вечера. Пока баня истопится, пока все помоемся, пока обсохнем, пока назад… В общем, я просидела дома около десяти часов одна, без еды и без света — выключатели высоко были и очень тугие, их надо нажимать сильно, чтобы включились, и я с табуретки всё равно до них не доставала. Совсем под вечер, где-то за час до прихода родителей, у меня психоз начался, я просто в двери начала биться и кричать. Все соседи собрались на той стороне двери. Со мной разговаривали, а двери только с ключом открывались, даже не открыть, чтобы выйти. Я из-за этого, оказывается, так долго темноты боялась, пока это не поборола.
— А что родители? Когда пришли?
— Не помню, я так ревела и истерила, что даже ничего сказать не смогла, кажется. Отец с бабушкой вообще не разговаривал, а у мамы с ней тоже были непонятные отношения.
— А ты в какой-то момент и вовсе подавила это воспоминание, — кивнул Грим.
— Да… Но, наверное, самое страшное, — Кира сглотнула и попыталась абстрагироваться от того, что вспомнила, чтобы хотя бы рассказать об этом Гриму. — Перед тем, как она внезапно заболела, а потом умерла, бабушка отвела меня в стомат-поликлинику. Я чётко помню, что я уже там была, с мамой, и мне что-то там смотрели, полечили, и всё прошло хорошо, но нужно было пойти во второй раз. И бабушка, возможно, снова меня «украла» или проявила инициативу. В общем, привела меня к незнакомым врачам для взрослых и меня там чуть ли не трое врачей держали и рот открывали. А я сопротивлялась такой «медицине», — Кира выдохнула, стараясь не дрожать. Когда она «нырнула», то воспоминания, которые она увидела, были и как бы со стороны, и одновременно «внутри» ситуации. Но даже просто «облачить переживания в словесную форму» было полезно. — В общем, я победила в этом неравном бою и меня, всю зарёванную, оставили в покое, — сыронизировала Кира. — Но бабушка была просто в ярости. Как она сказала, я посмела её опозорить. Стомат-поликлиника у нас недалеко от дома, она меня буквально волоком тащила, а когда мы дошли до квартиры, она начала меня избивать. Я убегала от неё по всему коридору до кухни, и она меня била и пинала ногами, а на кухне я пыталась забиться под стол и она ударила меня табуреткой по спине.
Кира вздрогнула, когда внезапно Грим её обнял.
— Полагаю, тебе было страшно…
— Нет, — Кира подняла лицо, чтобы слёзы, навернувшиеся в глазах, не пролились. — Я тогда боролась за свою жизнь… И именно тогда я… я очень-очень-очень сильно разозлилась и смертельно прокляла её. Я боялась, что просто умру, забитой на той кухне. Я видела сама себя… Это было что-то… что-то страшное. Кажется, я всю негативную ману собрала, которая там витала, и отправила бабушке. А бабушка на этом выдохлась, а потом заболела, несколько месяцев лежала, у нас болела, я к ней ни разу не пришла, а потом она уехала к другому сыну, который жил в Ленинграде и якобы её больше любил, и умерла там через неделю. Там и похоронена, вдали от всей родни, дедушки. А я всё забыла, но постоянно чувствую в себе эту черноту… Иногда наступала такая беспричинная злость, что мне казалось, что из меня вот такая же чернота льётся. Может, поэтому это асфальтовое болото, а не пещера, как у тебя. Я поэтому когда-то парапсихологией занялась, медитациями, потому что не могла это контролировать. Я боялась, что буду всем вредить. Из-за таких сил и возможностей.
— Некоторые таким «силам» бы только обрадовались.
— За всё нужно платить, — покачала головой Кира. — Я не хочу и никогда не хотела с такими вещами связываться. Один раз связалась, и вот какое тут болото вони и грязи, а если всё время пользоваться… Я боюсь представить, что из себя представляла бабушка. Так что всё это только до поры до времени. В общем, подборка воспоминаний там… одно другого травматичней. И ты не представляешь, какая паника на меня накатывает в стоматках… Звуки бормашин и так на неприятных частотах, но стоит сесть в кресло, появляется бессознательный даже не страх, а ужас. И вроде и не перед болью, сейчас всё обезболивают, а непонятно с чего. Сидишь, вся мокрая как мышь, и не знаешь, что это и откуда. Ну вот теперь я знаю. Каждый раз кажется, что переборола себя, настроилась, даже всё вылечила, но снова идёшь в больницу и физически плохо.
— Да, есть с чем работать, — согласился Грим. — Кажется, ты просто взяла и открыла все первопричины своих страхов, а на тренингах обычно люди имеют дела только с проблемой вроде «боюсь врачей» или «боюсь темноты», а причин не знают.
— Да, а они просто в таких вот воспоминаниях, — согласилась Кира. — Значит, оставлю это на тренинги НЛП, чтобы со всем разобраться и помочь себе.
— Как вовремя они подвернулась, — подмигнул Грим, и Кира засмеялась. Да, формирование реальности порой происходило, даже если она не прилагала слишком серьёзные ментальные усилия. Словно она капелька, которая свободно скользила по паутинке, чутко реагируя на её движение.
Она вышла обратно и уткнулась носом в шею Кирилла, который продолжал спать с ней. Только теперь не в одежде. От Кирилла как всегда приятно и успокаивающе пахло, и Кира заснула.
Глава 23
Униженные и оскорбленные
Восьмое марта очень удачно выпало на пятницу, так что Кира решила поехать к родителям и о билетах позаботилась заранее.
В четверг в группе их с «международным женским днём» поздравили парни, только всё равно «не угодили» девчонкам.
— У нас для вас есть подарки, — радостно сообщил Домнин после последней практики, когда осталась только их группа. — Но мы решили, что будет как в Новый год: пусть каждая из вас выйдет и стишок расскажет, песенку споёт или сказку расскажет за свой приз.
— Мы что вам, клоуны какие-то, песенки вам петь, развлекать? — процедила Катя Лузгина. — Я вот не собираюсь тут позориться.
— Да ладно, — попыталась сбить сгустившееся напряжение Кира. — «Муха села на варенье, вот и всё стихотворенье»! Давайте мне подарок!
Домнин отдал ей коробку конфет-ассорти, перевязанную бантиком.
— Вот видите, ничего сложного, — улыбнулась Кира девчонкам, но Катя уже закусила удила и, скривившись, вышла из кабинета. За ней