— Позже. Гангрена, пошёл вон.
Она искоса посмотрела на Ганта через плечо Грешана, чёрные глаза сверкают наполовину в насмешке, наполовину в вызове.
— Ах, пускай паренёк понаблюдает… пока не захочет присоединиться и стать мужчиной.
Затем всё остановилось.
В дверном проёме стояла Кинци. Матрона Норф была крошечной, опрятной старушкой с короной туго заплётённых седых волос, которые, будучи распущенными, подметали бы пол, но всё, что каждый из них действительно видел в этот застывший момент, были её глаза, твёрдые, яркие и холодные, как отполированное серебро.
— Оставь нас, — сказал она своему старшему внуку. — Живо.
Грешан вытаращился на неё, издал придушенный звук и, спотыкаясь, бросился прочь из комнаты.
Норф и Рандир встали друг напротив друга.
— Так-так. Ты собиралась привязать наследника Верховного Лорда, если бы смогла.
— А вы думаете, это за пределами моих возможностей, Матрона?
— Я думаю, ты веришь, что это такая мелочь.
Теперь они плавно скользили друг вокруг друга, высокая, элегантная девушка и маленькая старушка. Позабытый мальчик отступил в угол, так далеко, как только мог. Ему казалось, что комната раскачивается то так, то эдак, что её скручивает в узел столкновение их воль; но здесь не возникало сомнений, кто был сильнее.
Кинци протянула вперёд свою маленькую руку. — Дай мне это.
Всё это время Ранет сжимала в руках вышивку с тонким узелковым узором. Теперь она инстинктивно попыталась спрятать её у себя за спиной, но рука Кинци всё ещё тянулась вперёд. Сделав неохотный шаг, она притянула младшую женщину к себе и отобрала у неё ткань.
— Если я расскажу Верховному Лорду, что говорят эти узелки… — вызывающе начала Ранет.
— В самом деле, и предашь само сердце Женского Мира? То, что Адирайна написала любовными узелками этого старого письма предназначено только мне одной.
— Если я расскажу…
— Тебя навсегда лишат утешения товарищества-сестриц[77] — если, конечно, тебя ещё кто-нибудь, когда-нибудь захочет. Точно так же, я изгоняю тебя из Женских Залов. Никогда не возвращайся назад. И оставь в покое моего внука. Он, может, и глупец, но он не для такой, как ты, да и ты хочешь его только из-за его происхождения. Я чую твои амбиции, девчонка, воняющие как похоть шлюхи.
Рандир выпрямилась, дрожа от гнева.
— Ты думаешь, что Норфы будут править Кенциратом вечно, — выплюнула она, — вы, кого уже осталось так мало? И кто же придёт на ваше место, когда ваша ох-такая-чистая кровь окончательно истощится? Долгими ночами, ты думаешь об этом, старуха? Тебе стоит подумать. Грядут перемены. Я их предвижу. Я их часть.
— Не сегодня. Не пока я жива. Уходи, змеесердечная. Живо.
И Ранет ушла, из комнаты, из покоев Норф, из Готрегора.
Кинци опустилась на кровать и уронила голову на дрожащие руки. Она внезапно стала казаться меньше и более уязвимой, чем когда-либо прежде видел её мальчик. Это его напугало.
Она подняла глаза. — Ох, дитя. Тебе не следовало это видеть. Забудь.
Его глаза стали пустыми и он закачался на месте, как будто спал стоя. Он, без сомнений, и в самом деле забыл.
Её пристальный взор переместился на наблюдателя, который стоял в его тени. — Возможно, это было неправильно с моей стороны. Я никогда не сталкивала его лицом с тем, что он есть, и не знала, что его брат сделал с ним в детстве, пока не стало слишком поздно, вред был уже нанесён, а он вырос и оказался вне пределов досягаемости. Я наделала так много ошибок. Мы все наделали. А теперь ты живешь с их последствиями.
Леди…
Говорить с прошлым, в котором она не существовала, было так же тяжело, как видеть сон внутри сна. Для неё самой её голос звучал подобно слабому подвыванию зимнего ветра под дверью.
Ранет. Ведьма. Я вижу, как началась ваша ссора, но почему она закончилась таким образом, такой резнёй?
Казалось, Кинци собиралась ответить, но затем её взгляд заострился, как и её голос. — Дитя, у тебя компания. Проснись.
— Ч-ч-чт…?
Джейм вывалилась из сна полностью дезориентированной. Где она… и почему кто-то дёргает её за куртку, пытаясь добраться до горла? Она с трудом высвободила руку из объятий Куртки Лордана и остановила опускающийся нож, поймав незваного гостя за запястье. С другой стороны его горящего отблесками огня лезвия она встретила неистовый взгляд юной кендар.
— Нарса, что во имя Порога…
— Я говорила тебе: Тиммон мой.
Кадет Ардет изо всех сил налегла на сталь, пока остриё ножа не коснулось впадины на её горле, но затем Джейм очухалась и сбросила девушку прочь. Они обе скатились с приподнятого очага и вскочили на ноги, причём Джейм с удивлением обнаружила, что, как и во сне, она была голой. И безоружной. И взбешённой.
— Чёрт побери, я наконец-то почти получила некоторые ответы, и тут пришла ты и всё испортила, со своей глупой ревностью! Ох. — Пол, казалось, качнулся; нет, это были её собственные, нетвёрдые ноги. Квадратная бутылка нанесла ответный удар.
Прекрасно, подумала она. Я собираюсь драться за свою жизнь наполовину пьяной.
— Я говорила тебе…
— А я говорю тебе: он не мой. — Джейм села на очаг, отдав дань необходимости. — Бери его, если сможешь ухватить, со всеми моими благословениями, или найди кого-нибудь получше.
— Т-ты его околдовала! — Перед Ардет покачивался нож, но её глаза наполнились такими слезами, что она вряд ли смогла бы нанести точный удар. Её худое лицо уже покрылось пятнами и опухло от слёз. — Он не может говорить ни о ком другом, кроме тебя, особенно этим вечером. Джеймс то, Джеймс сё, снова, и снова, и снова…
— Это ты положила Эдди ко мне в постель, — внезапно осенило Джейм. — Тогда, ты мне даже помогла, но тебе следует прекратить подкрадываться ко мне, пока я сплю. Кто-нибудь может пострадать.
— Ведьма! — Нарса метнула в неё нож, промахнулась и убежала, рыдая.
Пока Джейм вылавливала клинок из пепла умирающего огня, из теней, зевая, неторопливой походкой вышел Жур.
— Ты такой замечательный страж, — сказала она ему.
Как она собирается увидеть нужный сон со всеми этими помехами? Кстати говоря, как можно отличить правду ото лжи в подобных делах? Этот последний сон ощущался таким болезненно реальным. Как и Грешан, и Ранет, и — здесь она сделала паузу — этот бедный мальчик, который однажды стал её отцом. Но она ни разу не уловила ни малейшего намёка на её брата, Тори.
Джейм вздохнула. Болезненный или нет, это был не тот сон, который она преследовала. Она должна попробовать снова.
Чтобы ни было в зелёной бутылке, оно, похоже, помогало, даже если делало пробуждение более кошмарным, чем сам сон. Она подобрала её, чувствуя по весу, что она всё ещё наполовину полная, с твёрдым осадком на дне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});