Читать интересную книгу За кулисами Мюнхенского сговора. Кто привел войну в СССР? - Арсен Мартиросян

Самое интересное состоит в том, что в указанный момент Даладье уже знал о заговоре советских военных и готовящемся военном перевороте и потому вместе с французским Генштабом отчаянно противился даже тени намека на попытку инициировать переговоры между Генштабами СССР и Франции. Кстати, знал он не только от французской разведки. Как еще убедимся, именно в декабре 1936 г. президент Чехословакии Бенеш проинформировал об этом сына премьер-министра Франции Леона Блюма, а тот — отца, который соответственно проинформировал Даладье как военного министра, коль скоро речь шла о заговоре военных в государстве, с которым у Франции был заключен договор о взаимопомощи в отражении агрессии. И этот же Даладье 17 декабря 1936 г. на заседании Комиссии по военным делам сената Франции как военный министр высказал слишком уж многозначительное замечание. Приняв участие в обсуждении вопроса о новой военной доктрине стран, в том числе и о роли нового тогда рода войск — танковых, будущий мюнхенский подельник Н. Чемберлена и Гитлера заявил следующее: «…Никто никогда не видел, как действуют в боевых условиях пресловутые германские бронированные дивизии… Я допускаю, что этот вид оружия создан для ведения подвижной войны в равнинной местности. Возможно, при этом имелись в виду Украина, Польша, Чехословакия…» Комментарии, надо полагать, излишни.

2.2. Что касается роли Советского Союза в испанских событиях на их начальном этапе и главным образом очевидного для Запада двойственного положения, в котором оказалось высшее советское руководство из-за этих событий, то речь вот о чем.

В течение августа 1936 г. «выяснилось, что положение республиканского правительства действительно катастрофическое. Испания нуждалась буквально во всем: в продуктах питания, нефти, медикаментах, товарах широкого потребления. Армии, если ее еще можно было называть армией, требовались оружие, боеприпасы, самолеты, танки, даже летчики и танкисты. Поэтому в самом начале сентября перед советским руководством встала острейшая необходимость принять очень сложное, но крайне нужное решение, не терпящее ни малейшего отлагательства. Следует ли отказаться от невмешательства и срочно оказывать помощь республиканцам всем тем, в чем они испытывали нужду, или же остаться, как Франция и Великобритания, на принципах декларации 23 августа (о невмешательстве в испанские события. — А. М.).

Сущность дилеммы, вернее — задачи, казалось, не имевшей решения, заключалась в следующем. Придерживаться взятых ранее обязательств однозначно означало предать народный фронт в самую трудную для того минуту и обречь его на неминуемое и близкое поражение. Тем самым заодно дискредитировать ту самую идею народного фронта, выработать и отстоять которую как принципиально новую стратегию Коминтерна ВКП(б) и СССР стоило группе Сталина немалых усилий. Отстранившись от республиканского правительства Испании, узкое руководство лишь подтвердило бы правоту своих оппонентов — тех, кто решительно выступал против создания «внеклассовых» народных фронтов, настойчиво утверждал с конца 1934 г., что лишь пролетарская революция сможет остановить наступление фашизма, предотвратить новую мировую войну. Следовательно, оставшись на позиции невмешательства, Сталину, Молотову, Литвинову пришлось бы очень скоро открыто признать: ошибались они, а их идеологические противники — Троцкий, Зиновьев, Каменев — оказались правы. После вполне предсказуемого поражения испанских республиканцев группе Сталина пришлось бы признать и то, что именно она, несмотря на критику, выработала и провела в жизнь в корне неверный, даже преступный курс: и во внешней политике — борьбу за создание народных фронтов, заключение союзных договоров с Францией и Чехословакией, и во внутренней — прежде всего разработку проекта новой конституции. Предавая Испанскую республику, группа Сталина совершила бы политическое самоубийство. Но то же для нее означало и поступать, следуя примеру Италии, Германии, Португалии. В таком случае узкому руководству пришлось бы открыто вернуться на позиции пролетарского интернационализма, революционной солидарности, признать, опять же перед всем миром и собственной оппозицией, что прежняя политика Кремля фактически была обманом, всего лишь тактическим маневром, призванным ввести в заблуждение «доверчивые» демократические страны. И официально дезавуировать все прежние заявления… Любое из двух возможных решений не предвещало ничего хорошего и грозило неизбежной — пусть далеко не сразу — полной сменой руководства. Разумеется, узкого. И все же либо Сталину одному, либо вместе с кем-либо (может быть, с проводящим вместе с ним отпуск Ждановым) удалось найти единственно приемлемое в данном случае решение… при котором оказывалась возможной помощь республиканской Испании и одновременно сохранение властных полномочий узкого руководства. Мало того, найденное решение позволяло продолжить дальнейшую борьбу за политические реформы»[458]. 29 сентября 1936 г. было принято сверхсекретное решение Политбюро ЦК ВКП(б) — об оказании всесторонней помощи Испанской республике через третьи страны, в том числе и о реэкспорте через третьи страны оружия, боеприпасов и боевой техники без советской маркировки, а также о направлении в Испанию добровольцев[459].

Беда заключалась в том, что об этом решении достаточно быстро узнала британская разведка. Как уже указывалось выше, в секретариате члена Политбюро А. И. Микояна действовал ценный агент британской разведки, который, к слову сказать, передавал в основном информацию мобилизационного характера. Не говоря уже о том, что и по каналам белоэмигрантских разведок информация также «уплыла» за границу. Хуже того. По сию пору многие из так называемых демократических историков без устали ёрничают по поводу того, что бывшему начальнику знаменитого на Лубянке Спецотдела Глебу Бокию при аресте в 1937 г. предъявили необоснованное обвинение, в том числе и о выдаче британской разведке секретных кодов НКВД и ГШ РККА. Однако ёрничать надо над самими этими бандерлогами тупого, зоологического антисталинизма. Потому как в анналах истории мирового радиоэлектронного шпионажа сохранился смертельный для их идиотских сказок факт: начиная с 1937 г. британская разведка не без удовольствия читала едва ли не всю шифропереписку между Москвой и республиканским правительством Испании. Получить же доступ к шифропереписке такого уровня можно было, только предварительно заполучив агентурным путем шифры, которыми обслуживалась переписка центрального руководства. Прямой доступ к этим шифрам имел только Бокий — именно в его руках находилась вся эта система. И именно ему, Бокию, подчеркиваю, было предъявлено обвинение в выдаче секретных кодов НКВД и ГШ РККА британскому разведчику Ярдли. Так что свою пулю он получил вполне заслуженно. И нечего тут ёрничать.

Для Великобритании настал своего рода Момент Истины. Любой из вариантов решения советским руководством упомянутой выше дилеммы автоматически означал реализацию на практике тех негативных прогнозов, которые и так родились у британских аналитиков. Хуже того. Появился еще и третий вариант этих негативных прогнозов, поскольку в Лондоне были хорошо осведомлены о действиях антисталинский оппозиции. В представлении Лондона это был наихудший сценарий развития событий. Если внутренняя антисталинская оппозиция, прежде всего ее военное крыло в лице заговора Тухачевского и К°, осуществила бы в такой ситуации военный переворот и захватила бы власть в СССР, то, учитывая, что вся оппозиция действовала под идейным руководством и по директивам Троцкого, сторонники которого с невероятным «революционным энтузиазмом» стали бузить и в Испании, то получился бы одновременный захват власти троцкистами и в СССР, и в Испании[460]. Соответственно оценки западных экспертов свидетельствовали, что такой сценарий развития событий грозит еще большими негативными геополитическими последствиями для Запада, прежде всего для Великобритании. Проще говоря, в таком случае угроза подобных негативных последствий возросла бы на порядки. В итоге выходило, что и по этим соображениям завалить заговор Тухачевского представлялось для Лондона делом первоочередной важности.

3. Роль своеобразного хлыста, сильно подстегнувшего принятие окончательного принципиального решения о необходимости срочного заваливания заговора Тухачевского, сыграли некоторые события и в целом ситуация на Дальнем Востоке, прежде всего на японском азимуте.

Особое значение в этой связи приобрел подписанный 25 ноября 1936 г. между Германией и Японией Антикоминтерновский пакт. Официальной целью этого пакта объявлялось сотрудничество в борьбе против Коминтерна. Пакт состоял из трех статей, «Протокола подписания» и секретного приложения. Стороны обязывались информировать друг друга о деятельности Коминтерна, вести борьбу против него и приглашали третьи государства «принять оборонительные меры в духе этого соглашения или присоединиться к настоящему пакту». «Протокол подписания», в свою очередь, обязывал стороны принимать суровые меры… против тех, кто внутри или вне страны прямо или косвенно действует в пользу Коммунистического Интернационала. Казалось бы, все однозначно — соглашение направлено против Коминтерна, под чьим именем все однозначно должны понимать СССР. В целом оно так и было понято в мире, в том числе и в СССР. Во всяком случае, внешне все мировые силы демонстрировали именно такое понимание. Тем более что все знали о конкретной антисоветской направленности секретного приложения.