От этого мелодичного голоса у Лиат заломило в висках.
Единственный светильник находился рядом с кроватью. В его свете Лиат увидела престарелую женщину, настолько ослабленную и истощенную болезнью, что на руках, покоящихся поверх одеяла, четко проступали синие вены, кожа ее была бледной и тонкой подобно пергаменту. Глаза ее были закрыты. Понять, что она жива, можно было только по едва уловимому румянцу на щеках и по тому, как вздрагивали ее веки от его звучного голоса. Другой человек стоял в тени позади читающего и с восхищением смотрел на него. Поскольку человек сидел спиной к двери, Лиат не видела его лица, но заметила, как изящно ряса спадает с его плеч глубокими складками. Волосы его отливали золотом в неярком свете; он продолжал читать:
— Она вернулась и снова легла спать. Но Господь позвал ее во второй раз: «Савамиал!» Савамиал проснулась и побежала к святой женщине: «Я здесь. Вы звали меня?»
— Хью,- выдохнула Лиат, губы ее шевелились, хотя она не собиралась произносить ни звука. Ужасная боль сковала ее так, что она не могла двинуться.
Он обернулся посмотреть, кто пришел.
— Кто здесь? — мягко спросил он. Лиат знала, что должна бежать прочь, но будто какая-то невидимая сила толкала ее в спину, и ноги сами пошли вперед, мягкий свет падал на нее со стороны. Заметив Лиат, он посмотрел на нее удивленно и даже несколько смущенно. Покраснел ли он, как юноша, столкнувшийся с женщиной, к которой воспылал невинной, бесхитростной страстью? Трудно было сказать, поскольку светильник находился у него за спиной и она едва видела его лицо.
Он осторожно закрыл книгу и передал ее второму человеку, который беспрекословно взял ее, тогда как Хью поднялся к ней. Мучительная боль в теле и голове исчезла, ей на смену пришел поток мыслей.
Она почти забыла, насколько он красив — не мимолетной красотой, что быстро расцветает и так же скоро проходит, а врожденной, непостижимой, потому что золотые волосы и эти черты лица не могут сами по себе привлечь внимание. Почему Господь наделил его таким сочетанием ярких черт и выразительности, обаяния и силы, почему он так прекрасен?
— Лиат! Я… — Он запнулся, смущенный и взволнованный. — Откуда ты пришла? Почему ты здесь? — Он оглянулся на пожилого пресвитера, который стоял у изголовья кровати престарелой женщины, наблюдая, как отблески света переплетаются с тенью на ее бледном лице. — Пойдем, поговорим не здесь. Я не могу поверить, что ты пришла.
Но едва они переступили порог и оказались в передней, губы ее разомкнулись, но она не знала еще, что собирается сказать, как вдруг рядом с ними появился пресвитер средних лет, по дородным объемам которого можно было сказать, что он хорошо питается с самого детства.
— Слава Богу, ваша честь. Я надеялся встретить вас здесь. Как себя чувствует Святая Матерь?
— К сожалению, без изменений, брат Петрус. Да благословит ее Господь. Я только что читал ей.
— Да, да. — Тучный пресвитер, казалось, был охвачен нарастающим безумием, вертел руками, переступал с ноги на ногу, будто маленький ребенок, который хочет в туалет, но не решается сказать об этом. — Вы должны идти. Король…
— Конечно, я иду. — Хью посмотрел на Лиат, разводя руками в стороны, словно хотел сказать: «Что я могу поделать?» — Ты подождешь меня? — спросил он, понизив голос. — Или, я не знаю, не могу поверить… нет, наверно, ты не захочешь ждать меня.
Подгоняемая скорее любопытством, поняв, что сейчас ей ничто не угрожает, Лиат ответила:
— Я пойду с тобой, если можно.
Его лицо просветлело. Он чарующе улыбнулся. Но тут же отвел глаза в сторону, словно смутился такой своей реакции.
— Прошу вас, ваша честь, боюсь, может случиться непоправимое, если вы сейчас же не пойдете туда…
— Не бойтесь, брат Петрус. Пойдемте.
Один богато украшенный коридор плавно переходил в другой. Лиат потерялась в лабиринте лестниц и сводчатых проходов, колоннад и внутренних двориков. Наконец они перешли из одной части дворца в другую и оказались в огромном зале, из которого можно было пройти в то крыло дворца, где располагались королевские покои. Они вышли в маленький внутренний дворик, окруженный фиговыми и лимонными деревьями. В центре него, на грязной земляной площадке, солдаты тренировались с оружием. Утопая в розовом свете туманного дня, хотя и было очень светло, Лиат поняла, что не может сказать, сколько сейчас времени и какое время года. Но на площадке что-то было не так.
Мужчина в страшном железном шлеме и тяжелой накидке с силой бил несчастного молодого человека, валяющегося в грязи.
Брат Петрус так сильно запыхался, что только хрипел, пытаясь объяснить происходящее.
— Вы знаете, как все было: женщина молилась в соборе, он увидел ее, его охватила страсть, он привел ее к себе в опочивальню, но его срочно позвали и он вынужден был уйти, вернулся, а ее там нет. Он в ярости. Вы знаете, он ненавидит, когда его обманывают.
Хью плотно сжал губы. Он поднес руку к лицу, прижав ее тыльной стороной к щеке, будто вспомнил что-то неожиданное или неприятное. В руках мужчины в железном шлеме был затупленный на конце деревянный меч, но сейчас он наносил удары своей жертве, как будто забыл все, кроме этого разительного удара, снова и снова опускался меч на несчастного паренька. Тот отчаянно кричал, умоляя о пощаде. Солдаты, чувствуя себя неловко, отступили назад, но ни один из них не попытался вмешаться.
Хью расстегнул пояс и снял с себя рясу пресвитера, под ней оказалась простая льняная туника и штаны, такую одежду обычно носит младший сын какой-нибудь знатной дамы, когда выезжает сопровождать своего старшего кузена. Он был высокий, стройный, сильный. Хью махнул рукой, и подбежавший слуга передал ему еще один меч, обитый войлоком.
— Нет, мой король, — сказал он четким, громким голосом, вступая на овальную площадку, — что же это за борьба с несчастным бедным парнем. Я подвергну вас должному испытанию.
Король замешкался, думая, наносить ли еще один удар, и поднял голову. Лиат заметила, насколько жесток и беспощаден его взгляд, полускрытый прорезями шлема. Он заговорил голосом человека, которого постоянно мучает неистощимая злоба.
— Не сомневаюсь, это ваших рук дело, мой бесценный советник, то, что женщина исчезла из дворца.
— Она замужняя дама, которая пришла с молитвой к Господу просить об исцелении ее больного ребенка. Ее отец и супруг — оба каменщики, мой король. Зачем оскорблять людей, которые строят и восстанавливают стены вашего города?
— Я отпустил бы ее, не причинив никакого вреда!
Заметив, что на Хью нет шлема, король тоже сбросил свой, прежде чем сделать первый выпад. Хью был к этому готов. Он был не так широк в плечах, как мужчины, которые большую часть своей жизни проводят в доспехах, но у него была хорошая подготовка. А почему нет? Аббаты и священники часто вели за собой армии на войну. Такие люди всегда должны быть готовы, прервав молитву, откликнуться на призыв короля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});