Тощему, сморщенному Аубрему Пенсенору, чью лысину окружала лишь жиденькая седая бахрома, в пору было нянчить правнуков, и тем не менее спину он держал прямо, а его взгляд сохранил ясность. Он был среди первых прибывших в Кэймлин – он привел с собой примерно сотню людей и первым сообщил о том, что на город надвигается Аримилла Марне вместе с поддерживающими ее Ниан и Эленией. Старик сразу же пустился в воспоминания о том, как выступал на стороне матери Илэйн во время прошлого Наследования, пока Бергитте не обмолвилась о том, что их ждет Леди Дайлин.
– О, в таком случае не смею вас задерживать, миледи, – сердечно откликнулся старый лорд. – Мое почтение Леди Дайлин. Она была так занята все это время, что я не успел перемолвиться с ней и парой словечек с момента моего прибытия в Кэймлин. Засвидетельствуйте ей мое почтение, если изволите. – Дом Пенсенор с незапамятных времен был союзником Таравин, Дома Дайлин.
– Не Отрекшиеся, – согласилась Бергитте, как только Аубрем отошел на достаточное расстояние и не мог ничего слышать. – Однако как это происходит – только первый вопрос. Случится ли такое снова? Если да, то будут ли перемены столь же незначительны? Или ты можешь проснуться в комнате без окон и дверей? Что будет, если уснуть в комнате, которая исчезнет? Если может пропасть коридор, то же самое может произойти и с комнатой. И что, если это касается не только Дворца? Нужно выяснить, ведут ли еще улицы туда, куда вели раньше. Что, если в следующий раз исчезнет часть городской стены?
– У тебя слишком мрачные мысли, – уныло проговорила Илэйн. Даже при том, что внутри нее текла Сила, от всех этих «если» в животе становилось нехорошо.
Бергитте потеребила четыре золотых узелка на плече своего красного мундира с белым воротом:
– От такого еще не то в голову придет.
Странно, но теперь, когда Страж поделилась с ней своими тревогами, эмоции в узах улеглись. Илэйн только надеялась, что Бергитте не думает, что у нее на все есть ответы. Нет, это невозможно. Бергитте слишком хорошо ее знает.
– А тебя, Дени, это пугает? – поинтересовалась Илэйн. – Признаюсь, мне от этого не по себе.
– Не более чем необходимо, миледи, – ответила крепкая женщина, не переставая тщательно осматривать коридор перед собой. В то время как остальные телохранительницы шли, положив руки на рукояти мечей, ее рука покоилась на длинной дубинке. Ее голос звучал спокойно и буднично. – Как-то раз один здоровый грузчик по имени Элдрин Хакли чуть не сломал мне шею. Обычно он совсем не буйный, но в ту ночь напился до беспамятства. Я никак не могла ударить под нужным углом, моя дубинка будто отскакивала от его черепа, не причиняя вреда. Тогда я испугалась куда больше, потому что знала, что вот-вот умру. Может быть. Так вот, просыпаясь утром, ты понимаешь, что, может быть, умрешь именно сегодня.
Каждое утро, просыпаясь, ты знаешь, что можешь умереть. Что ж, бывают взгляды на жизнь и похуже, решила Илэйн. Тем не менее она поежилась. По крайней мере, пока ее малыши не родятся, она в безопасности. В отличие от всех остальных.
Двое опытных Гвардейцев несли караул у широких дверей Зала Карт, украшенных барельефами львов. Один из них был низким и даже костлявым, а другой – настолько широким, что даже при обычном росте казался приземистым. Внешне ничто не отличало их от остальных воинов Гвардии, но данный пост доверяли только самым опытным фехтовальщикам. Тот, что пониже, кивнул Дени, но тут же поспешно вытянулся в струнку под неодобрительным взглядом Бергитте. Дени застенчиво ему улыбалась – Дени! застенчиво! – пока пара телохранительниц выполняла привычный осмотр помещения. Бергитте было открыла рот, однако Илэйн положила руку ей на запястье. Страж взглянула на нее и покачала головой – ее толстая золотая коса качнулась в такт.
– Это неправильно, если они при исполнении, Илэйн. Они должны думать о службе, а не строить друг другу глазки. – Она не повышала голос, однако на круглых щеках Дени появился румянец. Телохранительница перестала улыбаться и вновь принялась наблюдать за коридором. Так, конечно, лучше, но все же жалко бедняжек. Должна же быть в жизни хоть капелька удовольствия!
Зал Карт был вторым по величине бальным залом во Дворце, очень просторным, с четырьмя каминами из красного мрамора, в которых горел неяркий огонь, скрытый от глаз резными каминными экранами. Сводчатый потолок был кое-где позолочен, его поддерживали редкие колонны, на два спана отстоящие от белых мраморных стен, не прикрытых гобеленами. В зале стояло множество напольных светильников с зеркалами, которые давали достаточно света, как если бы здесь были окна. Большую часть покрытого плитами пола занимала подробная мозаичная карта Кэймлина, собранная больше тысячи лет назад после окончания строительства Нового Города, однако еще до появления Нижнего Кэймлина. Задолго до Андора, задолго до Артура Ястребиное Крыло. С тех пор ее несколько раз перекладывали – плиты бледнели или стирались, – поэтому все улицы были изображены удивительно точно – по крайней мере, в том виде, в каком они пребывали до сегодняшнего дня; во имя Света, пусть такими и остаются, – и несмотря на то что за все это время сменилось много зданий, даже самые маленькие переулки, изображенные на огромной карте, соответствовали действительности.
Как бы то ни было, в обозримом будущем балы здесь устраивать не планировалось. На длинных столах между колоннами лежали кипы карт, некоторые настолько большие, что свешивались с краев. Стеллажи, тянущиеся вдоль стен, были забиты маловажными отчетами, которые не было нужды хранить под замком или запоминать и сразу же сжигать. В дальнем конце зала стоял широкий письменный стол Бергитте, почти полностью заставленный корзинами, большинство из которых были доверху наполнены бумагами. Будучи Капитан-Генералом, она располагала собственным кабинетом, однако как только она обнаружила Зал Карт, решила, что карта на полу слишком хороша, чтобы пренебрегать ею.
Небольшой деревянный диск, выкрашенный в красный цвет, отмечал ту точку на городской стене, где только что был отражен штурм. Проходя мимо, Бергитте подняла его и бросила в круглую корзинку на столе, полную таких же дисков. Илэйн покачала головой. Корзинка, конечно, маленькая, но если одновременно будет происходить столько штурмов, что понадобятся все диски…
– Миледи Бергитте, вот отчет о доступном нам фураже, как вы просили, – сообщила седая женщина, протягивая листок, исписанный аккуратными строчками. На лифе ее опрятного коричневого платья был вышит некрупный Белый Лев. Пятеро других писарей продолжали работу, скрипя перьями. Этим людям мастер Норри доверял больше всех, а госпожа Харфор лично отобрала полдюжины курьеров, которые стояли вдоль стены, одетые в красно-белые ливреи, – действительно проворные юнцы, еще совсем мальчишки. Один из них начал было кланяться, а потом вдруг остановился и покраснел. Бергитте решила вопрос, касавшийся формальностей этикета, очень просто. Как по отношению к себе, так и по отношению к остальной знати. Работа – прежде всего. И все те, кому это не по душе, пусть держатся подальше от Зала Карт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});