ей будет потерять его. Детское увлечение расцвело в женскую страсть, за несколько недель пройдя ряд стадий: ревность, надежду, отчаяние, самообман. Восторг при встрече после долгой разлуки, радость успехам Пола, неприязнь к Елене, облегчение, которое Лиллиан почувствовала, вообразив, что судьба возвела между Полом и его кузиной непреодолимую преграду (в этом облегчении Лиллиан не признавалась даже себе); далее – открывшаяся истина и неизбежное разочарование; наконец, мучения, вызванные непоколебимым намерением Пола жениться на своей первой любви – все эти противоречивые эмоции достигли апогея, смешавшись, и самообладание изменило Лиллиан в тот момент, когда всего больше было ей необходимо. Как ни старалась, она не могла остановить потоки слез, и напрасно Пол уверял, что прощает ее, и сулил ей дружбу Елены, и чего только не предпринимал, чтобы Лилиан утешилась. Наконец, с огромным усилием, она овладела собой и, отпрянув от ладони Пола, которая отвела с ее лба растрепавшиеся локоны, не смея смотреть на его лицо, полного нежной симпатии, Лиллиан прошептала:
– Мне так стыдно, я так раскаиваюсь в содеянном и в сказанном! У меня никогда не хватит духу встретиться с Еленой. Прости меня, забудь мою неразумную выходку. Сейчас особенно тяжкое время – приближается годовщина папиной смерти. Мама страдает в этот день, оттого и я нервничаю, а теперь наше горе усугубилось моим поступком.
– Но ведь этот день – еще и день твоего рождения. Я помню об этом и дерзну преподнести тебе маленький сувенир в обмен на тот, что ты подарила мне когда-то. Вот он, мой, а теперь твой, талисман. Завтра ты услышишь от меня легенду, с ним связанную. Носи его ради меня, и благослови тебя Бог, дорогая.
Последние слова Пол прошептал тихо и поспешно. Перед Лиллиан блеснуло старинное кольцо, рука ее ощутила касание губ и мягкой бородки – и Пол был таков.
Выходил он, скрипя зубами, бормоча про себя:
– Да, завтра все разрешится! Пора рискнуть всем и принять то, что будет. Больше я не стану мучить ни их, ни себя.
Глава VII
Таинственный ключ
– Скажите, Бедфорд, леди Тревлин дома? – спросил Пол, явившись назавтра в ранний час. Все мускулы в его лице были напряжены, отчего он выглядел десятью годами старше.
– Нет, сэр, миледи и мисс Лиллиан изволили уехать в свое поместье еще вчера вечером, сэр.
– Надеюсь, причина не в дурных вестях? – Глаза молодого человека сверкнули, как будто он чуял близкую развязку.
– Сэр, про дурные вести я ничего не знаю. Это каприз нашей барышни – чтобы, значит, непременно в поместье уехать. Миледи была против, потому что, сэр, в эту пору она чем дальше от Холла, тем ей, сердешной, лучше. Но мисс Лиллиан она все-таки одну не пустила. Словом, сэр, вместе они уехали.
– А письма для меня они не оставили, Бедфорд?
– Как же, сэр! Имеется письмо! У нас тут весь дом вверх дном – собираемся, а до будуара мисс Лиллиан еще руки не дошли.
Бедфорд повел Пола в будуар, вручил ему письмо и удалился. Оказалось, письмо написала миледи. Состояло оно из нескольких сумбурных строк: сожаление по поводу внезапного отъезда – но без объяснения причины; надежда на возобновление знакомства в следующем сезоне – но никаких приглашений в Холл; благодарность и привет от Лиллиан – но без упоминания Елены; да еще пара комплиментов. Усмехнувшись, Пол швырнул письмо в камин и пробормотал:
– Бедная женщина воображает, что бегством спаслась от опасности! А Лиллиан пытается скрыть от меня свои затруднения. Нежное сердечко, скоро, скоро я утешу тебя.
Пол оглядел элегантную комнату, полную примет недавнего присутствия Лиллиан. Крышку пианино не опустили; на пюпитре были раскрытые ноты, в рабочей корзинке, рядом с миниатюрным наперстком, лежала неоконченная вышивка. На столе остались записки, рисунки и бальные книжки, перчатка жемчужного оттенка валялась на ковре, а в нише увядали цветы, принесенные Полом два дня назад. Пока его взгляд блуждал по будуару, продолжалось дивное сновидение; увы, слишком скоро его нарушили резкие голоса слуг, которые спешили заколотить особняк. Пол все медлил возле стола, желая найти некую вещь, имеющую отношение к нему самому.
«Нет, довольно возни с отмычками и прочих ухищрений. Ради нее я с ними завязываю. Вот это будет последняя моя кража; впрочем, вреда она никому не причинит и никаких тайн не откроет».
И, подхватив перчатку, Пол удалился.
– Елена, время пришло. Ты готова? – спросил он через час, входя в комнату.
– Я готова.
Елена поднялась, простерла к нему руку. Выражение гордости на ее лице мучительно контрастировало с беспомощностью этого жеста.
– Они уехали в Холл, и мы должны следовать за ними. Нет смысла тянуть долее, мы ничего не выиграем. Предъявлять свои права нам придется, основываясь на тех доказательствах, которые уже добыты. Либо, выжидая случая получить последнее звено этой цепи, мы неминуемо проиграем. Маскарад меня утомил. Я хочу быть самим собой и наслаждаться тем, что завоевал – пока не утратил обретенного.
– Что бы ни случилось, Пол, не забывай: мы должны держаться вместе, делить на двоих удачу и невезенье, как всегда и было. Без тебя мне не жить, ведь ты составляешь для меня весь мир. Не бросай меня, Пол.
Елена приблизилась к нему неуверенной походкой и почти повисла на его сильной руке; казалось, расцепи она пальцы – и неминуемо упадет. Пол обнял ее и, в задумчивости гладя в незрячее лицо, что прижалось к его плечу, заговорил:
– Mia cara[8], ответь: твое сердце и впрямь будет разбито, если в последний момент я сдамся и не произнесу роковых слов? Боюсь, как бы мужество не подвело меня, да и в целом, я был бы рад оставить их в покое и простить им наши с тобой прежние невзгоды.
– Нет, нет, не отступайся! – вскричала Елена почти с яростью, и ее лицо вспыхнуло, ибо пробудилась от дремы пылкая натура южанки. – Ты так долго этого ждал, столько сделал, столько выстрадал… Неужели ты теперь упустишь свою награду? Ты дал мне обещание, и ты должен его сдержать.
– Простив их, мы явим величие наших душ! Это так прекрасно – заменить проклятие благословением. Давай позабудем о старой вражде, давай исправим прежнюю ошибку. Ведь они непричастны к нашим бедствиям, и разве не жестоко будет свалить грехи давно почившего человека на их невинные головы? Миледи и так уже настрадалась, а Лиллиан – почти дитя, беззаботное, не готовое противостоять буре. Поверь, Елена, милосердие превыше справедливости!
Пол говорил с глубоким чувством, и Елена, казалось, уже готова