и агонию. Рождается адская какофония, хор смерти.
Ничего не вижу, ничего не понимаю, моё тело уже не моё. Уже не в укрытия, уже рядом. В ярости, не помня себя подбегаю к истрийскому магу и вонзаю штык от мушкета прямо ему в живот, после чего проворачиваю. Вместе с магом падаю на землю, начинаю бить его так беспощадно, как только могу, чтоб руки в кровь. Я уже и не слышу, как он начинает шептать слова заклинания. Да и мог ли я их понять, ничего никогда не понимал в магии.
Внезапная боль в груди, и вот я уже в воздухе, ещё секунда, и я падаю в прибрежных заросли около реки. Не могу встать, не могу подняться, пытаюсь ползти наверх. А на верху слышны крики, выстрелы, звуки битвы. Я видел, как на берегу шла бойня. Хартфортцы убивали истрийцев, а истрийцы хартфортцев. Бой уже давно перешёл в штыковую. Стихи выстрелы. Ещё недавно они были мальчиками, которые и не знали о существовании огнестрельного оружия, что только недавно пришло к нам на север. А сейчас все они, что те, что эти, стали кровожадными монстрами.
Выползаю наверх, и вижу, как истрийский командир какой добивает моего друга, Мэтью Джонса, с которым мы на Эту проклятую войну и отправились. Изверг бил Мэтью по шее каской, пока та не разорвалась, окатив истрийца кровью. После того, как мой друг детства была убит, умер и сам командир врагов. Он просто осел рядом, я увидел нож, торчащий из его бока. По иронии смерти они мерли так близко друг к другу, что казалось, будто один обнимает другого.
Кроме меня из нашего отряда не выжил никто, враг также не пережил устроенную им же бойню. Ради чего все это было, ради чего вся кровь и весь смерти? Зачем тот истрийский маг заживо сжёг мирных жителей. Ответ в моей голове был только один: банальная человеческая злоба, доставшаяся нам от природы. Это нечто заложенное в нашей крови, нечто, от чего мы бежим всю историю нашего мира, но все равно не можем избавиться. Мы бесконечно много говорим о морали, но я почему-то уверен, что тот маг ликовал, глядя на сгорающих людей.
С тех пор я осознал, что мир не делится на чёрное и белое, он и серым не является. Он чёрный, подобно самой бездне. И что бы мы ни делали, мы только красим все вокруг нас в чёрное. Чтобы в конце не осталось ничего, кроме темноты».
— Ну вот я и рассказал тебе свой следующий сон, надеюсь. Ты доволен, Джозеф. С тех пор мне ещё долго пришлось восстанавливать краски в Этом мире. А Это было не просто. Был один человек, который настолько окружил себя яркими красками, что застрял в их плену. Его Витольд Курц звали, как-нибудь расскажу тебе его историю. Как ни странно, он вернул часть тонов в мою палитру.
— Надо тебе было во флот идти. В море много красок. Сине-зелёная пучина, желто-красный закат. Тьфу, совсем с тобой как поэт какой-то говорить начал. Не к лицу это бывалому моряку.
— Странный ты все же.
— Не меньше твоего. Никак тебя не пойму. Единственное, что я понял, гона в жизни ты видел не меньше моего. Поэтому уважаю тебя за то, что не сломался.
— Такие мы, дети пятнадцатого века, сломать не просто. А вот превратить нашу жизнь в чёрное полотно… с этим наша Эпоха справилась отлично.
Цементные пустыни, гранитные скалы
Далеко не всегда сняться мне люди или события. Один раз мне приснилось место, где не было ни одной живой души. И хотя кроме меня там никого не было, я всегда ощущал некое присутствие за свой спиной. Будто кто-то сверлил меня взглядом.
Это был один из тех снов, когда нельзя точно сказать, на каком моменте началось сновидение. Словно из одного сна ты попал в другой. Граница не ясна, обозначить ее не получится. Вот тебе снится одно, а вот уже другое. Не помню, каким именно был предыдущий сон, но вот этот мне хорошо запомнился.
Я оказался в странном месте. Это была пустыня из темно-серого песка. Нет, не песка, скорее пыли. Куда бы я ни посмотрел, везде были лишь бледные, серые дюны. Небо всегда было закрыто темно-бардовыми тучами. Очень хотелось пить. С каждым прорывом ветра пыль забивал нос, глаза и глотку, словно каменея. Дышать было все тяжелее. Я шёл, пытаясь найти хоть какую-то воду.
Иногда мне попадались некие “болота”, если их можно так назвать. Это были озера из все той же пыли в смеси с какой-то жидкостью, водой или еще чем-то. Они были вязкие. Кроме озер попадались и лужи из цемента. Если бы я упал в одну из них, вряд ли я смог бы выбраться. Так бы и остался там.
Кроме того, видел я там и другие интересные вещи, например эта пыль иногда образовывала некое подобие деревьев. Будто бы что-то взорвало дюну, а взрыв застыл. Один раз я попал в настоящий каменный лес из таких “деревьев”. Мне кажется, я провел в нем несколько дней, не меньше.
Так бы и умер я от жажды, если бы все-таки не нашел растительность. Это было небольшое деревце с сухой и твердой корой. Размером оно было мне по пояс. Из ствола торчало множество прямых твердых веточек, что напоминали трубочки. Когда я надломил одну из веточек, из неё потекла красная жидкость. Мне не очень-то хотелось её пробовать, но все же пришлось, иначе умер бы от жажды. Сладковатый дурманящий вкус. В глазах на пару минут сверкали блики после этой воды, но все же я справился и пошел дальше.
На горизонте я увидел каменные столбы и арки. Я пошел к ним, и, когда я подошел ближе, мне открылось все многообразие этих необычных каменных сооружений, которые, казалось бы, созданы самой природой. Необыкновенные каменные башни, спирали и арки.
Еще дальше виднелись гранитные скалы, которые шли вдоль горизонта сплошной отвесной стеной. Это был край мира, как мне тогда показалось. Придя к этим скалам, я пошел вдоль них по песчаным волнам, разбившимся об их стены. Долго шел я усталый, опираясь одной рукой на красный камень этой бесконечно стены.
И вот, в один момент я увидел расщелину в скале. Она была неприметной, шириной всего лишь в несколько метров. Она одновременно манила к себе и отпугивала. Словно странная темная энергия исходила изнутри. Во мне проснулся некий первобытный страх. И всё же я