то время.
К чему апеллировал король, когда просил о займах? Конечно, это была личная преданность, признание его заслуг, будущее участие в том, что он хотел, чтобы считалось общинным предприятием против врага. В двух случаях, в 1416 и в 1419 годах, он просил о займах с явного одобрения парламента. Это давало Генриху и тем, кто давал деньги в долг, моральную и практическую поддержку в виде парламентского заверения или гарантии, данной в присутствии короля (а в 1416 году еще и гарантированной лично Кларенсом, Бедфордом и Глостером, что эти обязательства будут выполнены в случае смерти Генриха), что займы будут обеспечены специальными субсидиями, как светскими, так и церковными, часть которых будет использована для их погашения[1280]. Более того, на заседании парламента в мае 1421 года Генриху было разрешено парламентской властью привлечь займы для предстоящей кампании на условиях, согласованных с его советом. Если парламент не голосовал за субсидию, он официально одобрял заем, поддерживая все, что король и совет должны были предпринять по этому вопросу[1281]. Такие свидетельства говорят о том, что займы привлекались не безответственным королем, действующим импульсивно, а о том, что финансовые последствия были продуманы заинтересованными лицами.
Можно вспомнить, что займы рассматривались как пережиток обязательства подданных помогать своему королю во время необходимости[1282]. Однако они не являлись налогом в строгом смысле слова, а были средством быстрого сбора денег с состоятельных лиц, значимых людей в своих местностях и королевских аннуитентов, все из которых ожидали, что взятые взаймы суммы будут возвращены из следующего доступного налога, такого как церковный или парламентский. Заем был свидетельством личного авторитета короля, поддержки его политики, признания политической и финансовой власти короны и ее добросовестности, проверкой лояльности подданного короне. Одним словом, это была проверка единства.
Генрих начал испытывать это единство в самом начале своего правления. Он был королем всего четыре месяца, когда появляются первые упоминания о займах, полученных от отдельных купцов (один из них, Ричард Уиттингтон, одолжил королю 2.000 фунтов стерлингов), от города Лондона, а также от епископов и аббатов, а в 1414 году ему пришлось занять еще 2.000 фунтов стерлингов и еще одну сумму у великого лондонского торговца тканями Джона Хенде[1283]. Активная политика, направленная на борьбу с пиратством на море, и дипломатические инициативы, призванные установить приемлемые условия торговли с герцогом Бургундским, должны были стать теми шагами, на которые предоставлялись займы из Лондона, либо от отдельных купцов, либо от города в целом. Весной 1415 года, когда Генрих понял, что у него недостаточно денег для оплаты армии, которую он планировал вести во Францию в конце года, он обратился в Лондон, среди прочих мест.
10 марта мэр, олдермены и другие были созваны в Тауэр, чтобы выслушать рассказ короля о своих планах и, несомненно, о нехватке средств. Через четыре дня в Гилдхолле (Доме гильдий) состоялось второе собрание, на котором присутствовали архиепископ Чичеле, имевший влиятельные семейные связи в городе, Генри Бофорт, братья короля, Бедфорд и Глостер, и Эдуард, герцог Йоркский, и на котором под председательством мэра было решено, что король должен получить корпоративный заем в размере 10.000 марок (6.666 фунтов 13 шиллингов 4 пенсов) под залог большого золотой шейной цепи, включавшей изображения короны и антилоп, богато украшенных эмалью и драгоценными камнями; официальный договор был скреплен 16 июня[1284]. В дополнение к этому, многие индивидуальные займы были выданы королю, более или менее охотно. Епископ Бофорт одолжил 1.983 фунта стерлингов в июне, а затем еще 1.000 марок в ноябре[1285]. Графство Норфолк, с другой стороны, сделало это с гораздо меньшей любезностью,[1286] а группа купцов из северной Италии внесла свой вклад только после того, как Бофорт, действуя в качестве канцлера, пригрозил им тюремным заключением на заседании комитета королевского совета[1287].
Денежные займы в 1414–15 финансовом году составили около 27.000 фунтов стерлингов, более пятой части от 131.000 фунтов стерлингов, выделенных в том году,[1288] деньги, которые, выплаченные через казначейство в гардероб короля, были впоследствии использованы для военных целей[1289]. Теперь Генрих начал проводить политику, которая должна была сделать его правление "пиковым периодом заимствований короны"[1290]. В 1416–17 годах, отчетный период, который закончился вскоре после отъезда Генриха во вторую и самую продолжительную экспедицию во Францию, в которой он добился еще большего, было собрано займов на сумму 51.000 фунтов стерлингов, эта цифра приближалась к трети от общей суммы в 161.000 фунтов стерлингов, собранных наличными в том году. Эта огромная сумма — знак исключительной уверенности в Генрихе, его целях и способности их осуществить — была собрана используя все известные способы привлечения денег. В очередной раз, в марте 1417 года, город Лондон предоставил корпоративный заем в размере 3.333 фунтов 6 шиллингов 8 пенсов[1291], (половина того, что было предложено двумя годами ранее), гарантированный частью субсидии на шерсть, которая должна была быть собрана в порту Лондона. Позже, в июне, сорок три гражданина дали взаймы 2.160 фунтов стерлингов отдельными суммами от 500 марок до 10 фунтов стерлингов, за что король предоставил в залог им испанский меч, оправленный в золото и украшенный драгоценными камнями и жемчугом стоимостью 2.000 фунтов стерлингов[1292]. Такие гарантии были необходимы: требования войны к финансам короны не позволяли погасить некоторые крупные долги, которые уже были сделаны и за которые по-прежнему были в залоге предметы из королевских драгоценностей. Генри Бофорт вновь продемонстрировал свою лояльность дому Ланкастеров и политике его лидера, поддержав его займом в 14.000 фунтов стерлингов[1293]. Важное значение, в силу своих политических последствий, имели и многочисленные мелкие займы, предоставленные в этом году частными лицами. Теперь, когда короне было все труднее привлекать корпоративные займы, она была вынуждена обращаться как к очень крупному кредитору (Бофорту), так и ко многим мелким, чтобы удовлетворить свои финасовые потребности[1294].
Но денежный поток начал иссякать[1295]. Возможно, люди не желали давать в долг без достаточных гарантий; возможно, росло сомнение в том, насколько сильно люди должны быть вовлечены в то, чего пытается добиться король. Более вероятно, однако, что дело было в растущей нехватке наличных денег, о которой упоминают несколько хронистов, и в опасении, что экспорт монеты для оплаты солдат во Франции не приносит пользы экономике Англии. Безусловно, в 1417–1419 годах выпуск как золотых, так и серебряных монет сократился. Примечательно, что когда в августе 1418 года Генрих обратился за помощью к Лондону, он просил не