– Выходит, он знает… – ошеломленно прошептал Ориоль.
– О том, что находилось в носилках? – оживленно подхватил горбун. – Ну, разумеется, знаю. Там, укрытый брезентовым плащом, спал сильно выпивший почтенный аристократ, которому немного позднее я сам помог добраться до дому.
Гонзаго побледнел и опустил взгляд. Его команда тоже пребывала в замешательстве.
– Может быть вам также известно, что произошло с Лагардером? – не поднимая глаз, мрачно произнес Гонзаго.
– У Готье Жанри твердая рука и отличный клинок. Когда он нанес удар, я находился от того места в нескольких шагах. Было темно, но я слышал крик шевалье. Вот и все, что покамест мне известно. Остальное вам сообщат те, кого вы отправили на поиски.
– Что-то очень долго они не возвращаются!
– Для такого дела требуется время. Мэтр Кокардас и брат Паспуаль…
– Вы и их знаете? – в изумлении воскликнул Гонзаго.
– Ваше высочество, в той или иной мере я знаю всех.
– Черт возьми! Приятель, а знаешь ли ты также то, что я не люблю тех, кто много знает?
– Понимаю, – порой это опасно, – миролюбиво согласился горбун, – но иногда может принести и пользу. Разве не так? Давайте рассуждать непредвзято. Если бы я не знал мсьё де Лагардера…
– Уж лучше провалиться в тартарары, чем прибегать к услугам этого типа, – прошептал находившийся у Гонзаго за спиной Навай. Он полагал, что его никто, кроме принца не слышит. Но горбун тут же откликнулся.
– Думаю, вы ошибаетесь.
Однако все прочие придерживались того же мнения, что и Навай. Гонзаго пребывал в нерешительности и, понимая это, горбун пояснял:
– Если бы меня не перебили, я бы уже успел ответить на все ваши сомнения. Когда я переступил порог вашего дома, меня тоже одолевали сомнения. С первого же мгновения я понял, что попал в рай, но не тот, к которому ведет церковь, а тот, что сулит своим последователям Магомет, – все радости и наслаждения собрались здесь воедино: красивые женщины; деликатесные яства и вина; плафоны, расписанные изображениями амуров и нимф; цветы с бутонами, переполненными пенящимся нектаром. Я спросил себя, имею ли я право войти в этот Эдем чувственных наслаждений, смею ли, сознавая свою ничтожность, искать покровительства под полой мантии его высочества принца. Прежде, чем войти, я задал себе эти вопросы и, ответив на них, уверенно вошел.
– Чем же объясняется столь отважная решимость? Уж не тем ли, что ты готов на все?
– Именно так, ваше сиятельство, – твердо ответил горбун.
– Скажите на милость, – ухмыльнулся Носе. – Сколь неуемная у нас тяга к удовольствиям и благородству!
– Уже сорок лет, как я об этом мечтаю. Мои желания поседели вместе со мной.
– Послушай ка, – сказал принц, – благородство можно купить. Вот и Ориоль подтвердит. Не так ли?
– Мне не нужно благородства за деньги!
– Спроси у Ориоля, какой вес в свете имеет благородное имя.
Эзоп II указал на свой горб и с иронией заметил:
– Неужели имя может весить больше, чем это? – и затем серьезно продолжал. – Имя ли, горб ли, – могут оказаться тяжкой обузой лишь для слабых духом. Я слишком малозначительный человек, чтобы меня сравнивать с преуспевающим финансистом Ориолем. Однако, если он не способен выдержать груз собственного имени, тем хуже для него. Мне же горб ничуть не мешает. Разве блистательному военачальнику маршалу Люксембургскому помешал его горб одержать славную победу над голландцами в битве при Нервинде? Знаменитый персонаж неаполитанских комедий никогда не унывающий Пульчинелла носит два горба: один спереди, другой сзади. Греческий бог Гефест, ковавший для громовержца Зевса молнии, был горбат и хром. Поэт Тиртей тоже был хромым и горбатым. Баснописец Эзоп, – этот призывный веками образец мудрости, в честь которого я ношу свое прозвище, был горбат. И, наконец, горб титана Атланта – это вся вселенная. Не сравнивая мою ношу со всеми упомянутыми прославленными горбами, упомяну лишь о том, что, благодаря горбу, я в течение сего дня заработал 50 000 экю. Право же неплохая рента за уродство, господа! Что бы я был без него? Мой горб золотой!
– Кроме горба, приятель, у тебя есть еще голова и она вовсе неглупа. Да и язык подвешен, что надо. Обещаю сделать тебя дворянином.
– Премного благодарен, ваша светлость! И когда же?
– Ах, гад, вы посмотрите, как он спешит, как ему не терпится! – раздались голоса.
– Для этого нужно время! – сказал Гонзаго.
– Господа говорят верно, – заметил горбун, – я и вправду тороплюсь. Простите, ваше сиятельство, но вы недавно сказали, что не любите пользоваться бесплатными услугами, поэтому, повинуясь вашему собственному пожеланию, я и стремлюсь мое вознаграждение получить немедленно.
– Но наградить вас дворянским титулом сию минуту даже мне не под силу.
– Ваше сиятельство, я вовсе не имею в виду получение дворянства.
Он подошел поближе и с доверительным озорством произнес:
– Ведь не обязательно быть аристократом, чтобы сесть за стол рядом с мсьё Ориолем во время предстоящего сегодня ужина для узкого круга.
Все засмеялись, за приключением Ориоля и принца.
– Тебе и об ужине известно? – спросил тот, нахмурившись.
– Слышал краем уха из будки, – виновато улыбнувшись, пояснил Эзоп II.
В компании раздались оживленные восклицания:
– Выходит, сегодня нас ждет ужин!
– Ужин для узкого круга!
– Черт возьми, совсем неплохо!
– Ах, принц! – задушевным воркованием продолжал горбун. – Я терплю танталовы муки! Перед моим мысленным взором стоит маленький особнячок с потайными входами и выходами, тенистый сад, уютные будуары с зашторенными шелком окнами, сквозь которые, приобретя какой-то нереальный неземной отблеск, пробивается дневной свет. Потолки расписанные дивными узорами, изображающими цветы, бабочек, амуров и сладострастных одалисок. Позолоченные стены и карнизы, – я все это вижу, уже ощущаю запах живых цветов, прищуриваю взгляд от сверкающих золотом канделябров, слышу, как журчит разливаемое по хрустальным бокалам игристое вино; среди всей этой роскоши стайка прелестных молодых барышень, ждущих ласки, – и благовония, благовония… ах, право же, у меня уже кружится голова.
– Экий хват! – заметил Навай. – Еще не получил приглашения, а уже пьян!
– Это правда, – подтвердил слова Навайя горбун, его глаза лучились романическим предвкушением. – Я уже пьян.
– Если монсиньор не против, – прошептал на ухо Гонзаго Ориоль, – я приглашу мадемуазель Нивель.
– Она уже приглашена, – ответил принц и, словно, пытаясь еще сильнее раздразнить мечтавшего о вечеринке горбуна продолжал. – Господа, сегодняшний ужин будет не совсем обычным.