— Мага, ты не убил его?
— Не знаю, Саид.
— Жаль, я хотел, чтобы он все почувствовал, сын собаки.
— Что почувствовал?
— Как я буду этому барану резать горло и спускать кровь. Идите, смотрите, чтобы никто не пошел.
Раздались шаги отходящих людей, потом чьи то руки обшарили мои карманы, нащупали и с довольным бормотанием вытащили пачку купюр из джинсов. Затем меня схватили за волосы и запрокинули голову, у беззащитного горла я почувствовал острие отточенного лезвия.
— Саид, дворники идут!
— Шайтан! — рука с ножом замерла в нерешительности. Уплывающим сознанием я пытался понять, смогу ли я достаточно быстро перехватить руку с ножом, и понимал, что мое движение будет вялым и медлительным, Саид успеет полоснуть мою артерию, так что никакие дворники помочь мне не успеют. Внука вообще я не ощущал. Вряд ли сейчас он демонстрировал образец мужества, наверное, пребывал в благословенном беспамятстве.
— Затащите его туда и накройте носилками — Саид с силой оттолкнула мою голову от себя, и она с деревянным стуком встретилась с асфальтом. Уплывая в тревожную мглу, я думал, что если останусь жив, то любителей резать баранов я помножу на ноль.
Открыв глаза я тут же захотел закрыть их обратно. Голова разрывалась изнутри жуткой болью, как будто какой-то добрый человек засунул мне в череп кирпич. Невыносимая вонь усиливала мои разногласия с этим миром, утренняя каша неудержимо попросилась наружу, и меня вывернуло куда то в бок, добавив страданий от жутких спазмов, сотрясающих тело.
— Вот видите, господа студенты, на лице пациента типичная картина сотрясения мозга в тяжелой степени — громкий и жизнерадостный голос над ухом раскаленной иглой ввинчивался в мой мозг: — ушиб головного мозга под вопросам, ясно будет завтра. Подозрение на перелом основания черепа мы сняли. Что с вами случилось, молодой человек?
Судя по деликатному прикосновению к плечу, вопрос был обращен ко мне.
— Не знаю, доктор — раздался чужой, хриплый голос: — шел домой, вошел в арку, очнулся уже здесь.
— Вот, господа, имеет место кратковременная потеря сознания и частичная амнезия. Сейчас порез на лбу почистим, заштопаем и в палату. Кстати! — голос усилился до совсем нестерпимого уровня шума: — Эй, лейтенант, тут еще один пострадавший, опрашивать будешь.
Надо мной склонилась голова в форменной кепке с кокардой, чтобы через секунду исчезнуть из зоны видимости.
— Откуда пацана привезли?
Кто- то назвал адрес моего дома.
— А, наша территория.
Голова с кокардой появилась вновь:
— Что случилось, молодой человек? Я участковый, лейтенант такой-то.
— Вы можете так не орать, голова разламывается!
— Да я вроде нормально разговариваю — фуражка закрутилась из стороны в сторону, ища поддержки от окружающих. Медперсоналу было откровенно по фигу до нашей беседы, поэтому голова с кокардой заговорила чуть тише.
— Что с вами случилось?
— Я не помню, вошел в арку дома и потерял сознание.
— Кто-то ударил? Что-то пропало?
— Да нет, вроде все на месте. Никого рядом не видел.
— То есть, можно предположить, что вы запнулись и упали с высоты собственного роста — голос полицейского приободрился.
Я, моргнув глазами, подтвердил, что предположить это я могу.
— Сейчас я объяснение накатаю, а вы подпишите, чтобы больше вас никто не беспокоил.
Очевидно, что на такие документы лейтенант набил руку, так как буквально через три минуты мне деликатно сунули в руку авторучку и поднесли к лицу бланк с куцым, трудноразличимым текстом. Я попытался разобрать, что там написано, но не смог.
— Прочитайте пожалуйста, что вы написали.
Полицейский, не чинясь, скороговоркой пробубнил написанное. С трудом пробившись сквозь пустую трескотню канцелярских оборотов, я уяснил, что я шел, упал, получил травму, в произошедшем никого не виню, впредь по данному вопросу прошу меня не беспокоить. Я ткнул ручкой в точку, куда упирался палец участкового, выслушал искренние пожелания поскорей выздоравливать и без сил откинулся на каталку.
Когда я с криком вынырнул из омута сна, за окном стояли летние сумерки. Воздух с всхлипом вырывался из груди, сердце колотило как молот, а простыни были мокрые и вонючие от пота. Секунду назад, в моем сне Саид все-таки перерезал мне горло на удивление тупым ножом. Он пилил его очень долго, а я не мог ничего сделать. Папа Саида — Рувим ака, как стальными обручами, прижимал мои руки к туловищу, с довольной улыбкой вглядываясь мне в лицо, откуда-то сзади- сбоку. Почувствовав, что во рту сухо, как в пустыне Кара-Кум, я сел на кровати. На удивление я чувствовал себя удовлетворительно, голова почти не кружилась, тошнота тоже прошла. Саднил только лоб со свежими стежками швов, но это было такими пустяками по сравнению со скрипом лезвия по горлу. Я уже хотел пойти в туалет, когда услышал шаги в коридоре. Я упал на подушку и замер. Раздался сдавленный женский шёпот:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вроде все спят, пошли в ординаторскую.
Судя по звукам, спутник девушки был мужчина, который горячо поддержал решение дамы, шаги удалились, на пределе слышимости хлопнула дверь. Очевидно, ординаторская была далековато. Вокруг мирно сопели в маленькие носики мои соседи по палате, мальчишки лет восьми- девяти, умаявшиеся за длинный больничный день. Я сунул ладонь в тумбочку, нащупал на полке джинсы с завернутыми с них обломками линейки. Все было на месте. Свернув одеяло колбаской, я сунул его под простынь и стал одеваться. Внизу, у выхода сидел охранник и мирно беседовал с двумя женщинами в белых халатах. Побродив по опустевшим в преддверии ночи медицинским кабинетам, я с удивлением нашел не запертую перевязочную. Там я прибарахлился тонкими латексным перчатками, одноразовым халатом из голубой бумажной псевдо-ткани, отпер решетку висящим там же, согласно требованиям правил пожарной безопасности, ключом, и нырнул в темноту растущих под самым окном кустов.
Одинокого прохожего ждал у фонаря. Когда мужчина оказался в круге света, навстречу ему шагнула странная фигура, с перемотанной головой, облаченное в голубой медицинский халат — распашонку и резиновые перчатки. Прохожий напрягся, тревожно оглянулся по сторонам — внешний вид встреченного в темноте пугала не предвещал ничего хорошего.
— Дяденька, пожалуйста, дайте телефон на минуточку, мне надо родным позвонить, что я в больницу попал — возвопила фигура ломающимся подростковым баском, с легким акцентом.
Ситуация оставалась тревожной, но во всяком случае становилось понятно странное одеяние субъекта — в больницу попал.
— Там просто медсестры вредные, не разрешают домой позвонить.
Теперь прохожий чуть успокоился, с вредными медсёстрами в своей жизни он тоже встречался.
Как только в моей руке оказалась трубка сотового телефона, я набрал номер Саида. Пытливый читатель спросит — а откуда автор взял номер. Отвечаю с удовольствием- из школьного журнала, а запоминать ряды цифр в разведшколе учили и при Сталине.
Саид, ты? — зажав трубку рукой на тюркском спросил я.
— А, кто ты? — раздался голос моего врага.
— Саид, мы тут у трансформаторной будки пацана поймали. Он на стене написал, что он твой рот имел и твой дом шатал. Что с ним делать?
— На меня писал, меня в рот?
— На тебя!
— Держите, сейчас буду!
Через пять минут у трансформаторной будке раздался дробный топот ног. Наш аскер бежал творить суд и расправу, воинственно размахивая правой рукой с зажатым в кулаке ножом. Саид забежал за угол и растерянно остановился. Кроме пары ваххабитских лозунга, переписанных с видеороликов ИГИЛ (в том мире не запрещена), с ошибками в завитках арабской вязи, но старанием молодых мюридов, стена новых подписей не содержала. Боевые побратимы, с трепещущей жертвой в руках, тоже не наблюдались. Сзади раздался шорох, из-за угла шагнула бесформенная фигура и негромко произнесла:
— Салам, бача.
Голос ненавистного русского, который лишил его отца верных шестисот тысяч (о вытянутых из кармана джинсов пятидесяти тысячах Саид отцу не сказал, объяснил, что не было денег), чуть не лишил Саида разума, но прежде чем отправить врага в ад, куда он почему-то не добрался сегодня утром, мудрый воин оглянулся по сторонам. Не мог этот дрыщь, с ухоженной челкой, быть один. В кустах наверняка прятались либо полицаи, либо взрослые родственники Иванова.