Теперь, глядя в янтарные глаза с зелеными ободками, она испытывала глубокое уныние. Внешняя мальчишеская оболочка — а быть может, и внутреннее содержание — превратилась в броню, делая взрослого Куинна еще более недоступным. Непробиваемый панцирь, которым он окружил себя, вызвал у Джорджианы странное желание наброситься на него с кулаками единственно для того, чтобы проверить, способен ли Куинн вообще на какие-нибудь эмоции. Но одновременно она жаждала защитить и утешить его. С какой стати ее посетила потребность утешить столь самоуверенного человека, оставалось для нее загадкой.
— Итак? — невозмутимо спросил он. — Чего ты хочешь, Джорджиана?
В сущности, вопрос сводился к другому — чего она хочет во вторую очередь? Чем заменить главное желание, если ему не дано осуществиться? Иными словами, она должна была перейти к второстепенному вопросу, минуя основной. В подобных случаях ее упорядоченный разум всегда приходил в состояние полного расстройства и неопределенности.
— Я хочу… — Она замялась и поверх его плеча посмотрела на плывущие по небу облака. — Я хочу жить как раньше.
— Полагаю, это невозможно. — Он сменил тему, точнее, повернул ее другой стороной. — Где ты живешь? Домоправительница утверждает, что в Пенроузе, но вчера ты не спустилась к обеду.
Она проигнорировала вопрос и только уклончиво заметила:
— Моя мать не позволила бы мне жить в Литтл-Роуз.
— В таком случае правильно, что ты пригласила вдовствующую герцогиню Хелстон и других дам. Тебе было бы не совсем удобно жить в Пенроузе вдвоем со мной. Но в ближайшее время мы должны подыскать для тебя новое жилище. — Он поджал губы. — Как ты познакомилась с герцогиней и остальными леди? Ваше маленькое сообщество производит весьма необычное впечатление.
— Пожалуй, лучше объяснить сейчас, раз уж за месяц ты так и так все узнаешь. У Аты необычайно доброе сердце. Я познакомилась с ней, когда она каким-то непостижимым образом оказалась здесь на похоронах Энтони. После того как все разошлись, она представилась и пригласила, точнее, практически насильно посвятила меня в члены своего тесного вдовьего кружка. «Вдовий клуб» — тайное общество, поскольку Ата убеждена, что сбившихся в стаю неразлучных старых ворон никто и никогда не пригласит ни на одно веселое светское мероприятие.
Куинн приподнял бровь:
— Я не нахожу в тебе сходства со старой вороной.
А потом он наклонился, и у нее на миг замерло сердце — ей почудилось, что он вот-вот поцелует ее. Но конечно, она ошиблась.
Он убрал прядь волос, упавшую ей на глаза. В тот момент, когда его не затянутые в перчатку пальцы прикоснулись к ее лицу, Джорджиана почувствовала, что стремительно краснеет. Только бы он не заметил ее смущения! Она отвернулась и направилась к дому, тщательно следя за своей походкой: ведь стоило немного отвлечься, как тут же проявлялась хромота.
— Джорджиана… Нам еще многое надо…
Не оборачиваясь, она махнула рукой, обрывая его на полуслове и уже не зная, чего ей хочется больше — распрощаться с ним навсегда или по-прежнему испытывать сладкую муку, ловя в его глазах редкие, случайные проблески интереса. Ничуть не похожие на всполохи страсти, о которых она мечтала ночи напролет, лежа на узком соломенном матрасе в маленьком стеклянном павильоне на острове и всматриваясь в туман, клубящийся над озером Ло-Пул. Она часто спала там, отдаляясь от родного дома, от «Вдовьего клуба», от Пенроуза, от всего на свете, кроме воспоминаний и грез.
Только сейчас, когда Куинн вернулся, ее заветные мечты казались еще более несбыточными, чем раньше.
Глава 4
Джорджиана не настаивала бы после смерти Энтони, чтобы к ней обращались как в девичестве, если бы знала, каков будет результат.
Теперь же все пребывали в замешательстве. Никто не знал, обращаться ли к ней «мисс Уайлд» или, вопреки ее просьбе, «леди Элсмир». Последнее слишком сильно напоминало Джорджиане о свекрови.
Домоправительница, слуги и работники избегали недоразумений, сдабривая речь вежливым «мэм» наедине или более формальным «мадам» в присутствии других. Сложившееся положение было еще хуже, чем в детстве, когда ей приходилось стоически переносить бесконечные прозвища. Тогда она была и Джорджианой, и Джорджией, и Мисс Джи, и даже Джордж, когда ее младшего брата задевал ее командирский тон. По крайней мере, вдовы без всякой заминки начали звать ее именем, данным при крещении. И она чувствовала к ним за это огромную благодарность.
Сегодня главная гостиная Пенроуза превратилась в пороховую бочку — в преддверии ужина здесь собрались самые разные гости.
Герцог Хелстон, Люк Сент-Обин, расхаживал перед массивным камином, в котором бушевало пламя. Он угрюмо обратился к хозяину дома:
— Я не ошибался, когда называл эту идею отвратительной. Ты не мог придумать ничего лучше, Элсмир? — Он бросил взгляд в сторону жены и закрыл глаза. — Каролина и Генри замерзнут здесь, дорогая.
Очаровательная герцогиня Розамунда Сент-Обин взяла его за руку, дабы остановить непрекращающиеся метания. У нее на руках лежал младенец, завернутый в кружева и пеленки, достойные принца. На губах ребенка, пребывавшего в стране сладких снов, блуждала невинная улыбка.
— Люк, — мягко произнесла она, — Генри превосходно себя чувствует.
— Возможно, — ответил он. — Но Каро явно продрогла.
Ата качала второго спящего младенца. Ее покрытое морщинами лицо сияло восторгом — похоже, она не слышала ни слова. Собственно говоря, она вообще не принимала участия в беседе с самого прибытия герцога и герцогини с близнецами.
— Я сказал, Каро продрогла, Ата, — повторил Люк.
Герцогиня предпочла промолчать, не берясь перечить льву, защищающему свой прайд.
Ата даже не повернула головы.
— Ты не можешь забрать ее, твоя очередь еще не подошла. Пятнадцать минут еще не прошло. И я думаю, что заслуживаю тридцати минут — ведь я так давно ее не видела.
Герцог тяжело вздохнул и, отослав лакея, выместил злость на огромном полене, бросив его на горящие дрова, от чего из камина полетело невероятное количество искр. Он схватил кочергу и начал ворошить угли, бормоча что-то про «проклятую очередь».
Джорджиана подавила улыбку и бросила на Куинна взгляд из-под ресниц. У того был вид человека все понимающего и весьма довольного происходящим.
— Похоже, — начал Куинн ровным голосом, — ваша светлость, вы еще не осознали всю прелесть вашего положения, когда есть множество рук, готовых помочь. Вскоре вы, возможно, перемените свое мнение. Нет ничего более утомительного, чем новорожденный, или в вашем случае — новорожденные.