Читать интересную книгу Угроза вторжения - Олег Маркеев

Печоре

Немедленно задействовать вариант прикрытия «Смерч». Для эвакуации Олафа приказываю использовать любые средства. Вверенную вам группу вывести на рубеж атаки, разрешаю огневой контакт.

Норд * * *

Словно смерч обрушился на разбуженный среди ночи поселок. Через десять минут после приказа Норда жизнь в нем превратилась в дурной сон.

По просеке из соседнего леса, светя прожекторами и надсадно ревя моторами, вырвались пять БТРов. Сидевший на броне десант дружно рассыпался по поселку, оглашая окрестности резкими командами и витиеватым армейским матом. Через две минуты первые солдаты вышли к горящей даче.

Спецназ, натасканный на любую неожиданность, без команды залег в круговую оборону. Услышав клацанье затворов, солдаты дали пару коротких очередей по дому. БТРы, выплевывая гарь, рванули на звук выстрелов.

Военному, как настоящему мужчине, главное только дать намек, потом удержу не будет. Позвонивший дежурному по части высокий чин из Генштаба намекнул, что особо стесняться с разгулявшимися в поселке бандитами не стоит: только что отстроенные генеральские дачи стоят дороже, чем жизни этих ублюдков.

Командир комендантской роты, поднятой по тревоге, и не собирался ни с кем церемониться. А его еще не проснувшиеся бойцы вообще мало что соображали: разрешили так разрешили. Пулеметчик, до этого стрелявший только один раз, радостно до отказа вжал гашетку, и громыхающий, как отбойный молоток, крупнокалиберный пулемет передового БТРа вогнал тяжелые пули в верхний этаж дачи. Только чудом никого не зацепило срикошетившими пулями и брызнувшими в разные стороны осколками кирпичей.

Пули, выпущенные спецназовцами, зацокали по броне БТРов, — по людям прицельно и на поражение пока решили не бить. Комендантская рота ответила беспорядочными очередями.

Старший группы заорал на весь поселок, стараясь перекричать набирающий обороты бой:

— Прекратить огонь!!! Здесь работает Служба Безопасности Президента. Командир — ко мне! Остальным — прекратить огонь!!! — Добавив семиэтажный мат, он кувырком ушел в сторону, интуиция не подвела: кто-то положил очередь как раз в только что оставленное им место. Но после двух-трех разрозненных выстрелов пальба стихла.

Объяснение старшего группы спецназа с комроты произошло на нейтральной территории — у протараненных БТРом ворот. Слов, кроме матерных, было мало, но шума вышло достаточно. Объясниться толком не давали рвущиеся в рукопашную подчиненные, их то и дело приходилось отгонять пинками от пролома. Комроты с армейской тупостью требовал сдать оружие и выходить по одному, старший угрожал вырезать всю часть боевитого старлея. Переговоры прервала группа солдат, по собственной инициативе подобравшаяся к даче с тыла. Надежно укрывшись за деревьями, они стали поливать дачу длинными очередями. Унимать их пришлось в два голоса — старлею и старшему спецназа.

В этой неразберихе на связь вышел «Витязь — пять» — командир группы, блокировавшей въезд в поселок со стороны Одинцова. И там пришлось стрелять. Неизвестные личности бандитского вида на пяти иномарках, оказалось, имели свои интересы в поселке. Но их помповые ружья ничего не стоили против автоматов и СВД спецназа. Уцелевших быстро уложили носом в землю. Оказалось, некий подмосковный авторитет получил звонок, что конкурирующая братва вот-вот до конца дожжет его дачу.

С одинцовского поста ГАИ, где на всякий случай оставили наблюдателя, сообщили, что по Можайскому шоссе в поселок следуют сразу две съемочные группы телевизионщиков. Остальные, надо понимать, подтянутся позднее.

Старший спецназа обвел помутневшим взором орущий на разные голоса поселок, чадящую дачу, где опять занялся огонь, БТРы, блокировавшие дорогу, снующих людей с автоматами — и сдернул с ремня рацию.

Дежурному по Центру ничего объяснять не пришлось, волна скандала уже докатилась до него, высокопоставленные персоны, населявшие дачи, уже успели поставить на ноги пол-Москвы. До подъема по тревоге дивизии Дзержинского не хватило лишь пары звонков.

Старший с облегчением выслушал приказ: «Рви когти! Бросай все на „пиджаков“, пусть сами расхлебывают!» — и, сорвав маску, вытер вспотевшее лицо.

С Беловым, засевшим где-то в доме, он даже не попрощался. Зато успел отыскать боевитого старлея, отвести за БТР и нокаутировать резким ударом в печень.

Случайности исключены

Белов машинально перелистнул несколько страниц в пластиковой прозрачной папке. Взял первое, что попалось в руки; Понял: если не заставит себя хоть что-нибудь делать, свалится в обморок от подступившей дурноты, как студентик-практикант на первом выезде на «мокруху».

Веки жгло от выступивших слез, едкий газ еще не успел выветриться. Строчки плясали в глазах, в голове была вязкая пустота. Азарт прошел, не хотелось ничего. Абсолютно ничего. Хоть ложись — и умирай. Белов зябко поежился. В доме не осталось ли одного целого окна, и промозглый ветер свободно гулял по комнатам.

Тошнота подкатила к самому горлу. Он рванул воротник рубашки и тяжело, надсадно закашлялся.

В библиотеку протиснулся Барышников. Крякнул, увидев Кротова и Журавлева в креслах. У обоих уже всю грудь залила липкая красная жижа.

— Не хе-хе себе. — Барышников покачал головой.

— Что надо? — поднял мутный взгляд Белов. — Только сострадателей мне тут не хватало! Не видишь, опоздали!

— Ну, бумажки кое-какие соберем, «пальчики»… Может, и накопаем что-нибудь. — Барышников по-хозяйски осмотрел комнатку, примериваясь к предстоящему обыску.

— А их?! — Белов кивнул на два тела в креслах.

— И трупы к делу приобщим. Труп, как говорят американцы, — свидетель номер один!

— Это Кирилл Журавлев.

— Тот самый?

Белов кивнул.

Барышников пожевал нижнюю губу, чуть наклонил голову, вглядываясь в лицо Журавлева.

— Ты соберись, Игорь, — сказал он тихо. — Начальство на связь тебя высвистало.

— Уже доложили, суки! — Белов шлепнул папкой о стол.

— Как положено. Свет не без добрых людей. Только не наше это начальство. Велели переключиться на закрытый канал СБП и немедленно выйти на связь. Такие дела. — Он со значением посмотрел на Белова. — Не тяни, Игорь. Чему быть, сам знаешь…

— Где рация?

— На крыльце. На перилах оставил. Там связь лучше. — Барышников быстро оглянулся, в гостиной под ногами оперов скрипели разбитые доски. Уже начиналась адова работа, именуемая сухим термином «неотложные следственные действия». — Связь лучше. И ушей меньше.

* * *

Закрытая радиочастота Центра связи СБП РФ

— Белов на связи!

— Почему до сих пор нет доклада?

— С кем я говорю?

— С тем, кто дал тебе «волкодавов». Догадался?

— Да. К докладу пока не готов, еще не разобрался в обстановке.

— Основное я уже знаю. Позволь первым поздравить тебя с успехом.

— Не понял?

— Тобой ликвидирована особо опасная группа. Пресечено преступление в финансовой сфере. Это главное.

— Я ничего не понял!

— Еще раз повторяю — поздравляю с успехом. Победителей у нас не судят. А будут желающие, я в обиду не дам. Заканчивай там побыстрее. Через два часа жду у себя с полным отчетом по операции.

— У Вас?! Повторите, я не понял.

— Да, у меня. Вопрос согласован. Все, конец связи.

* * *

Белов сидел на крыльце, привалившись плечом к перилам, и невидящими глазами смотрел на царящий вокруг дурдом.

Отчаянно завывала пожарная машина, пытаясь пробиться между БТРами, заблокировавшими подъезд к даче. Между их остромордыми телами мелькали перепуганные дачники, а возбужденные телевизионщики ослепляли всех прожекторами на телекамерах. Разноголосицу возмущенных голосов пробивали истошные крики очнувшегося старлея. Он по собственной инициативе решил «взять объект под охрану» и теперь скликал разбредшихся по поселку бойцов.

«Вот, значит, как! Куратор, Салин… Ловко они меня „в темную“ разыграли. Все учли, все заранее рассчитали. Даже нашу дружбу с Кирюхой и то, что я его заложили все! А Подседерцев зря хорохорится, гусь лапчатый. „Победителей не судят“! Если не с самого начала с ними в одной команде был, то теперь ему обратной дороги нет. После сегодняшней бойни он у них на крючке, хорошо и надолго. Уж кто-кто, а Куратор и его очкастый дружок умеют на крючок наживку пожирнее насаживать, а потом дураков за губу подвешивать. Уж я-то знаю… Суки, какие же они все суки! Всю жизнь твоей задницей чужих ежей давят, Белов, всю жизнь… Господи, за что мне такое! Настя, Кирюха… Не отмолюсь же! — Белов прижался щекой к холодному дереву перил. Закрыл глаза, и из-под век тут же потоком хлынули слезы. Вытирать не стал. Темно, стесняться некого. — Умереть бы. Взять и помереть. Потому что как дальше жить — не знаю».