дешевую студенческую столовую. Во второй же зоне, к которой относилась дальняя половина помещения, располагался большой стол для игры в русский бильярд и несколько высоких барных стульев, расставленных вдоль прикрученной к стене длинной столешнице. Стены в этой части зала были обклеены темно-зелеными обоями, а окно закрывала плотная штора, отчего здесь было чуть темнее и потому комфортнее играть в бильярд.
С первого взгляда на самодельную барную стойку, Майский не нашел там никого, но подойдя ближе обнаружил, что за ней, как в окопе, совершенно незаметная со стороны, сидела молодая девушка. Совмещая в своем лице должности единственной официантки и администратора заведения, она со скучающим видом читала сейчас какой-то приключенческий роман, а когда Майский попросил у нее меню, отложила книгу и протянула ему маленькую синюю папку, в которую было вставлено несколько листов бумаги с напечатанными на них наименованиями.
Ограниченный скромным своим доходом, Майский редко питался вне дома и сейчас, в кафе, его охватила вдруг сильнейшая неуверенность. Он не знал наверняка, сможет ли позволить себе заказать хоть что-нибудь из еды, отчего почувствовал себя неловко и как будто виновато. В первые секунды Майского даже посетила мысль вернуться назад на улицу, но он отогнал ее от себя, решив, что если цены окажутся высокими, то хоть даже только какое-нибудь кофе, но возьмет всенепременно. «Одну чашку выпью в любом случае, сколько бы ни стоила — пусть даже сто рублей», — твердо заключил он про себя. Выйти просто так, ничего не заказав, после того как изучил меню, ему не позволила бы гордость.
Однако, несмотря на опасения, цены приятно удивили Майского. С последнего его визита в это заведение они нисколько не изменились: все было по-прежнему очень дешевым и доступным и он, с самого утра ничего не евший, решил даже в придачу к кофе взять что-нибудь покушать.
— Чашку кофе без сахара и два пирожка: один с яйцом, другой с капустой, — возвращая девушке меню, сделал заказ Майский и тут же рассчитавшись, направился к столам.
Пройдя через весь зал в дальний правый угол помещения, Майский принялся раздеваться у стоявшей здесь вешалки для одежды. От волнения и неуверенности, обуявших его, он, прежде всегда снимавший куртку ловко и быстро, в этот раз двигался до того несуразно, что не успел поймать ее рукой, и она, раскрывшись в падении, расстелилась на полу. Майский совсем смутился; спешно нагнувшись, он подобрал куртку, но уже поднимаясь неудачно поддел локтем стол: тот подпрыгнул и с грохотом опустился на пол, привлекая внимание всех посетителей. Майский тут же ощутил тепло распространяющееся по его лбу, щекам, ушам, и понял, что краска залила ему лицо. Впопыхах неловко пристроив куртку на вешалку, он сел за стол и, совсем потупив голову, уставился на стоявшую перед ним подставку для салфеток. Ему было до такой степени стыдно и неудобно за себя, что он не осмеливался даже оглянуться, поднять взгляд, просто пошевелиться. Некоторое время, он продолжал смотреть то на салфетки, то на солонку, то на бутылку с кетчупом, думая о своих несуразных нелепых движениях, о том, как глупо, наверное, выглядел он сейчас, и только лишь спустя несколько минут смог, наконец, приподнять голову и робко оглядеться.
Выбирая себе столик, Майский несознательно сел в самом углу, спиной к стене, где он имел возможность обозревать весь зал, практически не поворачивая при этом головы; окинув же сейчас взглядом заведение, он нашел его еще более скверным, нежели прежде. Стены и мебель при ближайшем рассмотрении со всей возможной очевидностью обнаруживали свою обшарпанность и убогость; шторы оказались сильно засалены, да и окна отнюдь не отличались чистотой; стол, за которым сидел Майский, был плохо протерт: в большом количестве на нем имелись оставленные то тут, то там крошки, местами блестели еще не до конца засохшие пятна; а справа от него с потолка свисала липкая лента-ловушка для насекомых, находившаяся здесь, наверное, с весны и представлявшая собою длинную пышную гроздь ссохшихся желто-зеленых мух.
Но, несмотря на несуразную смесь институтской столовой, дешевого кабака и бильярдной, заведение, похоже пользовалось определенной популярностью. Через столик от Майского сидели две неряшливо одетые девушки вместе с двумя молодыми парнями, громко о чем-то беседовавшие, а дальше за столами почти у самой барной стойки располагалось еще две компании мужчин, по три человека в каждой — они кушали и выпивали, занятые не менее оживленными разговорами. Никто из присутствующих не обращал на Майского никакого внимания и он, чуть успокоившись и даже укрепившись этим обстоятельством, посмотрел в сторону бильярдного стола. Там, орудуя двумя киями, передавая их друг другу по очереди, играли партию сразу четверо мужчин. Они пили пиво, много курили и, в общем-то, вели себя вполне обычно, но один из них привлек особенное внимание Майского: одетый в джинсы и светло-коричневый свитер, худощавый, возрастом лет за сорок самый веселый и бойкий из компании он показался ему очень знакомым. Майский точно знал, что раньше уже где-то сталкивался с ним, но силясь припомнить где, ничего не смог сообразить, и оставив тщетные попытки, снова вернулся взглядом к барной стойке.
Девушку-официантку по-прежнему не было видно из-за стола: она показывалась лишь изредка, для того, чтобы разнести заказы, которые выносила ей из кухни упитанная бурятка в крайне неопрятной на вид белой поварской форме и с влажными, распухшими от воды руками. Со всевозрастающим нетерпением Майский ожидал, когда подадут его кофе с пирожками, но девушка отнесла один заказ, затем второй, а его очередь все никак не наступала. У него промелькнула неприятная мысль, что про него попросту забыли, и ему нужно идти к стойке напоминать о себе. Не отрывая взгляда, наблюдал он теперь за официанткой, а когда она с очередным заказом подошла к сидящей через стол от него компании, то как мог вытянул шею и приподнял голову, в попытке привлечь к себе внимание. Девушка, однако, вовсе не заметила этот порыв (хотя его, кажется, невозможно было не заметить), и Майский вконец разволновался. Меньше всего желая сейчас снова идти к стойке и наводить разборки, он недоумевал про себя, как можно было забыть о его заказе и, распаляясь от возмущения, все более приближался к тому, чтобы предпринять решительные действия, которые, впрочем, не потребовались, потому что через несколько минут девушка-официантка подошла, наконец, и к нему.
— Долго вы очень два пирожка готовили, — с видимым раздражением сделал ей упрек Майский, пока она выкладывала тарелку и чашку с подноса на стол.
— Мы готовим заказы в том порядке, в котором принимаем, — еще более