что сейчас она откроет рот и произнесёт: «Пациент очнулся!». И лицо её, наверное, изменится на другое, а за ним появится больничный потолок, а не лес и синее небо.
— Тьфу, дурак! — сказала Марьяша, отталкивая его. — Совсем, что ли, разума лишился? Али от тятиной медовухи ты не в себе?
Она не рассердилась, а смутилась почти до слёз. И очнуться не вышло.
Василий станцевал короткий, но энергичный танец и сделал дэб, почувствовав себя окончательно глупо (потому что и это не сработало), а потом пожал плечами и сказал:
— Ладно, я просто спросил. Нельзя, что ли? Ну, чего стоишь, идём дальше.
И пошёл.
Марьяша пошла следом, но держалась в шаге позади, и когда Василий оглядывался, она смотрела то на лес, то под ноги, только не на него. Если бы всё происходящее было реальным, можно представить, что бы она о нём думала. Наверняка ничего хорошего.
Тот родничок, что бил из-под земли у холма, дальше бежал вдоль луга по канавке и впадал в небольшое озеро, а может, даже и болото, мутное и заросшее. Издалека Василий принял его за поляну, обсаженную кустарником, и только подойдя ближе, увидел, как блеснула вода.
В серо-зелёном тростнике, примяв его, стоял серо-зелёный дракон Гришка и задумчиво что-то жевал. К слову, он оказался бескрылым.
Марьяша, видно, тоже его заметила. Ахнув, ускорила шаг.
— Отжени свою скотину окаянную! — заругался кто-то из тростников. — Бродит, всё топчет, лозников пугает!
Волк с весёлым лаем бросился вперёд, и Гришка попятился, боязливо кося глазом. Рядом с драконом Василий углядел старика с длинной зелёной бородой и такими же волосами, по пояс голого. Может, и от пояса тоже, но это скрывала вода. В его тонкой узловатой руке билась рыба, пойманная за хвост.
— Гришка! — воскликнула Марьяша. — Ну, бесстыдник!
Дракон виновато моргнул, потом, вытянув шею, выхватил у старика рыбу, и теперь уже точно попятился, а потом и вовсе неуклюже побежал в поля, прочь от сердитой хозяйки. Волк погнался за ним с лаем, но скоро отстал.
— Совсем ты его распустила! — заругался старик, грозя кулаком. — Житья от него нетути! Ходить и жрёть, жрёть рыбу-то, оглоед, нешто на него напасёсси? Вилами его, да и все дела. Богдаша ить сказывал, змей-то твой коровёнку утащил...
— Ты его больше слушай! — сердито ответила Марьяша, и глаза её блеснули зелёным огнём. — Глядели уж сегодня, все на месте. Богдаша-то у нас таков умник, второго не сыщешь: вели ему пальцы на руке сосчитать, да сроку два дня дай, и то не сочтёт!
— А если Гришка корову не утащил, так ещё утащит, — упрямо сказал старик. — Вилами, да и все дела.
С этими словами он развернулся, да и ушёл под воду, только круги по ряске пошли. И не спешил показываться наружу.
— Во ныряет, — уважительно протянул Василий. — Вот это я понимаю дыхалка!
Он ещё немного постоял, наблюдая, и в душу закрались сомнения.
— А не утонул ли дед, часом? — осторожно спросил он у Марьяши. — Он у вас немного того, с приветом. Вчера в баню ко мне вломился...
— Кто, дядька Мокроус? — удивилась она. — Нешто ты водяного от банника не отличишь? Идём уж, а то будто дела мне нет, кроме как с тобой прогуливаться. Вон она, дорога, у кладбища петлю делает, там и распрощаемся.
И негромко добавила с улыбкой — может, и не для Василия, а так, размышляла вслух:
— Ишь, дядька бранится, токмо сам же Гришку рыбой и прикармливает...
Василий посмотрел из-под руки: и действительно, вдали на невысоком холме виднелись, что ли, каменные надгробия, а за холмом светлой полосой лежала дорога. Между лесом и кладбищем стоял чей-то дом. Василий подумал, кто станет жить в таком месте, и решил, что смотритель.
Они пошли дальше, берегом, по сочной высокой траве, и спустя два десятка шагов наткнулись на мальчика, который что-то мастерил, сидя на земле. Ветер поднимал дыбом лёгкую прядь тонких белых волос.
Мальчик поднял лицо, горбоносое, с большими прозрачными глазами. Взгляд был совсем не детским.
— Мудрик! — ласково сказала Марьяша. — Ты бы на сырой-то земле не сидел, застынешь!
— Что делаешь? — спросил Василий из вежливости и присмотрелся: какие-то щепки, палочки. Волк тоже подошёл и принюхался.
— Корабелик, — тихо ответил мальчик и погладил Волка по голове. — Прежний мой развалився. Сяду на него, да и уплыву далёко.
Глаза у него, если присмотреться, отличались по цвету: правый голубой, а левый будто с зеленью, и взгляд уходил в сторону, будто его всё тянуло влево. Василий даже обернулся, посмотрел, нет ли там чего. Мало ли, может, Гришка подкрался, а может, с кладбища полезли костомахи, о которых вчера говорила Марьяша. Но нет, ничего там не было.
— Куда ж ты уплывёшь-то по этому озеру? — улыбнулся он мальчику.
— Далёко, — повторил тот. Говорил он чуть гнусаво, в нос.
— Идём с нами, Мудрик, — предложила Марьяша. — Васю вот до дороги проведём.
Мальчик внимательно посмотрел на сеть на её плече — что-то значила эта сеть, местные всё понимали, только не спешили делиться! — кивнул и медленно поднялся, оставляя кораблик в траве.
— А и пойдём, — согласился он.