Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, подожди-подожди! — пыхтит Шломо, стягивая шляпу. — Тогда получается, что этот злой земной мир сотворил не Бог, а сатана?! Но почему тогда вообще Бог позволил сатане на что-либо влиять во вселенной?!
— Я думаю, что точнее всего говорить о том, что сатана украл этот мир у Бога.
— Нет, что значит «украл»?! — раздувает щеки Шломо. — Что значит «украл»?! Мир — это же не бриллиантовое колье, которое можно спрятать в кармане!
Я говорю:
— Мне кажется, что ближе всего — метафора ворованной палёной компьютерной программы. Мир — это сворованная сатаной у Бога, нелицензионная, поломанная сатаной, изувеченная сатаной компьютерная программа, в которой всё еще остаются некоторые проблески Божьего добра и Божьего Гения — но в основном программа испорчена сатаной, вся насквозь заражена сатанинскими вирусами и перепрограммирована сатаной до неузнаваемости. Подлинник — бессмертен, вечен и нетленен, а ворованная копия, подделка — смертна, подвержена разложению и тлению и извращена. И самая большая из клевет сатаны — это попытка внушить людям, что ворованная изломанная извращенная копия — это и есть оригинал — и заставить людей действовать по извращенным законам этой ворованной копии. Вот представь себе, — говорю, — что сатана как бы своровал мир у Бога из божественной компьютерной лаборатории, где все существовало в идеальном мире, в идеальном, Божьем измерении!
— Нет уж, позволь! — кричит Шломо, опять затормозив, развернувшись — и апеллируя, вытянутой шляпой, почему-то к куполу опять Сэйнт Пола. — Нет уж, позволь! Бог же, как написано в начале Торы, то есть и в начале вашего Ветхого Завета тоже, — сотворив мир, увидел и сказал, что «это хорошо»! То есть Бог сказал про этот мир, что это хорошо?!
Я говорю (несколько более эмоционально, чем мне хотелось бы!):
— Шломо, ты только сейчас сам стонал и констатировал, что мир ужасен. Если такую очевидную вещь понимаешь даже ты, со всеми своими человеческими грехами — то какое ты имеешь право считать Бога монстром, который этого очевидного факта может не понимать?! Ну надо же хоть немножко иметь совесть и хоть немножко уважать Бога! Я, видишь ли, исхожу из простого алгоритма: мой Бог не может быть хуже меня. Если даже я, грешная и убогая, понимаю, что убийства — в том числе и убийства животных, пожирания одних другими, похоть, смерть и разложение — это плохо — то уж кольми паче Бог это понимает! Шломо, вспомни всех величайших мыслителей мира, всех лучших вдохновеннейших теологов — чем они были заняты на протяжении всей человеческой цивилизации?! Пытались найти «оправдание» Богу за весь гнусный отвратительный кошмар, который заложен в самую сущность окружающего нас видимого мира! Иустин Попович очень точно определяет таких мыслящих людей: «мученики мысли»!
— Помню-помню! — кричит Шломо. — Читал-читал! Ну и что?! Мученики! Да, мученики! Но Бог, позволяющий существовать злу, от этого лучше не выглядит!
— Шломо! — говорю (подумав было о том, что лучше бы вести этот спор хладнокровно — но потом вдруг содрогнувшись от рептильей этимологии словца: «хладно — кровно» — и решив уж спорить как есть — жарко ормя оря на Шлому), — Шломо! — кричу. — Так если все лучшие мыслящие люди человечества видели неоспоримо, что мир ужасен — то почему ты настолько не уважаешь Бога, что можешь подозревать, что Бог, который по определению — Добро — может быть хуже них и этого очевидного факта не видеть?!
— Но почему! — орет на меня Шломо. — Почему тогда всё это зло существует?! Почему Бог не уничтожит зло немедленно же, если Бог благ?! А если Бог мог сказать про такой мир, что это «хорошо» — то это злой Бог!
— Смешно: я себе сейчас на секундочку представила, — говорю, — твою, Шломо, встречу после смерти на небесах со Христом — когда ты набросишься на Него вот с такими же вот криками: «Господи! Но ведь земной мир же ужасен!» А Христос тебе ответит: «А я вам о чем талдычил три с половиной года?! Конечно ужасен! Наконец-то! Дошло!» Думаю, Шломо, что Бог мог сказать «хорошо» только про ту, идеальную компьютерную программу мира, которая существовала в небесной Божественной лаборатории. А конечно же не про ворованную, изувеченную сатаной до неузнаваемости копию, которую мы видим вокруг себя сейчас.
— Нет, что значит «ворованную»! — орет Шломо. — Если бы у Билла Гейтса украл кто-нибудь прекрасную компьютерную программу, направленную на благотворительность — и переделал бы эту программу под порнуху и садистские сайты, Билл Гейтс подал бы на мерзавцев в суд и их арестовали бы и заключили в тюрьму!
— Думаю, Бог что-то подобное и делает, Шломо, на самом-то деле — только Божественными методами — чтобы потом больше никогда и никому неповадно было склоняться к греху — и чтобы никто про Бога не мог сказать, что Бог просто как диктатор заткнул злу рот и уничтожил падших ангелов и злых людей: Бог попускает всему этому кошмару временно существовать, чтобы потом (когда Бог заключит сатану, и всех злых ангелов, и всех сатанинских людей в ад) ни у кого больше в Вечности не было соблазна пойти по пути зла — чтобы у зла больше не было псевдо-привлекательного соблазнительного ореола чего-то «сладкого», чтобы все видели наглядно, почему зло и нечистота никогда и ни в каких условиях, и ни при каких обстоятельствах ничем добрым не заканчиваются.
— Но люди-то невинные — опять же тебя спрашиваю, — кричит Шломо, — люди-то невинные за что страдают?!
— А вот представь себе, что Божья, идеальная компьютерная программа мира была создана специально под идеального же пользователя — Адама, идеального человека, который был совсем другим, чем мы — его плоть была другой — небесной, безгрешной, не зараженной сатанинскими страстями и похотью. И представь, что Бог даровал Адаму права супер-пользователя — с правом менять всю структуру программы. То есть программа сама как бы меняется — если меняется Адам. Адам создан Богом бессмертным. В Адаме нет зла. Но у Адама есть дарованный Богом выбор: послушаться Бога на слово и не прикасаться ни к чему злому и нечистому. Или — умереть. Потому что любая нечистота и любое зло — это изгнание Бога из себя и из мира, а изгнание Бога — это смерть, потому что вне Бога и без Бога нет жизни — вне Бога и без Бога — это смерть. Адам может жить только в Боге и видя Бога — потому что Бог есть Жизнь, без Бога жизни нет. А вместо того, чтобы жить в Боге, Адам…
— Ты, что, действительно веришь во все эти сказки про яблоко?! — орет Шломо. — Ты, что, действительно хочешь предложить мне буквально, добуквенно трактовать историю сотворения мира из Торы?!
— Ну, — говорю, — у любителей буквального трактования текста Торы возникают большие проблемы, например, с фразами про космический блуд, про то, как какие-то загадочные «сыны Божии» — которые на поверку оказываются демонами, — начали совокупляться с земными женщинами, и от этого блуда народились исполины, за гнусные грехи которых якобы Бог как раз и навел потоп, чтобы всех их уничтожить. Ты помнишь, загадочную фразу про это?!
— Так это же врезка из книги Еноха! — орет Шломо. — Прекрасно помню! Мы их называем рефаимами — тех гигантов-исполинов, которые от этого блуда с демонами родились. Многие еврейские мудрецы вообще, например, считают, что именно выблядки от этого блуда совратили человечество на то, чтобы есть мясо, а до этого все были вегетарианцами, как ты! — хохочет Шломо.
— Забудь, — говорю, — Шломо, — (строго), — про исполинов и вернись в небесную лабораторию. Думаю, что вся кошмарная отвратительная трагедия, которая там произошла, Богом нам гуманно не рассказывается — иначе бы мы просто сошли с ума, если бы узнали об этом во всех подробностях! Мы бы просто минуты выжить с грузом этого кошмара не смогли! Мне кажется, что те избранники Божии, которым Бог хоть на миг открывает всю правду об этом кошмаре — и которым Бог доверяет бремя на миг взглянуть на земной мир Божьими глазами — именно они навсегда удаляются после этого от мира и живут молитвенниками-затворниками и отшельниками, не желая с земным миром иметь ничего общего, а только молясь за спасение тех душ, которые спасти можно. Бог в полной мере открывает это только тем, кто в состоянии не рехнуться после этого и выжить, выдержать груз этой страшной правды про зашкаливающую, системообразующую степень падшести падшего мира. А остальное человечество передает из поколение в поколение лишь метафорическое сказание — смысл которого ясен: Бог не творил и не задумывал мир таким, какой он есть сейчас. Это — падший мир, и падение это произошло по вине сатаны и из-за того, что совратились сатаной Адам и Ева. Представь себе, что Адам, будучи как бы супер-пользователем земного мира, обладает доступом к кнопке, которая развязывает руки силам зла! То есть, Адам и Ева изначально, в идеальном небесном мире, сотворены Богом такими, что они не могут творить зла, и в них нет ничего нечистого. У них как бы отключена функция возможности выбора зла. Но у них есть дарованная Богом полная свобода — и в том числе доступ к кнопке, которой эта возможность выбора зла как бы активизируется! Вот что, я думаю, значит «древо познания добра и зла». «Древо», заметь, тоже как-то скорее компьютерно, программистски здесь звучит. То есть древо, со всеми разветвлениями, всего того кошмара, который последовал за этим грехом — и всех тех чудовищных последствий, которые мы видим вокруг себя. Адам и Ева не поверили Богу на слово, что последствия будут самые чудовищные — нажали эту кнопку — и тем самым впустили сатану в мир, во всё творение — и в себя самих! И мир, который создавался, задумывался Богом специально для Адама, мир, который Бог как бы изначально подарил Адаму, мир, который автоматически изменяется, если изменяется Адам — этот мир тоже из-за греха Адама пал, тоже стал падшим, отпавшим от Бога, по вине Адама.
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- С носом - Микко Римминен - Современная проза
- Главные роли - Мария Метлицкая - Современная проза
- Ящик Пандоры - Марина Юденич - Современная проза
- Одна, но пламенная страсть - Эмиль Брагинский - Современная проза