Следует отметить, что принесение присяги не всегда производилось одновременно с посажением или заключением договора. Когда на престол приглашался малолетний князь, присягу послов от имени города и, по-видимому, старшего родственника от имени младшего приносили на стадии посольства в том городе, откуда был взят князь. Крестоцелование отделялось от иных действий по «укреплению» князя на престоле и в других случаях. Скажем, присягу будущему преемнику Всеволода Игорю в 1146 г. принесли не в стольном городе, а под Угорским; взаимное крестоцелование между новгородцами и их князем Андреем Городецким в 1285 г. также состоялось не по местонахождению стола: «сие же бысть укрепление в Торжку»,[209] так что, по-видимому, не включало «посажение».
Однако в большинстве случаев обряд крестоцелования не был чем-то обособленным. Он составлял органичную часть общего процесса «укрепления» пришедшего на престол князя – населению, а населения – князю.
«Посажение» на престол – заключительная стадия процесса «укрепления» князя.
Анализ процедуры посажения затруднен двойственностью термина: слово «посадиша» или «сяде» летописец употребляет в двух вариантах – широком и узком.
Широкое толкование термина охватывает весь процесс выборов от выдвижения и до утверждения на престоле. В этом значении он употреблен, например, по отношению к 1125 г.: «Того же лета посадиша новгородци Всеволода на столе».[210] Можно со всей определенностью констатировать лишь то, что данный правитель приобрел этот статус по воле населения.
В узком смысле термин обозначал лишь окончание процесса призвания князя. В таком контексте термин употреблен летописцем, например, в описании событий 1154 г.: «прииде…Ростислав Мстиславичь…в Киев, и собравшеся Кияне… и посадиша его на столе…»[211] и в 1180 г., когда Роман Смоленский «прииде на Федоровей недели в Новъгород, и в соборную неделю сяде на княжении в Новегороде».[212]
Из приведенных описаний совершенно очевидно, что приход князя и его посажение происходили в разное время.
В чем конкретно заключался процесс «посажения», ученые устанавливают по косвенным сведениям. По версии М. Ф. Владимирского-Буданова, «сначала это было представление нового князя народу. В 1067 г. киевляне «поставили (Всеслава) посредине двора", где, вероятно, было возвышение, род трона. Потом подобный трон устраивался в «сенях" – галерее княжеского двора».[213] В описании М. С. Грушевского «настолование обыкновенно происходило в одном из княжеских дворцов, особенно на Ярославле дворе; в известиях XII в. князь предварительно отправляется поклониться св. Софии, а затем настолуется; эти два момента соединяются в один, и настолование получает отчасти церковный характер».[214]
Сложно сказать, насколько соответствует описание М. С. Грушевского реальной практике новгородского вокняжения. Используя данные современной археологии и документальные сведения, можно усомниться в правильности, по крайней мере, одного фрагмента картины «настолования».
Во-первых, за исключением первой четверти XII в., основной княжеской резиденцией являлась загородная – Рюриково городище.[215] Проводить настолование там не имело бы никакого смысла, поскольку в нем, согласно летописи, принимало участие население города.
Во-вторых, против «камерализации» посажения свидетельствует тот факт, что Ярославово Дворище в рассматриваемый период «стало общегородской вечевой площадью».[216] Если совместить приведенные факты, «посажение» князя приобретает не камеральный, а публичный характер.
По мнению С. А. Таракановой, «настолование» псковских князей осуществлялось в церкви до принесения присяги: «в Троицком соборе, совершался торжественный обряд посажения нового псковского князя на княжеский стол».[217] Несколько иначе эта процедура виделась Е. Болховитинову: псковских князей, по его мнению, «…приводили к присяге Пскову и сажали на Княжеский Престол по большей части в Троицком Кафедральном Соборе, а иногда и на Вече».[218]
Документальные данные содержат описание лишь некоторых моментов данной процедуры. В 1138 г. «вниде на стол в Киев княжити… Вячеслав… и благослови его пресвященный Михаил митрополит Киевский и всея Руси. И събра множество людей пресвященный Михаил митрополит, и посадиша князя Вячеслава Володимерича на великом княжьстве в Киеве, на столе отца его Владимера…».[219] Через двадцать дней его сменил Всеволод и обряд посажения, видимо, был аналогичным, хотя об участии горожан не упоминается: Всеволод «посажен бысть в Киеве на великое княжество пресвященным митрополитом Михаилом».[220] Хотя князья пришли на престол в соответствии с наследственным порядком, был произведен особый обряд настолования. Представляется, что посажение наследственного князя не отличалось по процедуре от того, которое требовалось для инаугурации призванного населением правителя. Косвенно об этом свидетельствует утверждение на престоле Ростислава Мстиславича в 1154 г., когда «…собравшеся Кияне… и посадиша его на столе…».[221]
Обряд посажения, как и обряд встречи князя, имел в большей степени ритуальное, нежели правовое значение.
Следует отметить, что в летописных рассказах о порядке реализации заключительного этапа призвания князя чаще всего фигурировали не единичные обряды – встреча, ряд и др., а их комплексы, например, встреча и посажение: «Изяславоу же идоущю ко градоу, и изидоша людие с поклоном противоу, и посадиша князь свои в Киеве»;[222] или встреча, крестоцелование и посажение: по прибытию во Владимир в 1177 г. приглашенного общиной Всеволода Юрьевича, горожане «выидоша к нему пред Златыа врата, и укрепишася ему и детем его целованием честнаго и животворящаго креста Господня; он же вшед во град Владимер и сяде на столе»[223] и т. п.
То, что летописец в одном случае упоминает несколько стадий «укрепления» правителя, а в других – довольствуется указанием на одну из них, отнюдь не свидетельствует об их отсутствии на практике. За редким исключением, все четыре стадии обряда «укрепления» – в той или иной мере необходимые действия для узаконения власти призванного князя. Когда князь Ростислав, считая себя киевским правителем после смерти своего дяди, задумал поход на Чернигов (1154 г.), его «мужи» правильно предостерегали его: «ты ся еси еще с людми Киеве не утвердил; а поеди лепле в Киев, же с людми утвердися…».[224] Ростислав не последовал разумному совету, за что впоследствии и поплатился.
Безусловно, кроме символического выражения согласия населения с новым правителем, эти процедуры имели и юридическое значение. Об этом, в частности, свидетельствует описание событий 1315 г. Тогда конфликт новгородцев с князем Михаилом Тверским был почти разрешен выдачей неугодного Михаилу Федора Ржевского и выкупом от лица горожан в пять тысяч гривенок серебра. Но Михаил Тверской потребовал от новгородцев, помимо этого, «укрепления» «чрез обычай их изъстаринный»,[225] т. е. крестоцелованием. Это требование существенно затруднило разрешение конфликта, и дело застопорилось. Проявив готовность расстаться с деньгами, горожане, тем не менее, «сим же не хотящим тако крепость на себя дати».[226] Таким образом, и князь, и представители Новгорода рассматривали присягу как «крепость», которая связывала их с Михаилом. Правда, в других ситуациях горожане не слишком задумывались о последствиях несоблюдения присяги. Например, в 1170 г. новгородцы тайно сговаривались выступить против своего князя, что не удивило советников неугодного правителя: «И реша ему дружина: «а то перво суть к тобе хрест целовали вси по отни смерти, но обаче неверии суть всегда ко всим князем"…».[227]
Порядок проведения заключительной стадии выборов в случае выполнения всех юридических и символико-юридических действий начинался с торжественной встречи. Затем следовало заключение договора, сопровождаемое крестоцелованием. Завершающим был обряд посажения на престоле.
Общим для всех описанных стадий укрепления было активное участие в них населения. Встречали князя горожане, и чем больше его любили в городе, тем больше было встречающих. Процедуры заключения договора и взаимного крестоцелования также выполнялись при участии горожан, а также жителей пригородов, буде они окажутся в стольном городе. Не совсем ясно, в какой форме производилось «посажение», но и здесь, помимо духовенства, презюмировалось присутствие населения.
Вполне разумным кажется предположение, что, по крайней мере, три последних обряда реализовывались на вече. Если не урезать древнерусское вече до пределов государственного органа, а рассматривать его как институт непосредственной демократии со свободным порядком действий, такое предположение вполне обоснованно. О вечевом способе «укрепления» недвусмысленно говорит описание прихода в Новгород князя Ярослава Всеволодовича в 1230 г. Новгородцы, по свидетельству летописца, «сретоша его честно, и сотвориша вече (выделено мной. – И. М.) и утвердиша его крестным целованием на грамотах на всех Ярославлих и на всей воли Новогородцкой».[228] Косвенно на вечевой характер «укрепления» указывают и другие факты. Так, в 1155 г. новгородцы изгнали Мстислава, а «по тре днех вниде Ростислав, и снидошася новгородцы (выделено мной. – И. М.), и не бысть зла ничто же».[229] Думается, что сошлись новгородцы именно на вече, где примирились различные группы новгородцев и утвердился новый князь.