И впервые, еще смутно Иисус почувствовал в душе разлад. Опыт тысячелетия… Его личная родовая память служила раньше союзницей в решении объявиться Богом, а сейчас, при более трезвой и честной оценке, выступала врагом. Что делать? Отступать? Поздно! Объявился Богом — надо нести свой крест до конца. Но надо исправить ошибку первого пришествия, быть в мире глашатаем не смирения, а величия человека, быть новым Богом. Эта мысль несколько успокоила Иисуса и даже чуточку развеселила: Бог-модерн! Отступать не только поздно, думал он, но и просто некуда. Он — Бог, и об этом говорили только что увиденные земные странствия и его более чем непонятное, таинственное происхождение. Правда, Иисус никак не мог избавиться от ощущения, что все его предшествующие в веках жизни были почти призрачными. И средневековый рыцарь, и старец Василий, и Нильс Ларсен, и все другие воспринимались им сейчас как бесплотные тени, как некая подготовка к материализации.
А по-настоящему овеществился он, то есть родился, в 1968 году. Иисус лег в постель и предался воспоминаниям о своем подлинном детстве. Сначала он не знал ни своего божественного происхождения, ни туманных предшествующих существований. Он рос нормальным, здоровым мальчиком Гюнтером Шмидтом — шаловливым и веселым, несколько самолюбивым. Учился в школе, наравне со сверстниками увлекался футболом, мечтал о славе чемпиона по боксу. В последних классах Гюнтер несколько отошел от однокашников. Все свободное время проводил за книгами, в картинных галереях. С тех пор он полюбил искусство прошлого, особенно литературу девятнадцатого века. С каждым днем открывал все новые, ослепительные дали человеческого духа.
Гюнтер успешно закончил школу. Вскоре произошло знаменательное, чуточку испугавшее его событие, когда понял, что жил до этого вроде вполне свободным и в то же время словно под чьей-то властью. Неназойливой, неощутимой, даже необидной, но все же властью. Однажды (Гюнтер собирался в это время спать) власть внезапно кончилась, оборвалась. Гюнтер ощутил себя беспредельно свободным, как Бог. В тот же миг незримая власть вновь взяла его в свои руки. Какая-то неведомая сила повлекла его в глубь времен — туда, где было… Ничего не было! Гюнтер вдруг увидел — странно подумать! — ничто, небытие. Обладая образным мышлением, Гюнтер воспринимал небытие как черную завесу, за которой скрывался иной, потусторонний мир. Влекущая сила внезапно ослабла и окончательно выпустила его из своих цепких объятий.
Гюнтер почувствовал облегчение, радость освобождения, и перед его закрытыми глазами поплыла вереница образов, сначала смутных, затем все более четких и ясных. Юноша с неотразимостью очевидности сразу воспринял их как свои прошлые, полупризрачные, как бы невещественные существования.
Несколько дней Гюнтер ходил под впечатлением этого полусна, перевернувшего всю его дальнейшую жизнь. Все чаще он ощущал свою странность, пришлость из иного, может быть даже нефизического мира. Вскоре юноша узнал, что у него и земных родителей никогда, вероятно, не было. Семнадцать лет назад бездетная чета Шмидтов подобрала ночью у дверей загородной дачи грудного ребенка, неизвестно кем подброшенного. Мальчика они назвали Гюнтером и усыновили.
Все это и заставило семнадцатилетнего юношу всерьез задуматься над пугающей тайной своего происхождения. Воспитанный в атеистической семье (отчим был известным ученым-физиологом), Гюнтер стал искать ответы на мучившие его вопросы в науке. Он поступил на физико-математический факультет, хотя по-прежнему увлекался гуманитарной наукой прошлого. Внешне поведение его не отличалось от поведения однокурсников. Обладал, правда, несколько неустойчивым характером. Непосредственность, детски озорная веселость мгновенно сменялись отчужденностью, странной задумчивостью. Сангвинический меланхолик — так в шутку называли его друзья. Учился он старательно и с отличием закончил университет.
Однако Гюнтер разочаровался в физике и в науке вообще. Она не смогла объяснить секрет виденного им небытия и следовавших затем многовековых существований. Материалистические позиции новоиспеченного физика дали трещину. Наука, решил Гюнтер, имеет дело лишь с физическим, эмпирически доступным природным миром, а тайна его происхождения лежит где-то за гранью предметной осязаемости.
Гюнтер Шмидт стал простым коммивояжером крупной торговой фирмы. В двадцать семь лет он вновь ощутил властный зов из таинственных, недоступных осязанию сфер, и вновь затем шествовала вереница выплывающих из тумана образов-перевоплощений. После этого все свободное время, а его у коммивояжера было иногда довольно много, бывший физик посвящал философии и… богословию. Все^чаще вспоминался монах Нильс Ларсен с его мыслями о двух типах бытия — материального и идеального, о фундаментальности, изначальности бытия духовного.
А тут еще просыпающееся всемогущество, — видимо, отзвук далекого, нефизического мира… Сначала мелочи вроде спасения утопающих. Но однажды, во время туристской поездки в горах Швейцарии, у впереди идущего автобуса что-то случилось с рулевым управлением. На крутом повороте он перескочил через заградительные столбики и стал падать в глубокую пропасть. Гюнтер выпрыгнул из своей машины и мигом очутился на краю ущелья. С замирающим сердцем видел он, как автобус с пассажирами, кувыркаясь, летел вниз. Вот-вот он врежется в скалистое дно. У Гюнтера вспыхнуло неодолимое, страстное желание спасти людей, вернуть падающую машину на прежнее место. Он даже протянул руку над пропастью. И автобус застыл в метре над дном, а потом, делая плавные кувырки в обратную сторону, взлетел вверх, перевалил через заградительные столбики и встал на дороге.
“Массовая галлюцинация”, — под такими заголовками появились в некоторых местных газетах сообщения об этом странном случае. Но Гюнтер твердо знал, что никакой галлюцинации не было.
С тех пор Гюнтер часто уединялся и втайне от людей осторожно испытывал свои силы. О некоторых случаях Иисус вспоминает сейчас со стыдом — настолько они роняли достоинство Бога. Например, свою способность к воскрешению он проверял на… дохлых кошках. Гюнтер уходил за город и где-нибудь на свалке находил труп кошки, густо облепленный мухами. Каждый раз со жгучим мальчишеским любопытством и одновременно с холодящим жутковатым чувством он протягивал руку над разлагающимся трупом. И каждый раз кошки мигом оживали, вскакивали на ноги. Испуганно мяукнув, они убегали прочь.
Гюнтер долгое время находился в смятении и растерянности. “Кто же я?” — этот вопрос особенно мучил его в начале нового столетия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});