— Почему? Почему их прикроют?
— Потому что путешествия во времени категорически запрещены, и если бы не крайняя нужда, наш город никогда бы не пошел на нарушение вселенского запрета.
— Но путешествовать в будущее нельзя! — повысил голос Минц.
Сторож прижал палец к губам и ответил шепотом:
— А кто сказал, что это путешествие в будущее?
— Я. Потому что еще вчера я жил за сто лет до вас.
— Чепуха. Эти путешествия организованы нами, проводятся нами, значит, они — путешествия из будущего в прошлое, что, как известно, и теоретически, и практически возможно и даже широко практиковалось в городе Великий Гусляр.
— Значит, они только для нас — путешествия в будущее? — повторил Минц. — Славно придумано.
— Так и доложите своему другу президенту Академии наук, — заметил сторож, чуть усмехаясь.
— А это вы откуда знаете?
— Из библиотеки, — смиренно ответил кладбищенский сторож. — Из вашей желтой и продажной прессы. Со страниц ваших газет, сообщивших о якобы имевших место в Великом Гусляре контактах с будущим. Но учтите, что вы будете разоблачены и поставлены на место.
— В это я верю, — сказал Минц. — Так зачем вам нужны путешествия во времени? Зачем было устраивать эти так называемые шоп-туры?
— Для торговли, — коротко ответил сторож, и Удалов понял, что на этот вопрос он почему-то не желает отвечать.
Тогда он сам спросил:
— Расскажите, какой у вас общественный строй.
— Нормальный, — сказал старый сторож.
— И в самом деле свобода?
— Своего рода демократия.
— Почему своего рода? — уцепился за сторожа Минц.
— Потому что живем мы небогато, ресурсы, разграбленные вами и вашими детьми, восстанавливаются с трудом, а кое в чем и не восстанавливаются.
— А с нашей помощью вы хотите восстановить?
— Можно и так сказать.
— А эти… агентство «Голден гууз»? — спросил Удалов.
— За деньги на вашей Земле можно сделать многое. Это самое обычное агентство, оно получает процент и честно исполняет свои обязанности.
— И их не удивляет, что они возят людей в будущее?
— Они неплохо работают, — сказал сторож. — Мы ими довольны.
Тут вмешался Минц. Он молчал — видно, формулировал очередной серьезный вопрос, так что сторож, который чувствовал угрозу со стороны лысого толстяка и совершенно не опасался Удалова, сразу насторожился.
— Но можно ли отправиться в более отдаленное будущее? — спросил Лев Христофорович. — Допустим, через двести, триста лет. Ведь там тоже могут потребоваться наши товары?
— Нет, — сказал сторож. — Все наши попытки заглянуть в будущее были прерваны. Там стена.
— Значит, только к вам, в Великий Гусляр, и только сегодня.
— Кстати, — улыбнулся кладбищенский сторож. — Это тоже будет небезынтересно узнать господину президенту Академии наук и всему военно-промышленному комплексу, который, Лев Христофорович, после вашего необдуманного звонка в Москву уже сутки стоит на ушах и не знает — то ли ждать третьей мировой войны, то ли всеобщего и полного разоружения.
— Но этого не будет?
— Ни того, ни другого.
Удалов старался не слышать приближавшиеся с разных сторон крики и шуршание в кустах. Видно, их хватились и искали.
— Минц, — сказал он профессору, — задавай последний вопрос, и будем сдаваться — нас уже почти настигли.
— Что вам от нас нужно? — спросил профессор.
Он так смотрел на сторожа, словно хотел загипнотизировать его. Но тот укрылся от Минца под своей конической шляпой.
— Ответить я вам не смогу, — сказал он. — Это равносильно выдаче государственной тайны, но вы догадаетесь обо всем через два дня.
— Но намекнете?
— Пиджак отдадите?
Минц начал снимать пиджак.
— Поторапливайтесь, — сказал сторож, — я их нюхом чую! Мои же сотрудники.
Сторож подхватил пиджак, спрятал его под плащ и сказал:
— Отгадку ищите в моей конической шляпе.
И он разразился дьявольским хохотом.
На хохот из кустов выпрыгнули милиционеры, но при виде сторожа вытянулись во фрунт, и первый из них сказал:
— Простите, господин генерал-майор, но мы искали шоп-туристов из прошлого.
— Ничего страшного, — с доброй улыбкой ответил генерал-майор, он же кладбищенский сторож, — получайте моих милых гостей, пускай отдыхают и возвращаются к себе домой. Удовлетворенными и обеспеченными всем необходимым. Как вы видите, друзья, мы, к сожалению, не смогли сохранить те дары природы, которые были истрачены, погублены или проиграны вами, но в имитации природы мы достигли больших высот. Все у нас имеется в копиях. Практически все. Иначе бы не выжить.
Сторож грустно засмеялся, и милиционеры вторили ему.
С кладбища заехали в гостиницу, за молодыми людьми.
Те вышли усталые, но довольные, как туристы после похода. Их спутницы — рыжая хохотушка у лысого бритого парня и очаровательная скромница у Миши Стендаля — шли рядом и на полшага сзади, как стреноженные и усмиренные кобылки.
Остальные туристы встретили их шутками, но шутки были незлыми, потому что все были удовлетворены путешествием.
Автобус провожали сторож, переодевшийся в форму генерала милиции, и несколько покупателей в штатском, в том числе бабушка, расставшаяся со своей служанкой Галочкой.
Кавказец сидел за рулем, женщина с алым ртом уселась на свободное место рядом с Удаловым. Тот решил, что и от нее можно узнать чего-нибудь полезное. Для себя и для Академии наук.
— Устали? — спросил он сочувственно.
— Сегодня день был спокойный, — ответила женщина, — без скандала.
— И вас устраивает этот договор?
— С местными властями? Конечно устраивает, тем более что мы не отчитываемся налоговому управлению.
Удалов смотрел на Стендаля и Галочку. Нежно обнявшись, они сидели по ту сторону прохода. Стендаль учил Галочку петь песню о желтой подводной лодке. Галочка во всем слушалась его. Как грустно сознавать, подумал Удалов, что она всего-навсего надувная копия человека. И Мише никогда на ней не жениться.
— И надолго у вас контракт? — спросил Удалов у женщины из агентства «Голден гууз».
— Кончается, — призналась женщина. — А жалко. Я сама бы кое-что себе приобрела, но с вами разве успеешь? Как глупо на кладбище ездить.
— Это не вы придумали?
— Это ихний генерал придумал, который сторожем на кладбище служит. Ну тот, с которым вы в кустах шептались. Я думаю, что он нарочно эту экскурсию провел, чтобы с вами пошептаться.
— А вы раньше на кладбище были?
— Вчера. Осваивали площадку.
Удалов вздохнул. Не хотел спрашивать, но язык сам спросил:
— Вы случайно не заметили, в каком году я умру?
— Там уже вчера все было заклеено, — ответила женщина.
— Разумеется, — согласился Удалов.
Все было неправильно. И сторож в чине генерала, и тайные беседы под сенью памятника Якимовой от неутешных детей, и выдача товаров перед обедом — словно кто-то хотел сказать: «Ну, поторговали, а теперь сворачивайте свои игрушки, берите, что дают, и отправляйтесь домой».
Минц, сидевший сзади, вздохнул так тяжко, что звук донесся до Удалова.
— Тоже так думаешь? — спросил Удалов, обернувшись.
— Как и ты, — сказал Минц.
— И что скажешь президенту?
— Посоветую не вмешиваться, — ответил Минц. — Чувствую, что нам их не достать.
— А что он про шляпу говорил?
— Его слова требуют внимательного анализа, — ответил Минц.
Полковник запел песню «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц». Песня была бравая, военная, может, даже довоенная.
Некоторые стали подпевать. Кавказец, который сидел за рулем, тоже стал подпевать.
Сошли у агентства. Было уже темно.
Удалова охватила тревога.
Нечто чужое, как при инопланетном вторжении, присутствовало в воздухе Великого Гусляра. Пошатывались тени за заборами и кустами, пробежала собака служебной масти, далеко-далеко послышался шум танкового мотора. Когда Удалов с Минцем отошли от агентства шагов на пятьдесят и распрощались на углу с полковником и бритым парнем, который увлекал к своему ложу рыженькую девицу, в щели штакетника блеснул фонарь, уперся лучом в лицо Удалова, затем переметнулся к Минцу.
— Сдаемся, — сказал Удалов. — Конечно же сдаемся, желательно получить пощаду.
— Получите, — засмеялся президент Академии наук, выходя из-за фонарного столба. Он был в маскхалате, на голове фуражка с государственным гербом. — Как дела, орлы? А то нас тут комары закусали.
— У вас машина есть? — спросил Минц.
Из кустов и из-за забора послышался смех. Возможно, давно уже президенту Академии наук не задавали такого нетактичного вопроса.
— Подожди здесь, сейчас мы закончим операцию, — сказал президент.
— Зачем, Толя? — спросил Минц. — Мы же всё выяснили.