— Он говорит, что вы богиня.
Вздрогнув от неожиданности, Саманта посмотрела на берег и с облегчением увидела стоящего рядом шерифа.
— Он говорит, что его соплеменники удостоят его высших почестей, если он приведет вас с собой, — добавил он.
Баррет обратился к индейцу на его языке, и высокий темноволосый мужчина кивнул и залопотал что-то в ответ.
Саманта скрестила руки на груди, пытаясь прикрыть мокрое, практически прозрачное нижнее белье. Озноб начал пробирать ее до костей — то ли от холодной воды, то ли от страха, она не могла сказать наверняка.
— Что… что он говорит? — спросила она.
— Он хочет, чтобы вы были его третьей женой.
— Нет! Скажите ему, ни за что на свете он этого не дождется!
— Что за тон, мисс Джеймс, полегче. Согласны вы или нет, но он оказывает вам большую честь. Причем ему вовсе не обязательно было спрашивать вашего согласия. Он запросто мог сгрести вас в охапку и унести с собой.
— Не смейте отдавать… отдавать меня ему, мистер Баррет! Вы же обязаны… должны…
— Я не собираюсь никому отдавать вас, хотя идея выглядит соблазнительно. Может быть, это бы научило вас чему-нибудь.
Индеец по-прежнему не сводил с нее глаз, и Саманта почувствовала себя абсолютно голой и беззащитной, открытой всему миру.
— Вы можете сделать так, чтобы он убрался отсюда? — прошептала она.
Шериф подошел к дикарю, показав ему пустые ладони. Он говорил с индейцем, как показалось Саманте, нескончаемо долго, и наконец, индеец повернулся и удалился в лес.
Саманта была поражена. Дикарь просто повернулся и ушел, не оглядываясь, и оставил их живыми и невредимыми! Она поспешно вылезла на берег и, по возможности прикрываясь от глаз шерифа, завернулась в полотенце, которое она захватила с собой.
— Что вы такое сказали ему, что он ушел?
— Я сказал ему, что вы моя жена.
Она растерянно моргнула.
— И он сдался? Так просто?
— Нет. Он предложил мне за вас два скво, трех мустангов и четыре ружья.
— Слава Богу, что он принял ваш отказ.
— Я не отказывал ему.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я сказал ему, что хочу двух скво, шесть мустангов и десять ружей. Он ответил, что ни одна женщина не стоит так много, и ушел.
Саманта ошарашенно уставилась на него.
— А что бы было, если бы он согласился?
Шериф расхохотался.
— Тогда у меня было бы достаточно лошадей, чтобы отвезти домой моих жен и ружья.
Макс и Саманта начали второй день своего путешествия, когда солнце было уже высоко. Они не собирались останавливаться на обед, поэтому Макс разделил остатки кролика, чтобы съесть его в пути.
Он, насколько мог, старался не замечать ее. После того как она в него стреляла, а потом, не послушавшись, ушла далеко от лагеря, ему не хотелось любезничать с ней. Саманте еще повезло, что индеец оказался настроен дружелюбно, в противном случае у нее был бы неплохой шанс щеголять сейчас в шнурованной рубашке и мокасинах.
Макс чувствовал, что она начинает уставать от его невнимания. В любую минуту он был готов к ее попытке завязать разговор…
— Почему вы стали шерифом? — не выдержав, спросила Саманта.
Он поднял голову и посмотрел на нее.
— А почему вы об этом спрашиваете?
— Просто, чтобы поговорить.
Он усмехнулся. Женщины так предсказуемы.
— Я хотел поездить по стране, узнать ее поближе.
— Это не слишком веская причина, чтобы каждый день рисковать своей жизнью, мистер Баррет.
— Возможно, я такой человек, который считает, что он может что-то изменить в мире.
— Это звучит очень благородно. А теперь скажите мне настоящую правду.
— Я неплохо держался в седле, метко стрелял, дрался, как сукин сын, да и деньги были приличными.
— А риск вас никогда не смущал? Опасности?
— Сама жизнь — опасная штука, мисс.
Какое-то время они продолжали путь молча; он заметил, что их сопровождает белка, перепрыгивая по тонким веткам с дерева на дерево.
Саманта откашлялась.
— Сколько раз в вас стреляли?
— Столько, что и не сосчитать, — ответил он.
— Но у вас никогда не возникало желания бросить это занятие?
— Никогда.
Белка, похоже, оставила попытку угнаться за ними и углубилась в лес. Макс, вытянув шею, следил за ней, пока не потерял из виду.
— Как ваша семья относится к вашей профессии?
— Они смирились с ней.
— Они, должно быть, переживают за вас, когда вас нет, — а это значит, почти все время.
— Мисс Джеймс, честно говоря, то, как моя семья относится к выбранному мной роду деятельности — одобряет она его или нет, — не ваше дело, черт возьми.
Он пришпорил лошадь и вырвался вперед, надеясь, что она поймет намек. Но она не поняла. Вскоре ее лошадь снова шла рядом.
— Представляю, как они ненавидят то, чем вы зарабатываете себе на жизнь, — продолжала она.
— Я большой мальчик. Они уже не решают, чем мне заниматься. Ну а теперь, может, вы попробуете сменить тему разговора?
Она улыбнулась, и он был вынужден отвести глаза, чтобы не улыбнуться в ответ.
— Как насчет погоды? — продолжала она.
— Слишком банально.
— Мода?
— Возвращение турнюра не принадлежит к числу моих любимых тем. Как насчет политики?
Она поморщилась.
— Слишком нудно.
— Практически последняя незатронутая область — овцеводство, мисс Джеймс, но я абсолютно ничего в этом не понимаю.
— Мы могли бы поговорить о папе и о вас. Расскажите мне о том, как вы столкнулись с Дасти Грином.
Дасти Грин? Господи, это имя действительно вызывает некоторые воспоминания.
— Это ваш отец рассказал вам о Дасти, не так ли?
— Он сказал, что в тот день вы спасли жизнь троим шерифам.
— И чуть не расстался с собственной.
— Вы вчетвером оказались пойманными в Долине Смерти. У вас ничего не было, кроме одежды и ослепительного солнца Невады над головой. У вас кончилась пища, почти не было воды, койоты загрызли двух ваших лошадей, а всего лишь в двухстах ярдах от вас засел Дасти Грин со своей бандой, попивая водичку и ожидая, когда ваша четверка наконец сдастся.
— Кто кому рассказывает эту историю?
— Спустя три дня вы были полны решимости живыми не сдаваться. Вы были готовы покончить с собой, но не уступить негодяям. Вы тянули спички, и папе досталась короткая. Он должен был застрелить вас всех, а потом покончить с собой.
Макс посмотрел на нее с некоторым удивлением. Если ему не изменяет память, Эд Джеймс немного отклонился от истины в своем изложении событий. Самую малость. На самом деле они три дня просидели за утесом песчаника после того, как напоролись на засаду Дасти Грина и его людей. Они умирали с голоду и были довольно сильно обезвожены. Хэд Джоунз и Джимми Малдоун были близки к беспамятству. В действительности короткая спичка означала довольно бессмысленную задачу приглядывать за остававшимися у них двумя лошадьми в последнюю, как они думали, ночь их жизни.