искать тебя позже, но тебя уже не было.
Она удивляет меня тем, что не отворачивается, не отводит взгляд. Она стоит на месте и смотрит мне в глаза.
— Ты в курсе, что, когда я уходила, другие девочки стояли в углу и смеялись надо мной? Те девочки, которых считала своими подругами, смеялись над тем, что я вышла из шкафа с красными щеками, словно меня поразил звездный час.
— Мне жаль, Эмити.
— Еще бы, — огрызается она в ответ. — Мне пришлось выслушивать, как вы с Маркусом говорите обо мне, будто я какая-то идиотка. Вроде: «О, мне удалось пережить это».
— Мы были глупыми мальчиками. Что ты хочешь, чтобы я сказал? Когда-нибудь я воспитаю своих сыновей лучше, чем был сам в том возрасте. Я не могу это исправить. Не могу вернуть время назад, хотя, видит Бог, я бы сделал это.
— Как бы глупо это ни звучало, та ночь, в течении очень долгого времени, была для меня самой сложной. Это был мой первый поцелуй, первое можно сказать свидание с парнем, который никогда не будет со мной, который ел брауни в нашем домике из покрывал, и ты все испортил. Каждый раз, когда мужчина приглашает меня на свидание, или мне кажется, что кто-то смотрит на меня, я начинаю комплексовать. В голове начинают прокручиваться сотни различных мыслей: смеются ли надо мной, или думают, что у меня на лице еда, или что-то в этом роде. Вот через что я проходила, пока ты строил себе карьеру в Манхэттене.
— Половина Манхэттена, — подмигиваю я, пытаясь разрядить обстановку. Она не реагирует. — Слушай, я должен был позвонить тебе и извиниться тогда. Осознание того, что это повлияло на тебя так сильно длиною в целую жизнь, заставляет меня чувствовать себя последним куском дерьма. Я беру на себя всю ответственность. — Я делаю паузу, ожидая, пока ее глаза встретятся с моими. — Мне действительно жаль, что я причинил тебе боль.
Глядя мне в глаза, она щелкает языком по небу.
— Хорошо, — говорит она, поворачиваясь на каблуках и возвращаясь к своему столу. — Извинения приняты.
Она садится за свой стол, поднимает брошенную ранее ручку и возвращается к работе.
— Эмити? — говорю я, постояв на месте в ожидании от нее реакции в течение нескольких минут.
Она отрывает взгляд от бумаги в своей руке.
— О, прости, Карвер. Ты можешь идти.
Мой рот приоткрывается, и я усмехаюсь.
— Отлично, — говорю я, потому что мне больше нечего добавить. — Хорошего дня, мисс Галлум.
В ответ я ничего от нее не слышу.
Глава 9
Эмити
МАНХЭТТЕН НОЧЬЮ ВЫГЛЯДИТ СОВЕРШЕННО ПО-ДРУГОМУ.
Я сижу за своим столом и смотрю на город. Это размытие цвета, движущихся частей, которые вы не можете толком разглядеть, но они словно привидения.
Мое тело ноет, когда потягиваюсь, мышцы напряжены от сидения в этом кресле последние десять часов. Я изучила статистику и факты, кадровые данные и прогнозы, а также поработала над презентацией для Совета директоров. Взглянув на экран своего компьютера, я радуюсь тому, что у меня в результате получилось. Но я еще не совсем готова.
Энергия во мне начинает убывать. Между обдумыванием недоделанных извинений Карвера и работой над этим проектом я просто выматываюсь. Вещи, которые, как я знаю, не соответствуют действительности, закрадываются в подсознание и мешают мне. Такие вещи, как… может, Карвер и правда сожалеет?
Если он шутил или разыгрывал ответственного, то он чертовски хороший актер. В нем не было ни намека на глупость, ни сексуальной ухмылки, ни попытки ослепить меня своим обаянием или отвлечь намеками. Это была прямолинейная, лаконичная, вполне серьезная попытка объяснения. Наверное, было глупо все это время таить обиду, но его поступок надолго изменил мое отношение к себе. У меня появился комплекс, и это очень реально — правильно это или нет.
— Я бы все отдала за чашку кофе из «Хэнли», — стону я, вставая.
Бригада уборщиков тихо работает возле моего офиса; я могу видеть их через окна. Все остальные ушли несколько часов назад.
Оставив туфли на каблуках рядом со своим столом, я направляюсь в комнату отдыха. Слегка помахав пожилой даме, которая пылесосит в кабинете Хэлли, я продолжаю идти, пока не добираюсь до конца коридора. Включив свет, вижу коробку с пончиками, все еще стоящую рядом с кофеваркой.
— Вот это да! Отлично! — тихо восклицаю я, мой желудок урчит в такт ликованию.
— За что мы болеем?
Я оборачиваюсь и вижу Карвера. Его рубашка в черно-серую полоску не заправлена, помята на концах из-за того, что парень весь день запихивал ее в брюки. Пару верхних пуговиц расстегнуты, а рукава закатаны до локтей. Его шелковистые волосы в беспорядке, как будто он весь день проводил по ним руками.
— Не знала, что ты все еще здесь, — говорю я, подавляя зевок.
— Я всегда здесь, — пожимает он плечами. — Что ты делаешь?
— Смотрю на эти пончики.
— Ты ужинала?
Я поднимаю и опускаю плечи.
— Я даже не знаю, какой сегодня день, не говоря уже о том, ела ли сегодня.
— Правило номер один в «Джонс и Галлум», — говорит он, одаривая меня милой улыбкой, — Не забывать заботиться о себе.
— Можно подумать, что, поскольку я являюсь в этом уравнении Галлум, то обязана знать об этом.
— Можно и так сказать, — говорит он, его улыбка становится шире. Он склоняет голову набок. — Уже поздно. Почему бы нам не пойти чего-нибудь поесть?
Снова зевнув, я с жалостью смотрю на него.
— Слишком ли жалко звучит то, что у меня нет сил бороться с толпой и ждать столик?
— Мы владеем сетью ресторанов. Просто напоминаю.
— Да, но если мы пойдем в один из них, то начнем разбирать каждый нюанс, и это превратится в ещё большую работу.
— Точно. — Он потирает рукой лицо. — Знаешь, мне правда жаль, Эмити. Я знаю, что извинился ранее, но твое принятие этого было самым неискренним прощением, которое я когда-либо слышал.