Узнав о том, что Клем вернулся в “Семью”, обитавшую на ранчо Спана, я связался с офицером, наблюдавшим за исполнением Клемом условий освобождения, и попросил подать рапорт о нарушении этих условий. Поводов было более чем достаточно. Условное освобождение подразумевало, что Клем поселится в доме родителей; найдет себе работу и будет выполнять ее; не будет принимать наркотики или приобретать их; не будет встречаться с известными властям наркоманами. Тем не менее в нескольких случаях его видели (и даже запечатлели на фото) с ножом и пистолетом в руках.
Офицер-надзиратель воздержался от действий. Позднее он признается в ДПЛА, что попросту боялся Клема.
Хотя Брюс Дэвис “лег на дно”, большинство других участников “Семьи”, ее былого ядра, искать не приходилось. Где-то с десяток-полтора человек, включая Клема и Мэри, постоянно шатались по коридорам Дворца юстиции и сидели на ступеньках у входа, откуда бросали холодные, осуждающие взгляды на прибывавших в суд свидетелей обвинения.
Проблему их присутствия в зале суда (заботившую нас с того момента, как при Сэнди был найден нож) решил Аарон. Вероятные свидетели не могут присутствовать при даче показаний другими свидетелями, так что Аарон просто внес имена всех известных нам членов “Семьи” в список свидетелей обвинения — действие, вызвавшее настоящий фурор протестов у защиты, но позволившее всем нам вздохнуть чуточку свободнее.
24–26 июля 1970 года
СЕГОДНЯ СУД ПО ДЕЛУ ОБ УБИЙСТВЕ ШАРОН ТЕЙТ
ПРОВОДИТ ПЕРВОЕ ЗАСЕДАНИЕ
ОБВИНЕНИЕ НАМЕРЕНО ПРЕДСТАВИТЬ "НЕОБЫЧНЫЙ МОТИВ”
В КАЧЕСТВЕ ПЕРВОГО СВИДЕТЕЛЯ МОЖЕТ ВЫСТУПИТЬ ОТЕЦ ШАРОН
Многие из желавших получить место в суде и увидеть Мэнсона хоть краем глаза ожидали этой возможности с шести часов утра. Когда Чарли ввели в зал суда, некоторые в голос ахнули: на его лице красовался кровавый крест — “X”. Прошедшей ночью Чарли, раздобыв острый предмет, вырезал на своем лбу этот знак.
Объяснение не заставило себя ждать. Собравшиеся снаружи последователи Мэнсона раздавали отпечатанное на машинке заявление, подписанное его именем:
“Я Х-ключил себя из вашего мира… Вы создали монстра. Я не принадлежу вам, я явился не из вашей среды и не разделяю вашего неправого отношения к вещам, животным и людям, которых вы даже не стараетесь понять… Я отрекаюсь от всего, что вы делаете и делали в прошлом… Вы сделали из Господа забаву и уничтожили весь мир во имя Иисуса Христа… Моя вера в себя сильнее всех ваших армий, правительств, газовых камер и всего, что вы можете захотеть сделать со мной. Я знаю, что содеял. Этот ваш суд — лишь людские игры. Да будет Любовь мне судьей… ”
Судья: “Народ против Чарльза Мэнсона, Сьюзен Аткинс, Патриции Кренвинкль и Лесли Ван Хоутен. Присутствуют все стороны, их адвокаты и присяжные… Желает ли Народ произнести вступительное слово?”
Буглиози: “Да, Ваша несть”.
Я начал вступительное слово Народа — в нем обвинение представляет улики, которые намерено использовать на суде, — собрав воедино предъявленные обвинения, поименовав подсудимых и (после описания случившегося в ночь на 9 августа 1969 года в доме 10050 по Сиэло-драйв и следующей ночью — в доме 3301 по Вейверли-драйв) назвав жертвы.
“Вопросы, которые вы, дамы и господа, вероятно, зададите себе в определенный момент этого суда и на которые, как мы ожидаем, вам ответят собранные нами улики, гласят: “Что за дьявольское сознание надо иметь, чтобы замыслить эти семь убийств? Кто может захотеть жестокой смерти семерых людей?"
Как мы ожидаем, улики, представленные на этом суде, ответят на этот вопрос и покажут, что упомянутое дьявольское сознание принадлежит подсудимому Чарльзу Мэнсону. Тому самому, кто, как покажут улики, временами выказывал безграничное смирение, называя себя Иисусом Христом.
Улики, которые будут приведены в ходе этого суда, покажут подсудимого Мэнсона праздношатающимся бродягой, разочаровавшимся исполнителем песен собственного сочинения, псевдофилософом — но прежде всего прочего улики подведут вас к выводу, что Чарльз Мэнсон — не кто иной, как убийца, хитроумно скрывавший свою личину под ставшей общим стереотипом маской миролюбивого хиппи…
Улики покажут, что Чарльз Мэнсон страдает манией величия, и неутолимая жажда власти сплелась в нем в один клубок с ярко выраженной одержимостью насильственной смертью”.
Улики покажут, продолжал я, что Мэнсон был непререкаемым лидером и повелителем кочевой группы бродяг, назвавших себя “Семьей”. Кратко проследив историю и образование группы, я заметил: “Мы предвидим, что мистер Мэнсон заявит в свою защиту, будто у “Семьи” вообще не было никакого лидера и что он сам никогда и никому не приказывал делать что бы то ни было, не говоря уже о совершении ради него этих убийств”.
Канарек: “Ваша честь, он произносит наше вступительное слово!"
Судья: “Отклонено. Можете продолжать, мистер Буглиози”.
Буглиози: “Таким образом, мы намерены представить на суде улики, которые покажут, что Чарльз Мэнсон фактически был диктатором “Семьи”; что каждый, попавший в “Семью”, одновременно попадал к нему в рабство; что члены “Семьи” беспрекословно выполняли все его приказы и распоряжения; что семь убийств Тейт — Лабианка были совершены ими по его указанию.
Доказательства полной власти мистера Мэнсона над “Семьей” будут приведены в качестве улик, косвенно подтверждающих, что именно он стоял за убийствами, совершенными в те две ночи”.
Основным свидетелем обвинения, объявил я присяжным, будет Линда Касабьян. Затем я вкратце описал общую суть ее показаний, перемежая ее рассказ собранными нами физическими доказательствами, которые мы надеялись привести: револьвер, веревка, одежда, бывшая на убийцах в ночь гибели Шарон Тейт, и и т. д.
Теперь мы подошли к вопросу, который после убийств задавал себе каждый: “Зачем?”
Обвинение не обязано предъявить имевшийся у преступников мотив и доказать его, заявил я присяжным. Нам не нужно давать даже и намека на мотив, не нужно представлять улики, говорящие о его существовании. Впрочем, когда у обвинения появляются такие улики, мы непременно представляем их в суде — поскольку наличие мотива для совершения убийства у конкретного лица косвенно подтверждает, что убийство совершено именно этим человеком. “В этом зале мы представим свидетельства о мотивах Чарльза Мэнсона, приказавшего убить семерых человек”.
Если Мэнсон и защита в целом ожидали услышать слово “кража”, они ждали напрасно. Вместо этого на них обрушились собственные верования Мэнсона.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});