Читать интересную книгу Быть может… - Вера Заведеева

Рассовав по карманам стащенное со стола угощение и прихватив гармошку, он отправился на посиделки к Варваре, зная, что там будет и Кия. Варвара жила с матерью и двумя младшими братишками в ладном, просторном доме. Отец поставил его перед самой войной, в 1913-м, но пожить в нем не успел – погиб в Германии. Вдове помогали всем миром. Варварина мать, еще молодая и крепкая, не пала духом и руки не опустила. Вместе со своей бойкой шестнадцатилетней дочерью она поддерживала в исправности свое хозяйство, чтобы не доводить семью до нищеты и убожества. Молодежь она привечала: «Пусть лучше будут на глазах, чем где-то по углам. Опять же и самой веселей и не так давит вдовство». А братишки Варварины еще больше радовались ребятам: сколько гостинцев-то им доставалось!

Колька постучал в окошко. Варвара в нарядном полушалке открыла дверь, впуская гостя.

– Ой, проходи скорее, уже почти все собрались. Сейчас в «фанты» будем играть…

Девки чинно сидели в горнице на лавке, а ребята сгрудились напротив, время от времени постреливая глазами на своих «любушек». Парни встретили Кольку вполне миролюбиво: какой он им соперник, мал еще. Зато на гармошке здорово играет. В горницу вошла Кия, неся самовар. Она тут, видно, частая гостья и знает, что где. Вместо того чтобы поздороваться, Колька опустил голову и отвернулся, скрывая волнение: «Ох, засмеют ведь, как увидят, что я краснею…».

Как они потом оказались вдвоем на Варварином сеновале, Колька и сам не мог понять. Он видел, как Кия вышла зачем-то во двор, и тут же шмыгнул за ней следом… Они лежали на пахучем сене не дыша. Ее коса щекотала ему щеку. Кольку всего трясло от близости девушки, но что нужно делать в этих случаях, он еще не знал. Кия опомнилась первой.

– Ой, нас ведь сейчас хватятся! – бросилась она вниз.

Проводить ее он не посмел. Грустно кивнув Кольке на прощанье, она ушла с соседским парнем Митькой Крыловым, который вечно возле нее крутился. Колька по-прежнему вечерами бродил у ее дома. Однажды Кия вышла за ворота и направилась к соседке.

– Подожди… – выдохнул Колька.

– Что, уже не боишься братьев-то? – озорно рассмеялась она. – А вдруг выйдут да уши тебе надерут?

– Пусть дерут… Только ты… это… не уходи…

Они спустились к замерзшей реке и пошли берегом в сторону мельницы. У Кии заиндевели колечки волос, выбившиеся из-под платка, и ресницы. Колька тоже напоминал старика в седой лохматой шапке и с седыми бровями. Они молчали, не чувствуя ни мороза, ни времени, ни пространства, боясь разрушить в себе что-то хрупкое и радостное.

– Мне домой надо, а то заругают, – вздохнула Кия.

Колька медленно брел по берегу, блаженно улыбаясь неизвестно чему. Эх, запеть бы сейчас во всю глотку, чтобы снег осыпался с елей и звезды с неба попадали! Как это раньше он не замечал, какие они яркие и манящие? И село их посреди вековых лесов, вольготно раскинувшееся по обоим берегам реки, и озеро, и мельницы – все это он увидел, будто впервые, так ярко и так пронзительно, что защипало глаза.

Питерские гости приезжали не зря: уговорили они все-таки Колькиного отца отдать парня на следующий год в техническое училище. Конечно, он и сам хотел бы учиться, но боязно как-то из дома уезжать… из родного села. А как же Кия? Ну да ладно, время до осени еще есть. В сентябре Кольку, которому с мая пошел семнадцатый год, провожали в Златоуст. В Питер отправить побоялись – там было неспокойно. Да и на Урале тоже громыхало.

В сумерках Колька побежал прощаться с Кией. Она уже давно выглядывала его в окошко, зная об отъезде. Они пробирались к реке через кустарник, подальше от любопытных глаз, выбирая местечко, где можно присесть, и боясь, что их кто-нибудь заметит. Их несмышленые руки от нечаянных прикосновений леденели, а сердца норовили выскочить из груди. И – как вспышка молнии – первый робкий поцелуй.

– Ты не забудешь меня?

– Ты что! Я вернусь скоро, только выучусь, и зашлю к тебе сватов… Наши отцы-то смолоду дружат, разрешат нам пожениться… И мы будем всегда, всю жизнь вместе… А ты пока приданое готовь и на других парней не заглядывайся, особенно на Митьку, – улыбнулся он сквозь слезы.

Вернулся Колька только через два года. Время было тяжелое: Гражданская война – то белые наступают, забирая с собой весь молодняк, то красные гонят их обратно… Голод, холод, тяжелая работа на заводе после училища… В их разоренном революциями и войной селе тоже бурлило, хоть и не так, как в городе. Соседи воевали против своих соседей, а иногда и брат против брата… Рушились старые связи. Насмерть рассорились и бывшие закадычные друзья – Александр и Яков, отцы Кии и Кольки. Какие уж тут сваты!

Кие с августа пошел уже двадцатый годок. «Как бы в девках красавица-то наша не засиделась! – забеспокоились родители. – Парней-то вон сколько война разметала». А тут как раз и жених объявился – парень из их села, живший на другом берегу реки. Отец долго не раздумывал, хоть парень почти на год был моложе невесты, а Кию особо и не спрашивали. Она мало знала Василия и никогда о нем не думала, но против родительской воли не посмела пойти. «Стерпится – слюбится», как говорили старики. Поплакала-поплакала, да и согласилась. Кольки-то ей все равно не видать – не разрешит отец.

Колька уже неделю, как приехал на побывку, а все никак не мог встретиться с Кией. Старшая сестра Сина его отговаривала: «Подожди да подожди. Еще родня на тебя не нагляделась…». А чего ждать-то? Наконец сестра проговорилась: «Не ходи, у нее свадьба завтра». Колька рванулся к двери. Во дворе его встретил отец: «Не будь дураком, не лезь, прибьют. Все равно не быть вам вместе. Ничего, молодой еще, другую найдешь».

– Кто? – глухо спросил Колька.

– Да Васька, Ивана Попова средний сын.

– Васька?! Вот это дружок так дружок! Увел девку-то, пока меня не было!

На следующий день он не стерпел, пошел-таки посмотреть, как его школьный друг повезет к венцу несостоявшуюся Колькину невесту. Ворота у Шадриных распахнуты настежь, во дворе запряженная тройка, украшенная лентами, тут же толпится родня, а на улице собрались соседи. Лишь на какое-то мгновение показалась Кия и, махнув подолом алого свадебного сарафана, спряталась в повозке.

Ошеломленный Колька, без шапки, в распахнутой душегрейке, стоял, не в силах двинуться с места, будто получил обухом по голове. В глазах его стыли слезы. Ему не было так больно даже тогда, под Златоустом, когда его в лесу поймали белогвардейцы и исполосовали до полусмерти нагайками, приняв за красного лазутчика. Хмурое ноябрьское небо и промозглый ветер рвали душу так, что хотелось волком выть. Кольке вспомнились обрывки песни – своей или чужой – все равно:

Но нагрянула непогодь снова,Низко гнулась под ветром ветла.Вышла замуж она за другогоИ по жизни с ним дальше пошла.

Под веселое гиканье дружекСкрылся свадебный поезд во мгле,Только эхо кружило, кружилоПо глухим переулкам в селе.

* * *

Весной 1976 года Николай Яковлевич, взяв отпуск на своем предприятии, где работал после выхода на пенсию «ночным директором», отправился на родину в Новый Белокатай. Давно собирался. Погостил у родни, проведал старых знакомых, побродил по селу, которое больше чем за полвека превратилось в большой райцентр, потеснив частную застройку, надышался воздухом детства и юности. Пора бы и домой, в Первоуральск. Да еще хорошо бы тетку престарелую навестить по дороге. Он шел по улице, где когда-то жил, и пытался представить ее прежней.

– Здравствуйте, – прошелестело рядом.

– Варвара?! Ты… Вы?!

– Я, Коль, я, – не признал?

– Да нет, вот сейчас вижу, что это ты, – взволнованно произнес он, с трудом отыскивая в морщинистом лице седовласой женщины знакомые черты бойкой соседской девчонки. – Вот время-то что с нами делает! Как ты живешь-можешь?

– Да помаленьку… Как все… Правнука уже скоро жду от старшенькой внучки. Муж помер давно, дети разъехались кто куда, только младший здесь же, в Новом Белокатае. Да что это я? Пойдем-ка ко мне, хоть чаем угощу самолучшего гармониста! – рассмеялась она и вновь стала прежней Варварой…

Вспомнили детство, юность, тревожную молодость и невыносимо тяжелую военную годину. Кто из знакомых и родных репрессирован, кто погиб, а кто и сгинул неизвестно где и как. Нет ни одной семьи, которую бы беда обошла стороной. И после войны ломили, как лошади, в колхозе, да на шахтах и заводах. А теперь что ж? Пенсия, какая-никакая, огород опять же, а у кого и скотина есть… Жить можно. Было бы все у детей ладно, а нам-то уже немного надо.

– Ты дружка-то своего помнишь? Васю-то Попова? Приезжал лет пять-шесть назад брата старшего проведать. А как уехал, так вскоре Михаил-то Иванович помер. Да… А Вася с семьей в Челябинске, дом свой, хозяйство. Детей шестеро, внуки уж взрослые. Я изредка переписывалась с ними, но давно уж от них ничего нет.

– Ты адрес-то мне дашь? Тоже напишу хоть на праздник на какой, – смущенно попросил Николай Яковлевич. – Я их уж лет тридцать не видал. Как уехали из Нового Белокатая насовсем, так и след простыл.