Это шумела не вода. И пела не Митькина баба.
«... меня ты скоро позабудешь, художник, что рисует дождь...»
Вата заняла уже добрую половину потолка в ванной комнате, но распределилась там довольно стремно. Наверное, она, как шуровала по улице единым фронтом, так и в помещениях не позволяла своим... как сказать... фрагментам, штоли, выдаваться вперед. Короче, ванная у нас большая, и эта сволочь заняла потолок ровно по диагонали, от окна до кабинки с джакузи. Поначалу я решил, что пролезла сквозь окошко, выдавила стекло. Она шипела и трещала, як приемник старый, и до ужаса смердела кофем, блин...
Эта цементная сволочь вовсе не была цементом. Тогда я ведь считал, что рехнулся, и сказал себе, что следует не дрейфить, а даже поближе изучить... ну, чтобы врачам жизнь облегчить. Идиот, ну круглый идиот! Хорошо еще, блин, лизнуть не пытался...
Глядел наверх и ни хрена не понимал. Снова не верил глазам. Дрянь вонючая на меня не нападала, плавненько так по потолку растеклась, только потолка Уже не было. Без шума, сладко похрустывая, сволочь эта сожрала крышу с черепицей и чердачные балки, и стальное, блин, перекрытие. Вата стелилась не цельным одеялом, в ней дырки здоровые появлялись, и прямо в дыру я увидел небо. Потом дыра затянулась, а ноги сами понесли меня назад. Но тут я засек, что кабинку душа еще не затронуло. Вата пузырилась, поддалась к двери, вниз не падала, однако должна была вот-вот дотянуться до края джакузи, до самой клеенки. Клеенка у нас в цветочек, желтенькая, у моей дуры Розы — все, блин, желтенькое. Насквозь не видать, но пар оттуда валил, лилась вода, вроде как шевелился! силуэт, и гнусавил бабским голоском кто-то...
«... художник, что рисует дождь, художник, чтоI рисует дождь...»
Я назад отступил. В коридоре все пока было — нормалек, в южное окно солнце лупило, на балконе! занавесочки развевались, желтенькие, блин. И с потолком пока все было в порядке.
Это Дед меня за придурка держит, но мне как-то накласть, кто шо обо мне думает, ясно? Я не такое говно, как некоторые в нашей, блин, компании. Я так подумал, что баба Митькина, или кто там моей Розке джакузи своей жопой портит, она же не виновата. Она там, дура, сидит и поет. Может, еще не просохла после бухалова вчерашнего или ширнулась чем-то. Хотя Личман и Митька Маленький с такими курвами рядом в поле не сядут, с наркошками, то бишь, но мало ли...
Ну и даже не подумал, думать там некогда, блин, особо было, а ломанулся вперед. Герой, блин, Олег Кошевой, ядрить твою!
Рванул занавеску, даже не сразу сумел ухватить,! так руки тряслись. Дернул, а она в кулаке осталась. Джакузи за клеенкой больше не отсвечивала, блин, и стенки задней тоже не было. Вместо кафеля и мраморной ванны с золочеными кранами зияла рваная дыра, два метра в диаметре, целиком забитая ватой. А из дыры торчали голые женские ноги. В смысле, не только ноги, а все остальное тоже, ниже пояса.
И неторопливо так ноги туда, в кашу серую, утягивались. Рывками, будто кто... кусал с той стороны. Как будто саранча, когда мелкую насекомую какую изловит, вот так кусками проглатывает. Ноги мокрые еще были, в пене даже, в мыле. Красивые ноги и жопа красивая, с татуировкой, и это... лобок бритый, и ногти крашеные. Я ногти хорошо так запомнил, до сих пор их вижу, не могу избавиться... Неприятно, конешна, а шо делать? Инвалидка хотела правды, вот нехай и пишет, она все записывает.
Не помню, как я оттудова выкатился, и уже на лестнице очутился. Опять же, спасло чудо, блин. Затормозил, короче, поглядел вниз с балюстрады. Митька-то, думаю, в доме, внизу спит, надо спасать пердуна старого!
«Митька, ты где?!» — кричу, а связки не слушаются...
А у меня так путево сделано... было сделано, вроде как рыцарский зал внизу, на первом, а вокруг — балкончик. Мы с Розой доспехи всякие развесили, шкуры набросали, ну прям как в замке лорда, блин. Тут я поглядел вниз и понял, что Митька Маленький уже никогда не отзовется.
— Потому что его жрал белый медведь.
Митя Маленький лежал там же, где я его определил на ночлег, — на угловом кожаном диване. Эта кожаная мебелюха обошлась мне в восемь штук гринов. Хрен найдешь такую, единичный экземпляр! И Розка, дура, тряслась над ней, как припадочная — не дай бог, кто закурит и прожжет!
Я глядел вниз, в полумрак, и... Вот пишут, мол, желудок подкатил к горлу. Желудок у меня чуть, блин, через рот наружу не вывернулся. Я глядел и хихикал, хотя ничего смешного не было. Ну, просто ржал и не мог остановиться, аж до икоты. Короче, по всему дивану разметало Митины, блин, синие кишки. Одна его голая нога до сих пор торчала из пледа, а другая, от кушенная выше колена, валялась на полу, за диваном. Седая Митькина башка свешивалась с дивана до самого пола и билась макушкой о паркет. Этот звук я и принял вначале за стук в дверь.
Медведь обернулся, задрал морду и начал приподыматься на задних лапах.
А сзади, из ванной, запели про художника, что рисует дождь. Корки, короче.
Со спины эта срань напоминала медведя. Жирная грязно-белая, пушистая такая, с толстой задницей и толстыми задними ногами, как у носорога. Ну, почти как белый мишка, сбежавший из зоосада. Он, видать, услыхал, чи шо, но оторвался от Митькиного живота и повернул морду в мою сторону. Тут я воткнулся, что эта сволочь была таким же медведем, як я — солистом Большого театра. Эт я сейчас шутю, а тогда забыл, як дышать. Назад шагнул, так и сел на ступеньку.
У него не было глаз, не было губ, и не было на морде кожи. Широкое костяное рыло, вроде свиного черепа, торчало прямо из мехового загривка и все время подергивалось из стороны в сторону. А заместо глаз из боков черепушки змеились усы. Они по комнате летали, четыре длинных уса. Такие гнутые, как у таракана, с карандаш толщиной, словно из палочек черных составленные. Они ни секунды не оставались без движения, все время шукали в воздухе вокруг себя, скользили по столу, по стеклянным полкам, по стойке с телевизором. Потом эта сволочь что-то сделала, я не сразу разобрал, шо такое, но башка целиком исчезла. Оказалось, белый умел ее втягивать, как черепаха. Он ее прятал в меховое туловище, как только усы засекали опасность. Наверное, это я на лестнице попытался встать и «напугал» эту гниду.
Заместо рта у белого свисало такое длинное, как хобот у муравьеда, с него капало на ковер... Только я, блин, крепко сомневаюсь, что хоботом мягким можно так человека на части порвать! Да хрен его знает, как верно описать? Он же башку спрятал и на задних лапах поднялся, ну точно, как саранча. Я на верхней ступеньке лестницы сидел, а гнида эта почти со мной вровень ростом разогнулась. Оказалось, что под жирным брюхом две пары толстых ног, а поверху, у самой дыры куда башка запряталась, торчали еще по три тонкие лапы с каждой стороны. Этими он перебирал очень шустро, и я сразу просек, шо не дай боже под такую лапку попасть. Все шесть складывались, як у той же самой саранчи, метра по полтора в длину, и заканчивались погаными такими черными когтями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});