— Погряз, истинно погряз…
— Я, кажется, понимаю, — перебил Анкалина Ильграм Виссолт. — Зандробы, да?
Баллуш позволил себе улыбнуться.
— Именно. Зандробы, но не те, которые проникают в Ллаургин из-за Пелены уже воплощенными. Есть ведь и такие, что попадают в Отсеченный бестелесными и жаждут воплотиться во что угодно: в людей, в зверей, в птиц, насекомых…
— Но к чему тогда эти указания, которые они нам отдают? — спросил Ларвант Тулш. — Бессмысленные… с точки зрения зандробов, конечно. Да и зачем им вообше лишний раз привлекать к себе внимание?
— В том-то и дело, Ларвант! Зандробы всегда обожали страдания и смерть людей, они зачастую только ими питаются. я осведомлялся у некоторых чародеев и даже у одного тропаря — все они подтвердили мои подозрения, хотя, разумеется, не знали, почему я устроил им эти расспросы. А что до привлечения внимания… Об этом ведь я и говорю вам: они прикидываются фистамьеннами, а вы выполняете их кровожадные указания, не задумываясь, от кого их получаете.
— Проклятие!
— А ведь в этом что-то есть…
— Но даже если Баллуш ошибается, мы можем избегнуть беспорядков и множества смертей, — подытожил Ильграм Виссолт. — Разумеется, если примем его точку зрения. А лично мне она кажется вполне разумной. За исключением некоторых деталей.
— Нельзя ли поточнее?
— Можно, Эмвальд. Если Баллуш всё-таки ошибся, то зверобоги очень скоро дадут нам об этом знать. Недвусмысленно, так, что ни у кого уже не останется и тени сомнения. Или, выражаясь по-другому, так, что мы уже не сможем прикрыться своей неуверенностью и поэтому не выполнить их требований и уничтожить их фистамьеннов. Что тогда?
— Тогда мы вступим с ними в переговоры, — заявил Тихоход, поражаясь собственной смелости. Но, в конце концов, он должен был это сказать, иначе всё, что произошло здесь до этого, окажется лишь бессмысленным сотрясеньем воздуха. — Мы выиграем время и отыщем Носителей — и когда зверобоги подтвердят, что фистамьенны — именно фистамьенны, мы выдвинем свои условия. Или, если угодно, предложим им свои услуги.
В зале снова зашумели, и Секач, приподнявшись, рявкнул:
— Да заткнитесь же вы наконец!.. братья! Дайте ему сказать, а потом станете обсуждать что почем и кудахтать о ереси. Тагратвалл!..
— Ты прав, Эмвальд, — кивнул Блистающий. — Братья, давайте соблюдать порядок. Позволим высказаться Баллушу до конца.
— Уже одно то, что мы слушаем его!.. — прошипел Хиларг Туиндин.
— И тем не менее, как председатель Собора, я велю вам слушать и молчать! — рассердился Тагратвалл. — Говори, Тихоход.
— Благодарю, Блистающий. Итак, мы предложим Сатьякалу свои услуги. Я уже говорил об этом: имея на руках хотя бы одного Носителя, мы можем вступить в переговоры со зверобогами и униженно умолять их, чтобы они не нисходили; а те, что низошли, — оставили Ллаургин. В зависимости от того, зачем им понадобились Носители (и в каком виде, живыми или мертвыми), мы и поступим: либо сохраним пойманному Носителю жизнь, либо умертвим его. И тем самым предотвратим угрозу нового Нисхождения.
— Звучит разумно, — пожал плечами Ларвант Тулш.
— Как и всякая ересь! А перед нами — ересиарх высочайшего уровня, вы только вдумайтесь!..
— Уже вдумались, Анкалин. — Ильграм Виссолт оглядел собравшихся за столом и продолжил, убедившись, что никто не намерен перебивать его: — Полагаю, что и сам Баллуш понимал, когда решился выступить перед нами, чем может грозить ему сказанное здесь.
— Мы отвечаем не только за себя, — заметил Оппалаф Рэмлиш. — Если зверобоги… если мы разозлим их, смертей будет еще больше, чем во время любого из Нисхождений.
— Но так у нас появляется шанс, — возразил Осканнарт Хэйр. — Мизерный, но шанс.
— Я согласен с Хэйром, — поддержал его Тагратвалл Блистающий. — Однако, как председатель Собора, вынужден вынести данный вопрос на обсуждение. Вы все, полагаю, ясно поняли, что предлагает Баллуш. Прежде, чем голосовать, я хотел бы, чтобы каждый из вас высказался. Начнет, полагаю, Салымкар.
Забурлило обсуждение («как вода, — подумал Тихоход, — когда акулы добираются до своей жертвы»); каждый произносил примерно то, чего Баллуш от него и ожидал. Кто-то безоговорочно соглашался с ним, кто-то осторожно юлил, выжидая; Анкалин и прочие слепцы, не желавшие видеть ничего дальше собственного носа, твердили о ереси и не хотели вступать ни в какие дискуссии. Дело, по сути, было не в этих, предсказуемых, членах Собора. Намного сильнее Тихохода волновало, что скажут молчавшие до поры «драконы» — именно их мнение могло преломить ход обсуждения в ту или иную сторону.
— Аррбан Острэйс? — произнес наконец Тагратвалл, приглашая хайвуррского патта высказаться.
— Я внимательно слушал и Баллуша, и всех, кто так или иначе оценивал его предложение. Сам я считаю план Тихохода чересчур рискованным, как для Собора, так и для всего Ллаургина. Впрочем, может статься, что он — единственно возможный в нашей ситуации. И мы могли бы его рассмотреть, но при одном непременном условии.
— Каком же? — невозмутимо спросил Баллуш.
* * *
… пахло сиренью.
Он открыл глаза и тотчас зажмурился — так ярко светило солнце.
Мгновенно его тело пронзила острая, беспощадная боль, которую причиняло буквально всё: любое движение, любая мысль. Некоторое время (вечность, не меньше!) он лежал не шевелясь и стараясь ни о чем не думать. Только о сирени. «Какой у нее бледно-желтый, густой запах. Идет сплошной полосой…»
Он вздрогнул, почувствовав, что слишком близко оказался рядом с запретным. И напомнил себе о сэхлии, как их там учили владеть своим телом и своим сознанием. «Боль — всего лишь бешеный пес. Однажды пожалеешь, накормишь — потом никогда не сможешь прогнать. Поэтому забудь о жалости и дай псу хорошего пинка под ребра, чтоб убежал, поджимая хвост и скуля!»
Он так и сделал. Приподнялся на локте, до скрежета стиснув зубы и приказывая себе терпеть. Долго и тупо разглядывал два темных полукружия, валявшиеся на земле. Почему-то решил: чьи-то челюсти. Наконец догадался: браслет, ступениатский браслет, разломанный пополам! И даже забыл удивиться, хотя никогда раньше ни о чем таком не слышал.
Устал; снова лег на землю, понимая, что нельзя долго лежать, нужно двигаться, скоро (ладно, не скоро, но — рано или поздно) наступит ночь, и без огня он попросту замерзнет. Хотя… вот доползешь до башни, а там Кепас, огорченный твоим возвращением, возьмет да и устроит тебе еще одно путешествие к Внешним Пустотам. На сей раз — без возврата.
Хочешь?!
Однако, как выяснилось, тропарь уже дней пять как не мог никому ничего устроить. В Неарелме, особенно рядом с Пеленой, животные чувствовали себя неуютно, поэтому тело его осталось нетронутым, только несколько не впавших в спячку жуков-трупоедов суетились возле ресниц и ноздрей да еще парочка пыталась подрыть землю под ним — безумный и безуспешный труд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});