— Обо мне не волнуйтесь, — хмыкнул Сапер. — Я-то спринтер, пробежка в сто ярдов — моя специальность. Позаботиться стоит о Николасе и Ройан в этой их грязной кроличьей норе.
— Я сейчас пойду к ним, но сначала собираюсь подготовить пути отступления. Николас припрятал в монастыре надувные плоты. Если в бою нас отрежет друг от друга, то мы встретимся у плотов в случае чего.
— Хорошо, Мек… — начал было Сапер, но трое его собеседников обернулись в сторону тропы. На берегу среди рабочих тоже началось новое волнение. — Что там происходит?
— Это один из моих патрулей, — прищурился Ниммур. — Видно, есть новости.
Он умолк, как только понял, что Сапер не понимает его. Но тут выражение лица партизана изменилось — Мек заметил маленькую стройную фигурку, которую несли на самодельных носилках его патрульные.
Тессэ заметила, что он бежит ей навстречу, и с трудом приподнялась. Патрульные поставили носилки на землю, Ниммур опустился на колени рядом с женщиной и обнял ее. Некоторое время они молчали, сжимая друг друга в объятиях. Потом Мек нежно взял ее лицо в чашу ладоней и внимательно изучил обожженные вздувшиеся черты. В некоторые ожоги проникла инфекция, глаза казались щелками меж распухших красных век.
— Кто сделал с тобой это? — мягко спросил он. Тессэ невнятно забормотала губами, покрытыми струпьями:
— Они меня заставили…
— Нет! Не пытайся говорить.
Он остановил ее, увидев, что нижняя губа Тессэ треснула от движения и по подбородку покатилась блестящая, алая, как рубин, капля крови.
— Я должна сказать тебе, — настаивала она хриплым шепотом. — Они заставили меня рассказать все. Численность твоих людей. И что вы с Николасом здесь делаете. Все. Прости меня, Мек. Я тебя предала.
— Кто они? Кто это сделал?
— Ного и тот американец, Хелм, — выговорила Тессэ, и хотя объятия Мека были нежны как отцовские, глаза его стали страшными.
Нижнее помещение наконец очистилось от газа. Костер Хансита горел ярко и ровно посреди пола, поднимающийся горячий воздух уносил ядовитые пары и рассеивал их по верхним ярусам лабиринта. Там они смешивались с чистым, богатым кислородом воздухом и теряли токсичность. К тому времени Ройан полностью оправилась от отравления газом, но ее самонадеянность поколебалась. Поэтому она позволила Николасу идти первым по ступенькам, поднимавшимся от дальней стороны комнаты.
— Отличная газовая ловушка, — подчеркнул Харпер, пока они осторожно продвигались вверх. — Нет ни малейшего сомнения — Таита прекрасно знал, что делает, когда строил этот участок туннеля.
— Наверняка он полагал, что любой, кто посмеет вторгнуться сюда, либо попадется в его дьявольские ловушки, либо заблудится в лабиринте. Ну или в конце концов сдастся на этом этапе, — подытожила Ройан.
— Ты что, пытаешься меня убедить, что это последний бастион Таиты и больше для нас капканов не заготовлено? — усмехнулся Николас.
— Да нет… Скорее я себя пытаюсь убедить. И пока без особого успеха. Я больше ему ни капельки не доверяю. Ожидаю самого худшего. Каждый миг может обрушиться потолок, или пол разверзнется и мы провалимся в огненную пропасть, или еще что-нибудь похуже случится.
Спуск вниз состоял из сорока ступеней, а лестница, по которой они теперь шли, оказалась зеркальным отражением предыдущей. Она поднималась под тем же самым углом, ступени оказались такой же ширины и высоты. Когда головы археологов поднялись над сороковой ступенькой, Николас направил луч фонаря в просторную горизонтальную галерею, раскрывшуюся перед ними. Оба были поражены внезапным богатством красок и форм, ярких и прекрасных, как поле цветов, распустившихся в пустыне после дождя. Стены и потолок аркады покрывали росписи, потрясая роскошью и великолепием исполнения.
— Таита! — вскричала Ройан, и голос ее сорвался от восхищения. — Это его фрески. Я ни с чем их не перепутаю, другого такого художника нет. Я всегда узнаю его работу.
Они стояли на верхней ступеньке и пораженно озирались. По сравнению со здешними росписями фрески длинной галереи казались бледными и бездарными — жалкой подделкой, коей они и являлись. А это была работа великого мастера, вечного гения, чье искусство зачаровывало и приводило в восторг ныне так же, как и четыре тысячи лет назад.
Николас и Ройан двинулись вперед — медленно, почти что против воли. По обеим сторонам аркады располагались небольшие помещения вроде ларьков на восточном базаре. Вход в каждую нишу охраняли высокие колонны до потолка. Каждая колонна была сделана в виде статуи бога. Божества словно держали над собой высокий сводчатый потолок. Когда археологи поравнялись с первыми помещениями-нишами, Николас остановился и стиснул руку Ройан.
— Сокровищницы фараона, — прошептал он. Полукруглые комнаты от пола до свода были заполнены удивительными и прекрасными вещами.
— Здесь хранится его мебель, — так же благоговейно произнесла Ройан, узнавая кресла, стулья, кровати и тахты. Она вошла в ближайшую комнату и прикоснулась к царскому трону. Подлокотники мастер выполнил в форме переплетенных змей из бронзы и лазурита. Ножки у трона были львиные, с золотыми когтями. Поверхность украшали сцены охоты, высокую спинку венчали золотые крылья.
За троном громоздилось множество прочей мебели. Они рассмотрели тахту, чьи бока представляли собой изысканное кружево из эбенового дерева и слоновой кости. Там находилось еще несколько дюжин других предметов, в том числе и разобранных на части, так что невозможно было догадаться об их предназначении. Блестели драгоценные металлы и цветные камни — в таком великолепии и разнообразии, что их не охватывал взгляд. Обе ниши по сторонам аркады заполняли сокровища. Ройан покачала головой в восхищении, и Николас повел ее дальше. Стены между боковыми комнатами украшали расписанные панели, иллюстрирующие «Книгу мертвых». Фрески изображали путь фараона через различные опасности и испытания, мимо демонов и чудовищ, подстерегающих усопшего по дороге.
— Вот они, фрески, которых не хватало в лжегробнице, в длинной галерее, — сказала Ройан. — Ты только посмотри на лицо фараона. Сразу видно, что это подлинное изображение. Перед нами совершенные царские портреты.
Фреска напротив изображала бога Осириса, который вел фараона за руку, защищая его от чудищ, теснившихся по сторонам пути и желающих пожрать путника. Лицо правителя Таита прописал очень подробно — таким он, должно быть, и был при жизни: человеком на вид добрым и мягким, не без оттенка слабости.
— И фигуры, — согласился Николас, — ты видишь, они не статично замершие деревянные куклы, всегда шагающие с правой ноги. Они — настоящие мужчины и женщины, анатомически правильные. Художник понимал, что такое перспектива, и изучал человеческое тело.