— Ох, Нелли, — говорит, — и кто бы подумал, что мы станем разыгрывать из себя таких идиотов?
— И все ни из-за чего, — говорит Нелли.
— И все ни из-за чего, — говорит Динни. — Ну и стыд нам! — говорит. — Из-за какой-то несчастной пары черных дроздов. Да будь они прокляты!
— Ох, — говорит Нелли, — все из-за несчастной пары серых дроздов. Да будь они прокляты!
— Нелли, душечка, — говорит Динни, с укоризной глядя на нее, — уж не собираешься ли ты начать все сначала, и все из-за каких-то жалких черных дроздов?
— Вот еще, стану я распинаться ради каких-то паршивых серых дроздов!
— Да приди в себя, Нелли! Ты же не хуже меня знаешь, что это были черные дрозды.
— Сам приди в себя, Динни, — отвечает Нелли. — Сам знаешь, они были серые.
— Черные! — кричит Динни. — Могу побиться об заклад!
— Серые! — кричит Нелли. — Могу побожиться!
Тут Динни начинает свистеть, а Нелли — напевать. И так они опять друг с другом три месяца не разговаривали, пока не пришли соседи и не помирили их.
Долго ли, коротко ли, как говорят в старинных сказках, прошел еще год, и опять наступило рождество. И когда Динни и Нелли, перекрестясь, сели за славный ужин, который приготовила для обоих Нелли, она опять как расхохочется.
— Ты помнишь, Динни, — говорит, — какого дурака мы с тобой валяли в прошлые два рождества?
— Ох-ох-ох, как не помнить, — говорит Динни. — Ну и дурачье!
— Просто шуты гороховые, — говорит Нелли.
— Посмешище, и больше ничего, — говорит Динни.
— Иногда я просто не могу этому поверить, — говорит Нелли.
— Неразумные дети так бы не поступили, — говорит Динни.
— Дети скорей научили бы нас уму-разуму, — говорит Нелли.
— Теперь ты можешь хоть до утра называть этих птиц серыми дроздами, я буду только улыбаться, — говорит Динни.
— Спасибо, Динни, — говорит Нелли, — но зачем же ты будешь улыбаться, если они и в самом деле были серые?
— Ах, Нелли, Нелли! — говорит Динни. — Ты же знаешь, я не хочу с тобой из-за этого спорить, но я утверждаю, что они были черные!
— Я с тобой тоже не собираюсь спорить, — поддакивает Нелли, — но не станешь же ты опровергать истину. Они были серые!
— А кто опровергает истину? — говорит Динни. — Это были черные дрозды, ты сама знаешь.
— Нет, серые, — говорит Нелли. — Сам бы так сказал, если б не уперся.
— Ведь сегодня же святое рождество, Нелли. Надо говорить правду, стыдись! Признайся, что это были черные дрозды, и покончим с этим!
— Ну да, сегодня святое рождество, — отвечает Нелли. — Сам говори правду. Скажи, что они были серые!
— Ради бога, Нелли, не надо ссориться из-за каких-то тощих черных дроздов!
— Это ты сам ссоришься из-за несчастных серых дроздов.
— Ох, ты все больше выводишь меня из терпения. Я говорю, они были черные!
— А я говорю, серые!
— Черные!
— Серые!
Тут Динни поворачивается спиной, вытаскивает трубку и табак и, не притронувшись к ужину, начинает насвистывать. Нелли не обращает на это никакого внимания и тоже берется за чулок, который до этого штопала, и начинает с усмешечкой напевать про себя.
В эту минуту открывается дверь, и — кто бы вы думали — входит? Сам охотник Джонни со связкой птиц на плече. Динни и Нелли так и подскочили и бросились к Джонни. А тот смотрит на одного, на другого и ничего не понимает.
— Джонни, — говорит Нелли, — как я довольна, что ты пришел!
— И я очень доволен, Джонни, — поддакивает Динни, — что ты именно сейчас пришел.
— Да, и ты сейчас увидишь, что за дурень мой муженек.
— Ну да, Джонни, ты пришел как раз вовремя, чтобы наконец дать понять этой женщине, что она такое.
— Скажите, ради бога, — взмолился Джонни, растерянно переводя взгляд с одного на другого, — о чем у вас спор?
— Да о двух серых дроздах, которых мы купили у тебя в такой же вот вечер два года назад, — говорит Нелли. — Поверишь ли, мой муж все время спорит, что это были черные дрозды.
— Ха-ха-ха! — засмеялся Динни. — Если бы ты не услышал это своими собственными ушами, Джонни, ты бы не поверил, хоть поклясться мне святым Петром, — эта женщина два года твердит, что ты продал мне не черных дроздов, а серых. Скажи же ей, что это были черные дрозды, и пусть сама убедится, какой она была дурой.
— Джонни, — попросила Нелли, — скажи ему, этому вот мужу моему, все как есть скажи, что они были серые. Пусть ему раз навсегда будет стыдно!
— Что за вздор, Нелли, Динни! — воскликнул Джонни. — Я ужасно огорчен, если вы оба все эти два года только и делали, что шумели да спорили, словно нехристи какие-то, и все из-за пары тощих, жалких, костлявых, никудышных скворцов — черт бы их побрал!
В старину говорили:
Если бы отец сделал из меня сапожника, всем пришлось бы ходить босиком.
Мудрость Кормака
![]()
Когда в эпоху, давно минувшую, газеты потчевали нас шутливыми историями о королях, благополучно отцарствовавших когда-то, я каждый раз мысленно возвращался к королю Кормаку и к правдивым старинным летописям, которые сообщали мне и о нем и о том раннем времени.
— О Кормак, внук Конала, — спросил Койрбре, — каковы были твои обычаи в юности?
— Нетрудно сказать, — отвечал Кормак. -
Я слушал лес, я глядел на звезды, я избегал тайн, я молчал в толпе, я говорил с людьми, я был кроток на пирах, я был горяч в бою, я был нежен в дружбе, я был великодушен со слабыми, я был тверд с сильными. ……………… Я не был высокомерен, хотя был силен; я не обещал ничего, хотя был богат; я не хвастал ничем, хотя был искусен во многом; я не говорил плохо о том, кто отсутствовал; я не поносил, а восхвалял; я не просил, но давал,
ибо только эти обычаи делают юношу мужем и истинным воином.
— О Кормак, внук Конала, — спросил Койрбре, — а каким обычаям следовать мне?
— Нетрудно сказать, — отвечал Кормак, — если следовать учению:
Не смейся над старым, если ты молодой; и над бедным, если ты богатый; и над хромым, если ты проворный; и над слепым, если ты зрячий; и над больным, если ты здоровый; и над тупым, если ты способный; и над глупым, если ты мудрый. ……………… Не будь слишком умен и не будь слишком глуп; не будь слишком самонадеян и не будь слишком застенчив; не будь слишком горд и не будь слишком скромен; не будь слишком разговорчив и не будь слишком молчалив; не будь слишком суров и не будь слишком добр. Если ты будешь слишком умен, от тебя будут ждать слишком многого; если ты будешь слишком самонадеян, тебя будут избегать; если ты будешь слишком скромен, тебя не будут уважать; если ты будешь слишком болтлив, на тебя не будут обращать внимания; если ты будешь слишком молчалив, с тобой не будут считаться; если ты будешь слишком суров, от тебя отшатнутся; если ты будешь слишком добр, тебя растопчут.
