в спальню мимо двери, открытой в кухню.
Людка двинулась за подругами следом, и, проходя мимо кухни, бросила в нее мимолетный взгляд. То, что она увидела, привело ее в такой ступор, что она не сразу прошла в комнату Вальки, а, остолбенев, застыла в коридоре как истукан.
— Здравствуй, Люда! — Это с ней поздоровалась мать Вальки, тетя Даша.
Женщина сидела за накрытым обеденным столом. Спиной к двери рядом с ней сидел отец Вальки, дядя Митя, а сбоку, повернув лицо к дверному проему, на Людку смотрел Виктор.
— Вы с Лариской за Валькой? Устали ждать копушу? — опять обратилась женщина к Людке. — Ты проходи в спальню, там разберетесь.
И только тогда Людка стронулась с места.
— Людка, ты где застряла? — встретила ее вопросом Лариска. — Посмотри, ничего юбка?
— Нормально, только чего она булавкой застегнута? — ответила та.
— Да замок разошелся, некогда пришить, — объяснила Валька, опуская на юбку кофточку так, чтобы прикрыть место скрепления ткани первым подручным инструментом. — Сойдет!
— А если булавка в тело вонзится? — забеспокоилась Людка.
— Не вонзится! — беспечно сказала Валька. — Я эту юбку уже так не в первый раз надеваю. Ну что, пошли?
— Пронина, а можно воды попить? — попросила Людка, чувствуя, что во рту вдруг пересохло.
— Пойдем, на кухне попьем! — позвала Валька, и все трое вышли из комнаты.
— Мам, дай Людке воды! — попросила Валька.
— Пожалуйста, — произнесла хозяйка, затем взяла небольшой чайник и налила прозрачную жидкость в цветную пиалу.
Людка с размаху хлебнула налитое и поперхнулась.
Вся компания засмеялась. Весело реготали хозяева, усмехался Виктор, улыбались ничего не понимающие подруги. Людка поспешно выбежала на свежий воздух.
— Ты чего? — остановила ее на улице Валька.
— Это была не вода, а водка! — возмущенно бросила Людка.
— Мама пошутила! Отец пригласил Виктора в гости, вот они и выпивают. Что тут такого? Что, печет в горле? Это же разведенный спирт.
− Хорошие шутки! — продолжала возмущаться Людка. — Спирт мне горло обжег! Как только они его пьют?
− Подрастешь, узнаешь! — засмеялась Валька и шлепнула подругу по спине.
— Ничего, пройдет! — сказала Лариска. — Пошли скорее, а то не успеем натанцеваться.
Ночью, лежа в постели, Людка думала о том, что произошло. Она увидела Виктора, с которым давно не сталкивалась. Увидела внезапно, в чужом доме, за угощением, за распитием спиртного, почему-то налитого в чайник. Она испытала шок и от его присутствия, и от обжигающего рот напитка. Вкус его ей был незнаком, но запах спиртного она знала хорошо: родители выпивали частенько. Противный запах! И жгучий вкус проглоченного был также отвратителен, как и запах.
Мысль о Викторе оставила где-то внутри неприятный осадок. Людка представила эпизод со спиртом как бы со стороны. Родители Вальки! Ну и шутки у них! А Виктор усмехался! О чем говорила эта противная ухмылка? Он видел в ней малолетку, глупую, неопытную маменькину дочку, попавшуюся на крючок взрослых людей. «Ну и черт с ним!» — в конце концов подумалось ей уже в полусне, и она, постепенно успокаиваясь, задышала ровно и спокойно.
— Мама, я хочу пойти работать, — помогая матери готовить обед, завела разговор Людка. — В следующем году снова буду поступать, но до этого еще далеко. Хочу пойти работать, не могу я сидеть дома.
— И куда же ты хочешь устроиться?
— Не знаю, куда-нибудь.
— Хорошо, вернется отец с вахты, я с ним поговорю. Пусть он сходит в контору нефтеразведки, поговорит об этом в отделе кадров.
Кадровик Центральной нефтеразведочной экспедиции треста «Бухаранефтегазразвелка», эффектная во всех отношениях женщина, предложила Николаю прийти с дочерью на собеседование. После недолгого разговора старшая дочь Никитиных, с ее согласия, была зачислена учеником слесаря КИП в мехмастерские. Так стартовала ее трудовая биография. И сколько бы раз ни менялись место и вид ее работы, никогда и ни о чем не жалела пытливая девушка.
Появившись шестого сентября тысяча девятьсот шестьдесят шестого года в небольшом производственном помещении в сопровождении начальника мастерских Колесова Матвея Алексеевича, она широко раскрыла любопытные глаза, обвела ими стены, стеллажи, длинный станок с инструментами, гору манометров и улыбнулась: все было металлическим, загадочным, и увиденное ее заинтересовало. Здесь ей предстояло узнать новое, а к усвоению неизвестного она всегда была готова.
В комнате никого не оказалось. Оглядевшись, она уставилась на мужчину. В это время дверь открылась, и в лабораторию вошел среднего роста коренастый парень. Он вопросительно, без улыбки, из-под нависших светлых бровей взглянул на Людку, затем на Матвея Алексеевича и снова на Людку.
— Александр, — обратился к нему Колесов, — это Никитина Людмила. Она зачислена к тебе ученицей. — Затем он повернулся к Людке: — А это твой наставник, Александр Рябов.
— Но, Матвей Алексеевич, — снова взглянув на начальника, пытался что-то произнести недружелюбный парень.
— Никаких «но», научишь девушку, будет тебе помощница. Тебе же нужен напарник?
— Нужен! — твердо сказал парень. — Напарник, а не девчонка!
— Здесь это не девчонка, а ученица слесаря КИП. Рябов! Ты слесарь?
− Слесарь, но не нянька!
− Если слесарь, то и учи! И не обижай!
Не дав больше сказать Александру ни слова, Колесов ободряюще посмотрел на Людку, с интересом взиравшую на перепалку мужчин, и вышел из мастерской.
Поведение парня, в ученицы к которому ее назначили, нисколько не покоробило Людку. Чего было обижаться? Слесарь ею недоволен, и она его понимает. Вместо напарника ему на голову свалилась вчерашняя школьница, и теперь предстояло ей все объяснять, учить работать. Очевидно, сыграло свою роль и предвзятое отношение к женскому полу: мол, что с женщины возьмешь?
Но Людка есть Людка. Она терпеть не могла пренебрежительного к себе отношения. Да и молчать целыми днями напролет рядом с неразговорчивым парнем было для нее сплошным мучением.
Александра она видела в поселке, но знакома с ним не была: он не входил в круг ее знакомых, друзей, одноклассников. Теперь ей предстояло узнать его поближе, научиться у него делать то, что обязана. Сам делиться секретами выполняемых манипуляций он не спешил, и Людка начала проявлять инициативу.
— У тебя здесь столько манометров!