что это бред. — Я согласилась с ней — Но, видите ли, есть ещё такое понятие, как коллективное бессознательное, слышали ведь, наверное. Если все будут об этом думать, обязательно что-нибудь случится. Люди порой сами притягивают к себе беды.
— Да, да. — Она вздохнула и посмотрела на меня — Ну что, поможете тогда?
— Конечно. — Ответила я, про себя чертыхая Сакатова, который так удачно уехал с дровами.
Мы зашли в дом, где нас уже ждала Валентина Тарасовна, держа в руках стоптанные серые тапки. Посреди большой комнаты на табуретке стоял гроб, в котором лежала Мария Кондратьевна. Её восковое лицо было безмятежно спокойно. Пахло свечами и ладаном. Я подошла к гробу, вздохнула, чуть не задув свечу, осторожно откинула белое узорчатое покрывало и легко сняла с её ног лаковые коричневые туфли. Потом надела на её холодные ноги тапки и быстро накинула покрывало обратно. Сердце моё учащённо билось, руки дрожали, но я постояла возле гроба ещё минуту, прежде чем выйти из дома. На улице, глотнув свежего воздуха, я расслабилась. Ну вот, ничего страшного не произошло. Моя бабушка всегда мне говорила, что надо бояться живых, а не мёртвых. Эх, бабушка, если бы ты видела то, что видела я, ты бы так не говорила!
Я вышла со двора, снова села на лавочку возле дома. Ко мне подсела Наталья Михайловна.
— Спасибо Вам, Ольга Ивановна. — Она положила свою руку на мою — Что помогаете нам, что приехали сюда. Очень важно, когда есть поддержка. И сегодня вот будете всю ночь у костра караулить. — Она заплакала.
— Ну что Вы! — Я сжала её руку — Люди должны помогать друг другу. Всё будет хорошо. Ваша бабушка прожила долгую жизнь, теперь она обрела покой.
— Да, я всё понимаю. Она ведь всю жизнь была рядом со мной. До четвёртого класса я у неё постоянно жила, родителям некогда было мной заниматься, они по комсомольским стройкам всё ездили, жили то в общежитии, то вообще в палатках. Потом они, наконец, получили квартиру, забрали меня к себе, но все летние каникулы я всё равно жила у бабушки. Да и отношения у меня с родителями как-то не особо тёплые были, а потом они вообще переехали на юг, я их и вижу-то раз в пять лет. Бабушка для меня всю жизнь так и оставалась самой родной.
Послышался звук мотора. В конце улицы появилась Газель. Сакатов выпрыгнул из неё и пошёл к нам. Василий помахал нам рукой и поехал домой.
— Мы прямо на дно провала дрова стаскали. — Сказал нам Сакатов — Должно хватить. Луж на дне уже нет, но сыро. Ничего, огонь всё подсушит.
— Пойдёмте, у тёти Вали поужинаем. — Наталья Михайловна встала и пошла звать Валентину Тарасовну.
— Оля, надо будет потеплее одеться. Знаешь, в провале гораздо холоднее, чем на поверхности.
— Так мы же костёр разожжём! Я, наоборот, думаю, что там будет жарко, как в аду.
— Ты давай поосторожней с определениями!
Валентина Тарасовна, появившаяся из калитки, тут же радостно мне сообщила:
— Перестали свечи тухнуть, и чадить перестали! Слава богу, всё как надо сделали! Пойдёмте, поедим. Я вам и с собой соберу узелок. Вдруг проголодаетесь.
— Оля, так ты сама…? — Сакатов прижал к груди руки, словно ангел на картинке.
— Сама. — Сухо ответила я и пошла за Еленой Сергеевной — Перестань счастливо улыбаться, мы же на похоронах!
Кроме нас, за столом собралось ещё много народа. Мы с удовольствием поели наваристого борща с деревенской сметанкой, была ещё и жареная рыба с пюре, пироги с луком и яйцом, сладкие пироги. Видимо, в приготовлении еды участвовала вся деревня. Сначала помолились все, а потом ели молча, изредка перекидываясь парой-другой фраз. Мы с Сакатовым уже поели, но из-за стола нам было не выбраться, так как мы сидели на самой середине лавки, к которой был вплотную придвинут обеденный стол.
Когда трапеза была закончена, мы с Сакатовым стали собираться к провалу. Наталья Михайловна принесла наши сумки, и мы смогли переодеться. Когда Сакатов вышел с веранды, где его поселила хозяйка, я рассмеялась. На нём был толстый свитер, а поверх него он ещё надел куртку.
— Смейся, смейся! — Он похлопал себя по карманам — Посмотрим, что ты ночью будешь говорить! В провале и вечером-то было холодно, а ночью ещё холоднее будет. Так, спички здесь, фонарик, здесь, блокнот, карандаш. Телефон зарядился. Крестик на мне. Ну всё, можно идти. Кстати, посмотри в окно.
— И что там?
— Дождик. Прямо как по заказу. Бери зонтик. У меня капюшон, мне никакой дождь не страшен.
Мне пришлось доставать из сумки зонтик, но когда мы вышли на улицу, на нас упало, буквально, всего несколько капель.
— Оля, посмотри на забор у малинника. — Тихо сказал мне Сакатов — Это что ещё у нас тут за гость такой важный?
На низеньком заборе, между ветками малины, сидела, нахохлившись, большая чёрная птица. Она, не мигая, смотрела на меня, и я даже вздрогнула от неожиданности.
— Это во́рон. — Снова тихо сказал Сакатов — Просто классический образец. Красавчик какой.
— Красавчик-то он красавчик, да с чего ему тут сидеть? — Удивилась я — Тебе не кажется это подозрительным? Не думаю, что он домашняя птица.
— Может, покойника чувствует.
— При чём тут покойник?
— Говорят, что они покойников заранее предчувствуют. Нет, ну ты посмотри, до чего хорош! Знаешь, во́роны очень мудрые птицы. Они узнают себя в зеркале, а это, Оля, признак самопознания. Так сказать, тест на интеллект. И у них, как и у людей, тоже есть ритуал прощания со своими умершими родичами. Подожди, я кое-что возьму с собой, ночь предстоит бессонная, вот я тебе и прочитаю одну занятную историю, как раз по теме, если конечно, позволит моё зрение и яркость нашего костра.
Он вернулся к себе на веранду, и оттуда вышел с небольшой книжечкой, которую положил в боковой карман рюкзака. К нам подошла Наталья Михайловна, и мы снова пошли по улице к ближайшему лесу, который начинался прямо за огородами. Она опять проводила нас до того же места, как и в первый раз, пожелала нам спокойной и безопасной