Задыхаясь, она повернула голову, чтобы увидеть королеву. Дама Червей, женщина, способная использовать обеденный стол как место порки, пока чары и заклинания удерживают маску вечной молодости на ней.
- Не делай этого, - попросила Джейн. - Я не хотела обидеть тебя.
Королева подняла один из своих многочисленных подбородков, отчего остальные затряслись: - И все же ты совершила это преступление.
- Я сожалею.
- И будешь еще больше.
- Пожалуйста, - сказала Джейн, ее кожа стала бледной от страха и яркой от напряжения. - Дай мне еще один шанс.
Может, королева и ответила. Но Николай никогда уже не узнает об этом. Он был слишком сосредоточен на спине Джейн. Где, казалось, уже горели рубцы. Больше, чем он мог сосчитать. Они охватывали все от позвоночника до ребер, красные и горящие следы боли. Они виднелись сквозь разодранную ткань даже на ее ногах.
Какого дьявола было это с ней делать?
Он виновен в разрушении ее жизни, и он не сможет загладить эту вину. Он втянул ее в эти беды. Эту нежную, терзаемую прошлым женщину с дразнящим ароматом, ту, что предлагала ему солнечный свет в его пустынной темноте. Она пришла спасти его, доверяла ему настолько, что сидя на нем верхом, болтала с ним. Прижималась к нему, и его желание поднималось, даже не достигая оргазма, до непревзойденных высот. А ее сопротивление ему… о, боги, он хотел бы подавить его. Тем не менее, он этого не сделал. Он хотел, чтобы она познала его укус, его поцелуй.
Его, овладевающего ею.
Возможно, она просто испытывала его, но он был от этого в восторге. Ему было все равно. Проще говоря, она была его. Без вопросов. Все в нем до сих пор продолжало кричать: МОЯ. Вся моя.
Он не мог позволить высечь ее.
Николай взглянул на ключ, лежавший в стороне от него. Джейн кинула его, и он теперь лежал на простыне. Смелый жест с ее стороны, но бесполезный. Он не мог, даже согнувшись, дотянуться до него ртом. Он не мог выгнуть руку, чтобы схватить его. Он вообще ничего не мог с ним сделать. Но то, что она старалась, она думала о нем, хотя сама была в опасности... подействовало на него. Он сбежит. Ему необходимо это. И он спасет ее.
Никогда раньше его не оставляли одного за пределами камеры или за пределами видимости и слышимости охраны. Он дернул свои оковы. Металлические цепи обдирали и резали его кожу, впиваясь все глубже. Он натягивал их, когда тянулся к Джейн, но тогда он не заботился о них, в порыве страсти даже не чувствовал боли от них. Теперь же он чувствовал боль. Но это его не остановит.
Как и прежде, они тянулись от него к кровати. Он стиснул зубы. Его ненависть к Лейле, ее матери и даже Дельфинии росла в геометрической прогрессии. Уничтожение...
Он закрыл глаза, сосредотачиваясь на силах, по-прежнему скрытых глубоко внутри него. Там было темно, так темно. Там была буря, неиспользуемая, ждущая его, отчаянно пытающаяся вырваться. И все, что было для этого нужно, так это пробиться через стеклянные стены камеры, поставленной в нем.
Стеклянные стены с тонкими ручейками трещин, бегущими из центра.
Используй это. Он бился в это ментальное стекло, снова и снова. Ничего. Он пытался рвать его когтями. Опять ничего. Черт возьми!
- Начинайте, - услышал он королеву, и это вернуло Николая обратно в происходящее. Обратно к Джейн и их связи. Каким-то образом его магии хватало, чтобы удерживать его связь с ней, независимо от разделяющего их расстояния.
Кожаный хлыст засвистел в воздухе. Пришел первый удар. Джейн зажмурилась и сжала губы. Она сморщилась, но не издала и звука.
Они делали это. Они пороли ее.
От этого внутри Николая что-то сломалось. Не стеклянная клетка, а нечто, выпустившее кого-то более чем опасного, кого-то исходящего рыком, словно дикий зверь.
В первый же момент, как только Николай разглядел Джейн, его тело среагировало на нее. Он испытывал к ней страсть, вину и чувство собственника в равной степени. Теперь же чувство собственника взяло над ним вверх.
Моя, снова подумал он.
На этот раз слово возникло глубоко внутри него, оно было подобно лавине, его нельзя было остановить. Он не понимал ярость, сопровождавшую эту мысль, и отказывался думать о ней сейчас. Позже. Он обдумает ее позже. Прямо сейчас, как никогда раньше, он осознавал лишь то, что она была его – его спасительницей, его женщиной – и больше для него ничего не имело значения.
Стража прикасалась к ней, причиняла ей боль. Они умрут. В муках. К тому времени, как он закончит, смерть для них будет избавлением.
Все, что ему нужно, - это освободиться. И он сделает это. Ничто не могло остановить его. Не сейчас, никогда больше.
«Скоро» наконец настало.
Маг-вампир, как назвала его Джейн, он не мог помочь даже себе, теперь он признавал это. Но его решимость усиливалась, сливалась с его ненавистью, зажигалась от чувства собственника. Он придет и спасет ее. Неважно, что ему придется для этого сделать. Он скользнул взглядом по наручникам на запястьях и прищурился. Если без больших пальцев, то его руки выскользнут из оков.
Он даже не думал. Прощайте, большие пальцы!
Закусив язык от будущей боли, он ударил руками, пальцами вверх, по изголовью. Хруст. Кости сломались с первого удара. Он втянул воздух, но, как и Джейн, не проронил ни звука. Удар, еще удар, еще удар. Каждый новый удар приносил еще больше повреждений, разрезая его сухожилия, разрывая его мышцы, раздавливая кости.
Когда он закончил, пот и кровь покрывали его, его руки были вялыми. Но верхняя часть его тела была свободна. С рычанием оттолкнувшись, он сел. Услышал очередной свист хлыста в воздухе, тихий судорожный вздох. Еще один рубец на нежной коже Джейн.
На коже, созданной для ласк.
Его руки были слишком изуродованы, чтобы смогли взять ключ. Все его усилия были направлены на маленький кусочек металла, который скатился на пол с тихим звоном. Он понадобится ему позже, чтобы снять оковы с шеи, и потому Николай сунул его в рот.
Прищурившись, он взглянул на свои ступни. Ноги могли бы выскользнуть из металлических колец. И все, что ему нужно было сделать для достижения этого, – сломать кости от лодыжки до пальцев.
Николай начал бить по ноге.
Джейн закрыла глаза, скрывая слезы, накапливающиеся и стекающие. Это не было похоже на ту боль, что она испытывала раньше. Ради бога, ее позвоночник был сломан, она не могла встать на ноги в течение нескольких месяцев. Тогда были операции. Хирурги ставили ее кости на места. Ну и еще потом была реабилитация.
Что ей эта порка? Даже не эпизод на ее радаре агонии. И, тем не менее, унижение от того, что ее нагнули над столом, ее одежду сорвали, от того, что ее шрамы могли видеть те, кто старался причинить ей вред, от того, что ее тело было связано невидимыми путами – это чары? И все это из-за чего? Из-за того, что ей не удалось поговорить с жирной уродливой женщиной, вызвавшей ее к себе?