Вокруг нашего двора
Каменна гора,
Железная стена,
Огненна река!
Матушка Богородица!
Укрой и огради своим
Святым покровом!
Баба Люба учила меня и другим оберегающим заговорам, но послушала, как я их произношу, что-то прошептала с недовольным выражением лица и сказала, что мне не стоит учить остальные:
– Не надо эти… вот "Вокруг нашего двора" и читай. А эти не твои, нет, пустое!..
И я действительно даже не смог их толком запомнить. Я спросил бабу Любу, а можно ли мне рассказывать другим этот заговор.
– Рассказывай, а чего?- удивилась она.
– Ну, баб Люб, я знаю, многие знахари не рассказывают заговоры, потому что силу теряют. Заговоры перестают работать?
Она улыбнулась.
– Ну! Силу! Когда я тебе чего такое передам, ты и сам никому не расскажешь. Силу! Не в заговоре сила! Сила в тебе должна быть. Вот ты сколько ни старайся, у тебя те заговоры без силы будут!
– Почему?
– Потому что не твои! Или у тебя для них силы нету. А иной и не учился ничему, а делает чего-нибудь, и у него получается, говорят, сила сама заставила.
Я хотел было попытать ее на эту тему, но она не позволила отвлечься:
– Ничего, не плачь – не горюй! Я тебя научу, как не терять силу. Ты только научись чувствовать свои заговоры, тогда пойдет с божьей помощью.
– А как этому научиться?
– Да ты знаешь. Ты всегда это знал. -Как?
– Да любой знает. Сразу же видно. Только себе не верят. Вот слушай, выбирай, который на сердце ложится,- и она прочитала подряд штук пять коротких заговоров-присушек.- Ну, котора твоя любжа?
Я пожал плечами.
– Ну, котора глянулась-то, котора сейчас перед глазами-то? Ну, прямо сейчас которая помнится?
Я назвал тот заговор, который действительно чем-то зацепил мое внимание.
– Ну, вот, а говоришь не знаешь. Вот.
– И все?!
– А ты чего хотел? Может, я тебя среди ночи на кладбище угулять должна была?- она засмеялась.- Меня в чем ни подозревали, я знаю, чуть ли не ведьмой считали… Ненависть, ненависть! Сами приходят, просят, а потом боятся, ненавидят! Не верят, что просто,- она даже прослезилась, но быстро вытерла слезы.- А нужно-то всего лишь слышать уметь, да говорить.
– Что говорить?
– Что?! Не что! Говорить надо правильно. Уметь сказать надо.
– Ты имеешь в виду само произношение?
– Ну, произношение! Сказывать надо. Вот – сказывать!- обрадовалась она, вспомнив слово.- Заговор читаешь, закличку, рожаницу водишь, сказывай. Следи, чтобы сказывалось. Тогда получится, тогда все как надо получится.
– Что значит сказывать? Баба Люба?.. Ну, я чувствую, что ты вкладываешь в это слово какой-то смысл, да? А я не понимаю.
– Ну да! Ну да!- подхватила она.- Конечно, смысл вкладываю. Вот давай почитаем.
И началась настоящая учеба. Она заставила меня выучить эти два заговора – обережный и любжу – так, чтобы я мог произносить их без запинки и не задумываясь. Как только это у меня стало получаться, она попросила:
– Ну, вот, вот так вот и скажи теперь на оградку-то! Не чти по памяти, а скажи заговорцем!
Я почесал в затылке, хотел еще почесать между лопатками, поежился, но посчитал, что это неуместно, и было уже раскрыл рот для чтения заговора.
– Нет,- остановила она меня,- а ты чего не почесался-то?
– Чего не почесался?- грубовато от неловкости ответил я.
– Ну, ты же хотел спину почесать! Ведь хотел?- прицепилась она.
– Ну, хотел,- признался я.
– Так ты давай чешись, сопли сморкай, перди, если хочется!- она засмеялась и подмигнула.- Лучше ты перед заговором пропердишься, чем вместо заговора пернешь!
Я понял ее, смущение оставило меня, я повернулся к ней спиной и попросил:
– Почеши-ка, баб Люб… да нет, нет, пониже, пониже, полевее…- мы с удовольствием посмеялись.
Однако это вовсе не было шуткой. По сути, в этом заключается один из важнейших принципов тропового, а может, и вообще народного очищения. Впоследствии тот же принцип объяснял мне Поханя, рассказывая, что кулачники выходили на бой "от чирья". Это значит, что пока ты "последний чирей на заднице не почешешь перед боем", ты рукавицы не одеваешь – иначе, ты будешь думать не о поединке, а об этом чирье. Это называлось "срезать хвосты" или "чистить перышки".
Тот же Поханя заставлял меня проделать еще одно очистительное упражнение для раскрытия голоса. Мне кажется, оно прямо вытекает из предыдущего, хотя и на совсем другом уровне. Обучая духовному пению, старики исходили из того, что поет в человеке Душа. Песня, пение – ее естественное состояние. Душа поет, и ее нельзя научить петь. Просто добавь ей голос, и это будет песня. По крайней мере, люди именно это и считают Песней! Нужно только убрать помехи, и тогда она запоет твоими устами. Как выявить помехи – ясно. Надо петь и наблюдать за сбоями. Это не вопрос для тех, кто знаком с Кресением. Но вот что петь!
Раз поет душа, то подсознательно предполагается, что петь надо, что называется, "душевные" песни. И рождается ложь. Петь надо то, что поется. Начинать следует с той песни, что сама вертится на уме. Это наверняка какая-нибудь дрянь, которой ты стыдишься, но она поется. А это значит, что твоя душа поет ее и плевать хотела на нравственность или приличия. Наши ожидания от души, что она должна петь что-нибудь "высокое и светлое" – всего лишь скрытая потребность занять более высокое место в обществе, поближе к свету и солнцу, которым чаще всего оказывается правящая личность – князь мира сего.
Душа на самом деле даже не поет, а звучит всем своим естеством, но, к сожалению, доступно ей не так уж много – все естество человека связано мусором. В ее распоряжении лишь крошечный гвор еще сохранившегося свободного сознания. Если и он будет загажен, про человека еще живого (то есть с душой) будут говорить: бездушный человек. Иными словами – человек без души для песни, хотя и с душой для зла. Поэтому нечего удивляться, что наши души поют какое-то дерьмо. Сколько места для души осталось, столько и песни! Хочешь, чтобы полилась настоящая песня – освобождай душу, освобождай звучащие пространства сознания.
Для этого придется сбросить стыдливость и выпеть из себя всю дрянь, которая просится на язык. Уверяю, как только вы это себе позволите, вы испытаете подлинное наслаждение. Более того, ваши слушатели будут радоваться вместе с вами, будто вы им подарили откровение! Я сам, помню, когда стал учиться петь у Похани, пел только: "Раз пошли на дэло я и Рабинович! Рабинович выпить захотэл!.." и "Протекала речка, через речку мост, на мосту овечка, у овечки хвост!" Хвост, кстати, у нее в конце песни отваливался. Изрядная дрянь из студенческой поры, но зато как покатывались мои старички! Когда ты поешь то, что действительно само идет из твоей души, даже если это хлам, люди вокруг радуются. Не всегда исполнению, чаще тому, что нашелся дурак, который сам себя не стесняется. Но радуются всей душой, потому что души всегда отзываются на встреченную душевность! Попробуйте.
По мере выпевания гвор поющего сознания будет расширяться, и начнут приходить все более широкие песни. Про наших предков, про прежних русских говорили, что у них раздольные песни. Это значит, у них были очень широкие души, то есть очень ясное сознание.
Баба Люба заставила меня сбросить весь ненужный хлам мышления и только после этого допустила к чтению заговора. Я собрался, набрал воздуха и с выражением начал читать, стараясь вложить в слова силу. Баба Люба замахала на меня руками и даже перекрестилась:
– Окстись! Бог с тобой! Ты чего воешь? Я даже немного обиделся.
– Ты чего думаешь, если ты озвереешь, так все вражьи силы от тебя со страху перемрут?
– Что не правильно?
– Да ты ревешь, пугаешь. И врешь еще. Не думаешь так, врешь!
– Я старался.
– Ну, старался. И что, пожалеть тебя? Лобик не разбил, у-тю, мой маненькой! Сказывать надо. Спокойно читай. Видь!
– Что видь?
– Не знаю… Вот ставишь оградку. Можно, конечно, видеть и гору и стену… Но такая ограда слабая получится. Это впору деревенским бабкам, навроде меня… А ты должен саму защиту видеть, крепость крепить, как говорится.
– Крепость?
– Крепость ограды, крепость стены, саму ограду крепить должен видением. Не знаю, понимаешь?- с сомнением посмотрела на меня.
– Не знаю, может, понимаю…- так же с сомнением ответил я.
– Ну попробуй.
Я прочитал заговор по-новому.
– Получилось,- кивнула она.- Немножко совсем, однако, получилось. Сам чуешь?
Мне казалось, что я "чуял". Я действительно ощутил, как что-то будто изменилось в пространстве избы. Словно воздух стал другой.
– А знаешь, почему получилось? Огненная река тебя держит. Это не видение твое крепость дало, а боль… Что-то у тебя с огненной рекой было…давно… Страшно? Боишься?