Но махаон медлил. Почему-то он не убивал их. Если бы он хотел их просто убить, он бы сделал это еще до того, как они заметили его… Он сумел подкрасться к ним и завладеть оружием, и чутье Рамбая впервые дало осечку… Похоже, это достойный противник.
Выдержав основательную паузу, как бы дав Ливьен и Рамбаю в полной мере осознать всю безнадежность их положения и всю свою власть над ними, махаон медленно опустил оружие, а затем бросил его на землю, отступил на два шага и сложил руки на груди…
Этот жест мог означать только одно: что махаон желает мира, оружие же взял лишь затем, чтобы его не убили еще до того, как он успеет продемонстрировать свои дружеские намерения. Он рисковал. Он невозмутимо наблюдал за тем, как Рамбай и Ливьен, опасливо поглядывая на него, приблизились к своему оружию и подняли его.
Выждав, пока они вновь отступят назад, махаон шагнул к распростертой на земле Сейне и опустился перед ней на колени, так, что они коснулись ее головы.
Все-таки это действительно был Дент-Байан! Теперь Ливьен была просто уверена в этом.
Он протянул руки и положил свои ладони Сейне на виски. Затем закрыл глаза и застыл – неподвижно, как каменное изваяние. Он явно пытался помочь ей – каким-то своим, особенным способом. Что-то эта картина напоминала Ливьен… Да! Он обращается с Сейной так, как сама она – с Лабастьером… Так же, как оператор после транспортировки думателя, Дент-Байан, просидев так несколько минут, казалось, на глазах состарился на несколько лет, часть своей жизненной энергии отдав Сейне.
…Махаон отпрянул. Сейна открыла глаза. Упершись одной рукой в землю, она чуть приподнялась…
– Где я? – недоуменно спросила она, оглядываясь по сторонам. Махаон был теперь позади нее, и она увидела лишь Рамбая и Ливьен. Затем перевела взгляд на собственные обнаженные ноги и живот. Безуспешно пытаясь свободной рукой прикрыть грудь, она продолжала:
– Где моя одежда?
Ливьен подняла с земли и подала ей блузу. Сейна, согнув ноги, попробовала встать на колени, но, не удержавшись, неловко упала на бок и глухо застонала от боли.
– Подожди! – кинулась к ней Ливьен. – Я помогу!
– Убирайся! – не глядя на нее, сквозь слезы выкрикнула Сейна. – Я вспомнила! Я все вспомнила! Ты… Ты… – и она захлебнулась в истерических рыданиях.
– Успокойся, оденься, – Ливьен хотела погладить Сейну по голове, но та отмахнулась, больно ударив ее по руке.
– Оставь меня! Почему ты не даёшь мне спокойно умереть?! Кто просил спасать меня? Я ненавижу тебя! Будь ты проклята! – Ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий, а скрюченные пальцы в бессильной злобе скребли землю…
Истерика прекратилась так же внезапно, как и началась. Сейна молча села, взяла из рук Ливьен блузу, чтобы одеть ее, но лишь болезненно поморщилась: от прикосновения материи ожоги заныли еще сильнее.
Пошатываясь, она поднялась во весь рост и, морщась от боли, обмотала блузу вокруг бедер. Потом повернулась и, тут только увидев Дент-Байана, застыла, как статуя. Затем глухо промолвила:
– А этот предатель здесь откуда?
Тот смотрел на нее, не отводя взгляда.
– Я не знаю, откуда он, и не знаю, почему он предатель, – еле сдерживая раздражение, ответила Ливьен. – Я вообще ничего не знаю!
– А где остальные? – Сейна кивнула на Дент-Байана и стало ясно, что под «остальными» она подразумевает именно махаонов.
– НЕ ЗНА-Ю, – слегка повысив голос, с расстановкой повторила Ливьен. – Может быть, сначала ТЫ объяснишь мне, как ты здесь оказалась, почему…?
Сейна перебила ее:
– Там никого нет? – и вновь кивнула головой, на этот раз – в сторону лагеря.
– Нет.
Сейна всмотрелась в лицо Дент-Байана.
– Неужели… – начала она сама с собой, но, осекшись, обернулась к Ливьен: – Мы должны найти Лабастьера, тогда я смогу все тебе объяснить.
– Хорошо. Пусть так, – смирив гнев, согласилась Ливьен. – Но сможешь ли ты лететь?
Сейна расправила крылья и, сначала мелко дрогнув ими, сделала несколько взмахов.
– Вполне.
Возле дерева, в дупле которого был спрятан думатель, лежали мертвые махаоны. Шесть окровавленных, обезображенных трупа. Зрелище это вновь вызвало у Ливьен легкий приступ дурноты. Она начала смутно догадываться о том, что здесь произошло, однако выстроить точную логическую цепь пока не могла. Во всяком случае, то, что в живых остался лишь Дент-Байан, наводило на мысль, что он-то их всех и убил. И похоже, защищая Лабастьера. Полный абсурд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хотя этот махаон постоянно ставит ее в тупик. Перед тем, как полететь сюда, он заставил Рамбая вернуться с ним в опустошенный лагерь и прихватить с собой две термитные мины. Зачем?
Вчетвером они вынесли думателя из дупла и, отлетев подальше от места недавнего побоища, опустили его на землю. Сейна попыталась было войти с ним в контакт, но ее отстранил Дент-Байан и сам склонился над ним. Сейна благодарно улыбнулась ему и в изнеможении легла рядом. Разорванная пополам по шву блуза теперь служила ей не только набедренной повязкой, но и кое-как прикрывала полную грудь. Ливьен присела возле нее.
– Теперь ты расскажешь?
– О чем? Ты ведь уже обо всем догадалась…
– Ты хочешь сказать, что сбежала с ним добровольно?
– Да. Никогда ни один маака так не относился к Лабастьеру! Он его любит, понимаешь? И я люблю… их обоих.
Ливьен передернуло. Любить махаона!.. Любить мокрицу или двухвостку…
– У вас не может быть детей, – высказала она наиболее практический довод, доказывающий противоестественность такого союза.
– А я и не собираюсь их заводить.
Ливьен не нашлась, что возразить, потому спросила о другом:
– Ты хотела, чтобы махаоны убили нас?
– А ты хотела убить Лабастьера, – парировала та.
Конечно же, она не собиралась этого делать. Но она сказала… Сейна – мать. И она по-матерински серьезно и болезненно отнеслась к этой глупой угрозе… «Впредь буду умнее и осторожнее в словах», – подумала Ливьен, а вслух спросила:
– И куда бы вы отправились?
– Он рассказал мне, что религия запрещает махаонам создавать думателей. Но современная технология без них не может. Потому трофейные думатели – величайшая для них ценность. Их стараются захватывать вместе с операторами; хотя у махаонов и есть такие телепаты, как Дент-Байан – значительно более сильные, чем наши, но думатель трудится эффективнее, когда рядом с ним – мать.
– Они заботились бы о тебе… Ты продала нас врагу в обмен на личное благополучие…
– Нет. На жизнь Лабастьера. Хотя мне абсолютно все равно, что ты думаешь обо мне… Ты первая предала нас.
И вновь Ливьен почувствовала, что права Сейна. Эта нелепая угроза убить Лабастьера… Да, во всем происшедшем виновата только она сама…
– И что же случилось потом? – продолжила она расспросы.
– Мы спрятали Лабастьера, а сами направились в лагерь за подмогой для его транспортировки. Дент-Байан обещал, что ни мне, ни Лабастьеру ничего не угрожает. Нас вместе переправят в «цитадель мудрости»…
– Что это такое?
– Пока не знаю. Наверное, что-то вроде Совета… Не знаю. Лабастьер нашел его доводы убедительными, хотя сам хочет двигаться дальше к Пещере. Он ведь хочет знать все. Я не могла его послушаться. Я хочу, чтобы он жил… Но когда мы появились у периметра их лагеря, часовые объявили тревогу. Вот эти, – она мотнула головой сторону, где лежали трупы, – собрались вокруг нас, потом перекинулись с Дент-Байаном парой слов, тут же схватили меня, сорвали одежду и потащили. – Голос Сейны задрожал, она вновь переживала испытанные недавно страх и унижение. – Я думала, это он предал меня, – показала она глазами на Дент-Байана. – Мне стало немного легче, когда я увидела, что они волокут меня к дианее. Они не собирались насиловать или пытать меня, они просто хотели убить.
– Ты и сейчас думаешь, он предал тебя?
– Нет. Теперь мне кажется, он и сам не ожидал такого оборота. Но он видел, что спорить бесполезно и не сопротивлялся. Он повел их к Лабастьеру. А в дупле мы оставили оружие. И он воспользовался им, войдя туда первым. А потом вернулся, чтобы спасти меня.