чужды.
Кто же я такой, в конце концов? Откуда взялся?
Люба — пока что единственная ниточка, и то очень сомнительная. Вдобавок с ней куча своих непоняток — хотя бы потому, что её хотели убить, и не просто убить, а с ритуалом и в подходящем для ритуала месте. Выходит — главарь изгоев твёрдо знал, что делает. Жаль, как жаль, что пришлось его шлёпнуть… Ну что поделаешь — или он, или Люба, в тот момент выбора не было.
Так, стоп. Управа этим случаем заинтересовалась — значит, он нетипичный. А кто сказал, что он был бы нетипичным, скажем, здесь, в Гидрострое? Может, как раз тут что-то похожее уже было?
Это вариант. Чем быстрее будет разобрано дело Любы — тем быстрее она ответит мне на кое-какие вопросы. Конечно, не исключено, что наша Управа уже связалась с Гидростроем, и я, мягко говоря, опережаю события… Вот только сидеть на месте совершенно невмоготу.
Тут должна быть милиция — точнее, она тут называется «силы безопасности». Сходить? Адрес без труда узнаю в «мэрии». Я лицо неофициальное, вообще у меня сегодня выходной, но карточка мобильной группы при мне — значит, коллеги, сразу лесом могут не послать, есть шанс. Главное — в разговоре ограничиться тем, что было при ликвидации бандитов, не выкладывать ни в коем случае узнанное от Каращука.
Я встал и зашагал к мэрии.
Силы безопасности, оказалось, располагались совсем недалеко, во дворах. Пройдя метров двести по бульвару, я свернул меж старыми, облезлыми кирпичными домами, судя по виду, построенными лет 80 назад, когда строился город. А вот и оно — скорее всего, как и у нас в Вокзальном, бывший детский садик, очень уж здание характерное, этакий небольшой двухэтажный особнячок, рядом стоят УАЗик-«козелок» и «буханка». У входа курят трое парней, все с оружием — у кого пистолеты на поясе, у кого в подмышечных кобурах — я кивнул им, получил в ответ лёгкие кивки. Судя по всему, особого завала сегодня у милиции нет — вон, даже не все машины на выездах. Тут у них, похоже, нет деления на милицию и мобильную группу, как у нас.
Войдя в полутёмный холл с «вертушкой» и пустующим зарешёченным «обезьянником», я предъявил сидящему в закутке дежурному свою карточку и спросил, свободен ли кто-нибудь из начальства. Да, именно так — начинать, так с главного, потому что толковый опер без указания руководства слова не скажет.
Откуда я это знаю, а? Знаю ведь.
Дежурный снял трубку телефона:
— Сан Матвеич, тут посетитель, коллега из Вокзального… Вы не заняты?
Выслушав ответ, вернул мне документ, указал внутрь и выдвинул лоток:
— Направо по коридору, третий кабинет. Пистолет сдайте.
Я, не удивившись, молча сунул ТТ в лоток, получил взамен жетончик, словно в камере хранения, провернул вертушку и пошёл по коридору. А, вот и третий — обычная деревянная дверь с табличкой «Майор А.М.Тихонов». Постучался, толкнул.
Коротко стриженый мужчина лет сорока с седеющими висками, сидящий за столом, заваленным бумагами, бросил на стол какую-то папку, поднял глаза. На лице его отразилось явное недоумение:
— Не понял… Андреев, ты, что ли? Что с тобой такое?
Глава 6. Гидрострой. 22 июня, пятница, день
Оп-па. Это я удачно зашёл.
Я притворил дверь, помялся немного. Потом молча выложил перед майором на стол свою карточку-удостоверение.
Тихонов взял её, повертел, пытливо посмотрел на меня. Кивнул:
— Игорь Найдёнов, значит… Садись. Ты что, опять память потерял? По глазам же вижу, что ты, Лёха.
Очень интересно. Майор, сам того не зная, моментально ответил на главный мой вопрос. Даже на два — мало того что я явно жил здесь, в Гидрострое (а вдобавок, похоже, работал в милиции), так ещё и память я теряю не в первый раз!
Милиционер тем временем снял трубку телефона, бросил в неё «Я занят, не беспокоить», воткнул в розетку видавший виды электрочайник.
Вернулся к столу:
— Ну давай, рассказывай. И начни с того, почему ты выглядишь лет на десять старше, чем год назад.
Час от часу не легче. Это новость, подробности которой я и сам бы не против узнать…
Я вывалил Тихонову всё, что помню — события последних двух месяцев, с того момента, как очнулся на заброшенной железнодорожной станции. Не стал только в подробностях расписывать «знакомство» с Любой — рановато пока, это подождёт. Но, конечно, упомянул то, что меня искали по ауре — и не нашли.
Майор хмыкал, тихонько матерился, чесал затылок. Потом налил себе и мне чай, сдвинув в сторону бумаги, поставил на стол тарелку с сушками.
— Восхитительная история, — наконец буркнул он. — И тебя ведь проверяли этим, электронным телефоном? Да можешь не отвечать — проверяли, иначе тебя и в город бы не пустили…
— Проверяли, — кивнул я.
— Аура, она как отпечатки пальцев, — задумчиво сказал майор. — Только отпечатками давно никто не пользуется, аурой проще… может, и зря. Ох, как хорошо, что я ретроград…
Он взял телефон, набрал номер:
— Принесите мне личное дело Андреева Алексея. И дактилоскописта сюда, быстро.
Повесив трубку, пояснил:
— Не верю колдунам, и никогда не верил. Потому у всех наших сотрудников сняты отпечатки. Вот сейчас и узнаем, кто ты — Игорь или Лёха…
Пришёл сотрудник, положил на стол тощенькую папку. Майор дождался, пока он уйдёт, открыл, показал мне фотографию — ну точно, это я, несомненно, но на фото мне тридцать с небольшим, а сейчас под полтинник. Но, если верить Тихонову, фотография — годичной давности!
Чай допить не успели — пришёл дактилоскопист, быстро откатал у меня отпечатки — кажется, даже не удивился, что снимает их у человека, который пьёт чай с майором. Выпроводив спеца, Тихонов указал мне на раковину в углу кабинета — смыть краску, а сам взял листок:
— М-да… Ну тут и лупа не нужна. Одинаковые, сам вижу. Ну что, Алексей, добро пожаловать домой… Или Игорь, смотри уж сам, раз удостоверение выписали. Ох, огребут у меня наши колдуны…
— А может меняться аура? — спросил я, второй раз намыливая руки. В раковину стекала чёрная от краски вода.
— Утверждают, что нет, — сообщил майор. — Выходит, может — вопрос, отчего именно… — он опять потянулся было к телефону, но убрал руку: — Нет, с колдуном нашим поговорю потом. Водку будешь?
Я обернулся — Тихонов смотрел на меня, прищурившись.
— Нет.
— Ну да… И тогда ты её категорически не пил, терпеть не мог… А я б тяпнул, но нельзя, рабочий день ещё не закончился.
Я вытер руки замызганным