ты не виден, но замечен
И она так далека…
… Пес вскочил и мертвой хваткой
У ограды старой, шаткой
Впился черными зубами
В белое пятно лица…
И нашли наутро в склепе,
В дьявольском зеленом свете
В крови хладной и тягучей
Плавал чей-то свежий труп…
Правда, эпитет «свежий труп», ее несколько насторожил, но я так грустно и задумчиво
глядел в ее доверчивые глаза, что мои импровизации были немедленно оценены высшим
баллом…
В Белозерской школе № 2 в каждом учебном кабинете, вплоть до музыки и пения, на
видных местах были бережно размещены звонкие цитаты по поводу данной учебной
дисциплины, причем, не кого-нибудь, а лично Владимира Ильича Ленина. Уже не помню, что он у меня говорил о рисовании и астрономии, но пусть поверит читатель: все было
вполне правдоподобно и наполнено, учитывая тогдашний гипноз этой фамилии, высшим
смыслом, во всяком случае, никто из массы проверяющих ни разу ни в чем не
усомнился.
В кабинете русской литературы вождь с восторгом хвалил бессмертного Пушкина, в
украинской — во всю превозносилось рабоче-крестьянское происхождение Кобзаря, в
мастерских воспевался труд, который сделал из обезьяны человека, в кабинете географии
мысль Ильича скользила по дальним странам, где еще только предстояло развертывать
мировую революцию…
Другие директора охотно переписывали мысли гения и так же использовали их в своих
школах. Особенно восхищались и ставили меня в пример работники райкома партии. Они
любили Ленина больше всех…
Когда я стал работать в еврейской школе, столь ценный опыт не мог, разумеется, остаться без применения. Особенно сгодились мои труды на республиканской
конференции «Хабада», подготовкой к которой я занимался по поручению досточтимых
раввинов. В статье одессита М.Штернберга: «Под крылом самолета о чем-то поют… на
иврите», в газете «Шомрей-Шабос» от 24.9.99, о приподнятом духовном климате
конференции говорилось так:
«Все это прекрасно соотносилось с двумя цитатами Ребе, висевшими над столом
президиума: «Раздвинем границы, возьмемся за руки и дверь отворим мы для пятого
сына» и «В области духа понятия «периферия» не существует».
Кстати, под этими высказываниями, получившими высшее одобрение членов
республиканского раввината (более 30 раввинов!), сидели в президиуме известные и
уважаемые в еврейском мире люди: политик Натан Щаранский, миллиардер Леви Леваев, ваш покорный слуга — автор…
312
Надо ли удивляться, что фраза «В области духа периферии не существует!» стала со
временем крылатой?!
А я вернулся с конференции домой, и меня мучили угрызения совести… Ведь для
меня Любавический Ребе, глава поколения, всегда был фигурой в высшей степени
достойной. Имел ли я право писать что-нибудь от его светлого имени?
И тогда я сел и занес в свой дневник покаянные слова:
— «Прости меня, Ребе, за слова, которые Ты никогда не писал, не говорил и уже никогда
не скажешь. Твоему ничтожному ученику из периферийного Херсона почему-то очень
захотелось выйти, на этот раз, под Твоим флагом, и оправдание у него одно: ведь Ты же
сам знаешь, что без помощи Того, к кому Ты сейчас так близок, ничего бы у него не
вышло…»
Ну,