– Он мог опоздать…
– Видимо, другого выхода не было.
Все это выглядело бы достаточно правдоподобно, если бы не неверная, по мнению Ливьен, оценка Сейны побуждений Дент-Байана.
– Они – фанаты веры, – обратилась она к Сейне. – Неужели ты думаешь, что он переступил через все ради тебя?..
– Не знаю. Я ничего не понимаю сама.
Тем временем махаон, закончив свое воздействие на думателя, выпрямился и сел, скрестив, как всегда, руки.
– Сейчас я все узнаю, – бросила Сейна и склонилась над Лабастьером.
Минут десять над поляной висела тягостная тишина. Ливьен внимательно разглядывала своих спутников. Рамбай, поигрывая пружинным карабином, то и дело бросал осторожные взгляды на махаона. Тот сидел, уставившись в одну точку, иногда вдруг закрывая глаза, и тогда – чуть заметно шевелил губами. Он опять «говорил» с Лабастьером. Сейна то и дело отстранялась от своего чада и напряженно морщила лоб, видно, приводя в систему получаемую информацию. Затем наклонялась снова.
Тряхнув головой, она объявила:
– Я все поняла. Он и впрямь не лгал мне. Когда захватывают думателя, его мать стараются заполучить тоже, чтобы вместе с ним отправить ее в «цитадель». Но было кое-что, о чем он не знал. Весь этот отряд, кроме него самого, состоял из братьев и сестер – детей одной матери. Такие семейные отряды у махаонов – норма. Но в семье не было телепата, потому взяли и его. А матерью всех этих воинов была…
– Дипт-Дейен, – догадалась Ливьен сама.
– Да. И они поклялись не оставить в живых ни одного маака из нашего отряда. Это была семейная клятва, и Дент-Байан ничего не знал о ней.
Все вставало на свои места, и чем дольше говорила Сейна, тем яснее становилась картина происшедшего.
…Когда они с Дент-Байаном вошли в лагерь махаонов, Сейна демонстративно держала руки так, чтобы часовому было ясно видно, что у нее нет оружия. По тревоге их окружили остатки отряда.
– Конечно же, ты жив, презренный бессрочник, – констатировал старший сын Дипт-Дейен – Райа. (Точнее – «Дент-Райа». Приставки «Дипт» и «Дент» указывают на пол носителя фамилии и на то, что самец или самка находятся в браке.) – О да, конечно же, ты жив! Погибают славные воины славных семей, а не такое отребье… Ни один из нас не принял бы жизнь в дар от маака, ни один не позволил бы пленить себя… – Он помолчал, усмехаясь и переводя тяжелый взгляд с Байана на Сейну. – Кто эта зловонная предательница веры, которую ты привел с собой?
– Ее зовут Сейна. Она – мать думателя, и она пошла со мной по своей воле.
– А где же сам несчастный, которого изуродовала ЭТА? – ткнул Райа Сейну в грудь.
– Мы спрятали его.
– Это хорошо, – кивнул Райа. – Тогда тебя убивать не будем. Мы убьем только ЭТУ…
– Я обещал ей, что дети Хелоу оставят ее с думателем.
– Ты достоин смерти, презренный бессрочник, лишь за то, что посмел обещать от нашего имени. – Райа кивнул своим сородичам и распорядился: – Предательницу веры отдайте второму созданию Хелоу.
Сейну поволокли к дианее, а Райа, шагнув к Дент-Байану, вырвал ружье из его побелевших от напряжения рук.
… – Почему «бессрочник»? И почему махаоны так презрительно к нему относятся?
– Полностью я не разобралась… Ведь они с Лабастьером общаются не словами… Но он мне передал именно «бессрочник», или «самец без потомства и без срока жизни», и это – оскорбительное прозвище. Единственное, что я поняла – откуда и зачем они берутся. На специальное обучение и последующую службу каждая семья махаонов отдает своего седьмого сына…
– Самки махаон так плодовиты?
– Не забывай: у них – многоженство. Имеется в виду седьмой сын одного отца. Да и таких – не много.
– И что же это за «служба»?
– Я не могу сформулировать точно. Это и служба, и обучение… Они становятся телепатами. Они не знают своей семьи, за что и презираемы остальными. Они не имеют права воевать, заниматься производительным трудом, даже быть простыми ремесленниками. Некоторые готовят смену, но большинство – приставлены к думателям. Их основная функция – связь, передача информации. Все они находятся на достаточно солидном правительственном обеспечении. «Бессрочник» – это презрительное просторечное прозвище. Еще, объясняя их положение, Лабастьер выразился так: «привилегированные изгои». Их мировоззрение отличается от мировоззрения обычного махаона. Их интеллект выше, они не столь ревностны в вере…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Привилегированные изгои» – повторила Ливьен про себя. Институт «бессрочников» у махаон имел ту же природу, что и институт думателей у маака. И те, и другие без собственного на то согласия лишаются прав рядового члена общества в угоду неких высших целей… Ничего не будет удивительного, если выяснится, что и «бессрочниками» становятся не без медицинского вмешательства…
Она подняла руку, прервав Сейну, и сменила тему на более актуальную:
– Теперь мы вместе идем к Пещере?
– Да.
– И он? – Ливьен кивнула на Дент-Байана.
– Да, он полетит с нами. После того, что он сделал, ему нет пути назад.
– Но откуда кто-то может узнать о происшедшем?
Сейна пожала плечами:
– Я не знаю… И что-то еще беспокоит его, я не поняла – что. Подожди… – Сейна припала к надлобью Лабастьера. Поднявшись, сказала:
– Оказывается, у него дома остался кто-то, кто находится с ним в постоянной телепатической связи. Он не может прервать эту связь. Он говорит, что именно поэтому нам следует поспешить: за нами обязательно будет погоня. Земля махаон далеко, но мы перешли кордон, который доселе считался непреодолимым. Это обязательно вызовет переполох. И еще, он просит предать тела своих соплеменников огню.
14
– Почему ты твердишь, что Охотник жив?
Почему ты не бросишь ждать?
– Верить сердцу, лишь сердцу, сомнения забыв,
Учит нас Первобабочка-мать:
«Я не ведала, кем я хотела быть,
Потому и сумела СТАТЬ».
«Книга стабильности» махаон, том II, песнь IV; мнемотека верхнего яруса.
Тела махаонов сложили в яму и запалили в ней термитные бомбы (вот, оказывается, зачем прихватил их Дент-Байан). Пепел засыпали землей. Речей не говорили.
После натирания какими-то собранными Рамбаем корешками, кожа Сейны окончательно пришла в порядок. И тогда она, наконец, оделась – в коричнево-зеленый костюм с красным крестом на колене. Форму сняли с одного из убитых. Щепетильность пришлось отбросить: запасного обмундирования маака не было. К тому же, при ее нынешних отношениях с Дент-Байаном, в этом была и определенная логика.
Сразу после процедуры захоронения, снялись с места и двинулись по маршруту.
…Неделя промчалась без приключений.
Былые отношения с Сейной не восстанавливались. Да Ливьен и не стремилась к этому. Трудно забыть предательство, даже если ты и нашел ему объяснение. К тому же, при всей своей широте взглядов, Ливьен не могла думать без гадливости о том, что Сейна живет с махаоном. Как когда-то ее товарки не могли простить ей замужество с дикарем (пусть и маака), так и ее саму теперь передергивало от отвращения при одной только мысли о близости Сейны с Дент-Байаном. А когда она вспоминала, что кто-то наблюдает за ними его глазами… что он как бы носит, не снимая, активированный Знак… она и вовсе не могла понять привязанность Сейны. Ну о каких «интимных» отношениях можно в этом случае говорить?
Но как бы то ни было, ситуация стабилизировалась, и это уже само по себе было достаточно хорошо. Теперь перед сном Рамбай не связывал махаона, но ночи они коротали в разных дуплах, разбившись на пары (Лабастьер при этом, конечно же, оставался с Сейной и Дент-Байаном). На всякий случай Рамбай не сообщал Сейне точного положения их с Ливьен очередного места ночлега.
Они быстро продвигались вперед.
Однажды им пришлось пересечь огромную поляну, одно воспоминание о которой с тех пор заставляло Ливьен содрогнуться. Это было кладбище кузнечиков. Похоже, они собирались сюда в предчувствии смерти со всего континента. На каждой травинке, на самом ее кончике, вытянувшись в предсмертной судороге, словно давая душе направление к звездам, чуть колыхался на ветру высохший трупик. Он, шелестя, падал к ногам путников и рассыпался на мелкие чешуйки, стоило лишь коснуться стебля. Сколько тысяч лет этому кладбищу? Ноги путников по щиколотку увязали в буро-зеленой пыли.