сдаваясь напору синего марева, но молодой мужчина решается не спешить, и прижимается носом к девичьему аккуратному носику, ловя дымок наслаждения в этих невинных жестах. Обоим по вкусу эта игра…
— Здорово, что ты у меня есть! Лизк, это здо…ро…во… — отрываясь от нежных покрасневших губ, произносит Кос, и начинает неспешно и мягко перебирать золотистые пряди жены, шелковистые и приятные на ощупь. — Обними своего Космоса!
— Конечно, здорово! Есть на кого пар спустить, а потом погладить, как кошку, и она тебя не цапнет, — и Лизе легче, когда Космос так близко. Есть люди, как лекарства. У неё есть Кос, и это по-прежнему окрыляет, потому что является абсолютной и необъяснимой любовью. — Ладно, иди сюда, а то если скажу, что мне что-то не так, то всё, пора валить, а тебя и так сегодня не послушали.
— Что это за фокусы? — не заметить меланхолии жены Космос не мог, и во всём винил её учёбу, которая излишнего фанатизма не заслуживала. — С этого места колись…
— По тебе и Вите плачет прокуратура! Таких бы глухарей откопали… — Лизе остается лишь нервно гоготать. День такой — её в чем-то подозревают, как шпионку. — А Софокла больше слушать не буду, сами бы к парапету тащились. Тем более с утра она нажаловалась на свою головную боль по имени Витя.
— Ебанные паразиты, — глаза бы его этого родственника не видели, — но я-то за тебя думаю. Я тебе муж, не левый окурок с окраины…
— Меня надо любить, большего не прошу, — все тело затекло от позы эмбриона, в которую они с Космосом так удачно сгруппировались, но расщепляться нет никакого желания, — с этим спорить не станешь, солнце?
— Задолбался, домой хочу! Буду любить тебя, как скажешь, закачаемся…
— Кос, ну… О чем ещё ты можешь думать, когда мы вместе оказываемся?
— Я для этого женился. Жди вечера, любимая, и не хорохорься, — Кос захватывает искусанные розовые губы Лизы одним движением, и прислоняет женскую фигуру к груди как можно ближе, а её сердце бьётся неспокойно, будто загнанное. Если он чему-то и верил в этой жизни, то, скорее, этому гулкому звуку. — Не-не, фиг, не дождёмся опять…
— Дай продохнуть… — оторвавшись, восклицает светловолосая, продолжая также влюбленно смотреть в синие зрачки Космоса, — знаешь, что я помешанная, и пользуешься этим!
— Главный сумасшедший тут я, мне в кайф эта мания…
— Греки говорили, что любовь-мания — это недолговечное наказание…
— Штамп в паспорте сказал, что пидора твои греки!
— Люблю тебя! Не отвечай, знаю, что будешь со мной спорить на этот счёт…
— Можно я ещё разок скажу, что ты у меня самая потрясная!
— Не ври…
— Без дураков!
— Хорошо, поверила!
— У тебя просто выбора нет…
* * *
Тома проводила вечер под скучное вещание телевизора, невольно проваливаясь в сон, когда его звуки на мгновения стихали. Передача «Добрый вечер, Москва», несмотря на сменяющиеся картинки, не могла скрасить её положения, а Фил задерживался, не предупредив заранее. После съёмок он не заехал домой, но днём Тамара была слишком занята — трели телефона она могла бы просто не услышать.
Звонок от Оли Суриковой, которая не знала, куда делся Белов, не пришедший на примерку в ателье, довершил догадку, что муж пропадает где-то вместе с друзьями. Посоветовав скрипачке думать о марше Мендельсона, Тома понадеялась, что все разговоры на сегодня завершились. Но можно ли быть уверенной в этом, если первое место в записной книжке занимает фамилия Голикова?
Отвечая на бурный поток речи Софки, Филатова не теряется. После очередного нелестного разговора с матерью, Софе невмоготу оставаться дома. А Тамаре будет с кем скоротать время под чашку чая, хоть Софка и будет говорить о своей жизни не в мирном русле. Долго, с активной жестикуляцией и эффектными паузами, как прирожденная актриса. Жалко, что талант прозябает в стенах юридического института. Но у всех свой жребий…
— Думала, Том, что он сам признается. Утро было, но не спалось, — и если кто-то женится, заводит крепкие семьи и живет припеваючи, то такая удача не улыбалась Софе рядом с Пчёлой, — и решила поговорить, что он там в своей «Метле» потерял, и с кем, и он ли это был вообще! Но Витя же у нас птица свободного полета, ты что!
— И ты убежала, как сайгак? — жалобы Софки, её переживания и подозрения имели под собой плотную почву. Филатовой сложно подбирать нужные слова, и поэтому она просто дает подруге возможность выговориться. — Ой, Софа! С плеча рубишь…
— Догонять не стал, мы гордые, и дел у нас по горло, — мрачно заключает Софа, — а домой пришла, мать в истерику, давай на меня орать! Что все гублю, институт к херам давно пошел, и что Милославского… Мать его, поменяла на рожу бандитскую, вот что она мне кинула! Отец по мне все понял, сказал — помиримся, остынем. Тут Лизка звонит, квелая, как тухлая малина, договорились, что в институт не пойдем… Ну… Я ей все выложила, и слово за слово!
— Погоди, ты и с Лизой поссорилась? — и этого Тома никогда не поймет, потому что Софа и Лиза прекрасно ладили, и понимали друг друга без лишних объяснений. И тут… — Ты что? Не сходите с ума, девочки!
— Эта Холмогорова от мужа нахваталась, уши прикрыла, — Лиза никогда не скрывала от Софки, что Пчёла — не ревностный борец за институты семьи и брака. — Надоели, говорит, предупреждали! Пришлось в институт свалить, а вернулась под бурление говн! Сбежала, когда на чай снова приехали Милославские с выводком-переростком. Смотрит на меня, пытается допросить о чём-то, а я не могу… Смотрю на него, а вижу Пчёлкина! Два придурка… на мою голову!
— И что теперь, Софкин? — Томка и сама была в стане предупреждающих. Два года назад, когда Голикова влюбилась по уши в брата Лизы, будущая жена Фила остерегала подругу от скольких поворотов. Но грабли всегда манили Софу своим начищенным блеском.
— Фиг бы его знал, Томка, но ладно бы «Метла», я бы перетерпела.
— Софа… — Тома заранее знает, в какое русло подруга сворачивает, — не унижайся!
— Дьяволята играют на скрипке без заминок, — и скрытый факт новой симпатии Пчёлы, о которой никто не говорил вслух, злил его девушку больше всего, — и в курсах я, что не права, но ненавижу её! Не… на… ви… жу…
— Только недавно вы с Олькой прекрасно ладили…
— Она и сейчас так думает, а что я скажу? Олька, прикинь, а в тебя мой бабник влюбился! Не видит она ничего, а мне на свадьбу эту идти тошно! Добра не будет!
— Не спеши судить, где добро,