Я молчал.
— Вам не следовало приходить сюда, — он сердито взглянул на меня. — Говорят, «Мэри Диар» приносит несчастье. — Теперь он говорил будто сам с собой. — А они знали, что судно не дойдет. Многие годы болталось оно по всему свету. В свое время это был отличный грузовой лайнер, а сейчас просто ржавая старая скорлупа, совершающая свой последний вояж. Груз мы должны были доставить в Антверпен, а потом пересечь Северное море, прийти в Ньюкасл и сдать судно на слом.
После этого он замолчал и, склонив голову набок, стал прислушиваться. Он слушал стоны корабля, избиваемого волнами.
— Вот была бы радость — пригнать полузатопленный пароход в Саутгемптон, да еще без экипажа! — Петч захохотал. — А теперь давайте пораскинем мозгами, — заговорил он снова, но уже серьезно. — Прилив пойдет нам навстречу через несколько часов. Плюс к этому еще и ветер. И все же, если мы сумеем удержать судно правым бортом к ветру, мы продлим его плавучесть. Если, конечно, ничего, не произойдет. Может, например, измениться направление ветра — тогда будет светопреставление.
Он бросил взгляд на часы.
— Примерно через двенадцать часов прилив потащит нас на скалы, а тогда уже будет совсем темно. Если видимость будет хорошей, буи мы заметим… — Его бормотание снова оборвалось. — Буи! Вот о чем я никак не мог вспомнить перед сном! Ведь я же смотрел на карту! — он оживился, в глазах промелькнула радость. И вдруг он шлепнул себя по лбу и вскочил на ноги.
— Эврика! — вскричал он. — Если нам удастся преодолеть прилив…
Оттолкнув меня, он выскочил и помчался на мостик, перескакивая через две ступеньки.
Глава III
В теплой тьме машинного отделения пахло горячей смазкой и слышалось свистящее шипенье пара. Теперь помещение уже не казалось вымершим. Я торопливо сбежал по трапу на самое дно, прошел несколько шагов вдоль машин и остановился на узкой площадке, держась за поручи. Вдруг раздалось продолжительное шипенье, клапаны зашевелились, задвигались отливающие масляным блеском шатуны приводного вала, вал сделал оборот, медленно, потом второй — побыстрее, и наконец все металлические части пришли в движение, издавая уверенный и мощный гул. Послышался резкий голос динамо-машины, засветились электрические лампочки. Динамо гудело все громче, ярче накалялись лампочки. В свете электричества заблестели медные и стальные части. Все вокруг ожило.
Петч стоял за пультом управления.
— Машины! — закричал я радостно. — Машины работают!
Меня охватило возбуждение. В этот момент я думал только об одном — о возвращении в порт.
Но Петч уже перекрыл подачу пара, стук машин замедлился и наконец совсем прекратился.
— Кидайте уголь! — крикнул он. — Нам потребуется весь пар, какой сумеем получить! — Впервые он выглядел человеком, уверенным в себе и своих силах.
— Я пойду на мостик, — сказал он, — а вы продолжите загрузку топлива. Я дам вам сигнал пустить машины по машинному телеграфу.
Приступив к работе, я почувствовал странную легкость. Я почти не замечал боли в руках. Вернулось чувство уверенности в себе, в победе. Меня переполняла энергия.
Спустя десять минут я вновь пустил машины. Потом еще три минуты ушло на то, чтобы снова поставить судно правым бортом к волне. Но этих трех минут было достаточно, чтобы давление пара в котле сильно упало. Теперь вновь нужно было загрузить топку до отказа.
В 15.30 Петч приказал мне сменить его у штурвала.
— Следите за брызгами, — приказал, он, — это поможет вам правильно определить направление ветра. Держите курс точно по ветру. Если ошибетесь, нас немедленно развернет. Как только скомандуете мне пустить машины, держите руль прямо и не забудьте, что пара хватит минут на пять, а потом машины остановятся.
Он ушел, а я остался на мостике.
Какое облегчение — стоять на мостике и держать штурвал.
В 16.30 Петч вновь появился рядом со мной. Некоторое время он молча смотрел на исковерканное штормом море. Его лицо и шея блестели от пота, глаза провалились, щеки тоже.
— Зайдем на минутку в штурманскую, — предложил он, взяв меня за руку.
В штурманской рубке он указал наше местоположение на карте.
— Сейчас ветер западный. Возможно, он станет юго-западным. Если мы не будем внимательно следить за ним, нас отнесет в самый центр Минки. Поэтому нам нужно взять курс на юг. И каждый раз, включая машины, мы должны использовать их с умом.
— Куда мы держим курс — на Сен-Мало?
Он посмотрел на меня и ответил:
— Я никуда не держу курса. Я стараюсь удержать судно на воде. — Немного помолчав, он добавил: — Через четыре часа прилив пойдет нам навстречу. Вместе с приливом подымется ветер и будет дуть большую часть ночи, и тогда море превратится в ад кромешный. Но прилив движется в юго-восточном направлении со скоростью до трех узлов в час. Теперь прибавьте две мили на ветер и силу машин, вот и весь расчет.
Я уткнулся в карту. Архипелаг Минки был почти рядом.
— В последующие два часа прилив значительно ослабнет, — сказал Петч. — Но я полагаю, что к тому времени мы окажемся в миле, или около того, от юго-западного буя Минки. Половину ночи мы там и переждем. А затем прилив повернет обратно, — он пожал плечами и направился в рулевую рубку. — Все зависит от того, удастся ли нам удержать судно носом на юг.
В полночь, в который уже раз стоя на вахте у штурвала, я увидел, что в просвете между волнами, прямо по носу забрезжил слабый огонек. Сначала я решил, что мне это показалось: я был страшно утомлен, а свет мелькнул лишь на короткое время. Но позже я снова заметил свет. Теперь это была уже не вспышка в двух кабельтовых по правому борту. Огонь горел ровно, но до меня долетали лишь его отблески, так как его загораживали волны.
К концу Вахты я уже не сомневался, что это «групповой буй № 2», как указывалось на карте.
— Примерно то, что мы к ожидали, — сказал Петч, пришедший принять у меня вахту.
В его голосе не слышалось ни радости, ни интереса к к этому событию. Он звучал ровно и устало.
Я снова спустился в котельную, а час спустя вернулся на мостик. Теперь прилив изменил направление, и вспышки «буя № 2» быстро приближались, на этот раз с противоположного борта. Вскоре, когда совсем рассвело, я смог рассмотреть его — огромный поплавок в виде башни; я сверился с картой, а затем через переговорную трубу попросил Петча подняться ко мне.
Мне показалось, что прошло очень много времени, прежде чем он показался в дверях рубки. Он еле волочил ноги, как больной, только что вставший с постели. Меняясь вахтами в ночные часы, я видел его только при свете нактоуза, и он казался живой тенью. Сейчас, в свете дня, я был потрясен его видом. Он выглядел ужасно.