Читать интересную книгу Октябрь семнадцатого (ноябрь 2007) - журнал Русская жизнь

- А какие-то детали об этих деньгах Тихомирнов вам еще рассказал, или он сам не знал ничего больше?

- Он мне назвал какую-то сумму, я думаю, сильно преуменьшенную. Но он мог и не знать правды. Ведь среди большевиков очень мало кто был в курсе этого дела. В последнее время стало известно, что за годы войны, по январь 1918 года, на работу в России Германией было истрачено сорок семь или сорок восемь миллионов марок. Точнее, они были ассигнованы, но, кажется, не были полностью истрачены. Нельзя сказать, что все эти деньги были отданы напрямую большевикам: работа велась во множестве форм - в частности, на Украине, на Кавказе среди мусульманского населения. Так что понять, какая доля пришлась большевикам, трудно. Впрочем, из недавно опубликованной официальной сводки видно, что денежная масса была не так уж велика: в маленькой Румынии было истрачено больше, чем во всей громадной Российской Империи. А в Румынии все-таки большевистской революции не было. Так что утверждение Бориса Натановича Шуба, будто без этих денег не было бы Октябрьской революции, - вздор.

Но интересно отметить любопытный факт: все остававшиеся в Казани большевики, за единичными исключениями, ушли от большевизма и в семнадцатом году образовали меньшевистскую организацию. Большевикам пришлось создавать (и этим занимался именно Тихомирнов) свою организацию в Казани заново.

Я был тогда военным обозревателем местной либеральной газеты «Камско-Волжская речь». При той системе информации о ходе войны, которая тогда существовала, было совершенно невозможно разобраться, какие военные операции происходят на фронте. В официальных сообщениях всегда указывали какие-то маленькие, совершенно неизвестные местечки. Только с помощью чрезвычайно подробных карт Генерального штаба, которые я достал, можно было понять, что на самом деле происходит. Скажем, сообщалось, что наши войска заняли позиции вблизи такого-то городка. Никто не знал, что это означало довольно-таки резкое отступление от прежде занятых позиций.

- А сколько раз вы встречали Ленина, и в какие годы?

- Помню, встретил его в конце 1905 года. После заседания Совета я с несколькими товарищами обыкновенно заходил в пивную, и один раз я пил пиво за одним столом с Лениным, и мы разговаривали. Другой раз я шел с ним рядом на какой-то демонстрации, помню, что он со всеми вместе пел «Варшавянку»; мне говорили, что это единственная песня, которую Ленин знал и мог петь. И потом встречал его на различных собраниях. В последний раз я его видел на собрании в Териоках 6 августа 1906 года.

В 1905- 1906 годах Ленин, как я думаю, совершенно не понимал русской действительности.

Приведу очень любопытный эпизод. Первая Государственная Дума была разогнана после того, как фактически голосами кадетской партии была принята резолюция по аграрному вопросу. Ленин же до такой степени не разбирался в существе дела, что посчитал, будто эта резолюция явилась результатом сделки между кадетской партией и правительством, и уехал из Петербурга в дачное место Саблино писать брошюру об измене кадетов революции. И только он ее начал, как Дума была распущена.

Еще он категорически утверждал, что в сентябре, самое позднее в октябре 1906 года пойдет полоса восстаний. Даже мне, тогда почти мальчику, было совершенно ясно, что это абсолютно нереальная перспектива.

Но в 1917 году, надо признать, он чрезвычайно точно учуял стихию русской жизни, и на этом он построил свою концепцию захвата власти. Она, кстати, сначала совершенно поразила почти всех своей фантастичностью. На собрании в Петрограде, где Ленин излагал свой план (я там уже не был, так как ничего общего с большевиками не имел), один мой очень близкий товарищ стоял рядом с Крупской. Она повернулась к нему и сказала: «Ильич, кажется, с ума сошел!» - до такой степени это все выглядело утопически.

Между тем печальный опыт показал, что концепция эта была как раз самая реалистическая из тогда существовавших. Несмотря на то, что Ленин долго жил в эмиграции, он сумел наладить регулярные сношения с Россией и, видимо, был хорошо ориентирован.

- Вы думаете, что Ленин основывался на каком-то логическом анализе положения?

- Здесь сработало несколько факторов. Но надо все-таки отметить, что всего за месяц до Февральской революции Ленин читал в Цюрихе доклад, где говорил о том, что наше поколение революцию не увидит. И сам факт революции дал очень мощный толчок его мыслям. Он ожидал, что Февральская революция развяжет революцию на Западе, что российский пример будет иметь решающее значение. Но, с другой стороны, все-таки учуял бурю в самой России (а многие ее как раз не ощущали и представляли себе развитие революции очень идеалистически).

И тут, я думаю, нужно отметить один факт. В России было ожидание революции; конечно, трудно говорить за всех, настроения были очень различные. Но начиная с весны 1915 года стали доходить слухи, а потом и рассказы возвращавшихся из отпусков или раненых о совершенно угнетенном настроении в армии и о той катастрофе, которая происходила на фронте: если не во всех, то во многих боевых частях просто-напросто не было оружия. Я почувствовал это настроение, когда однажды услышал песню, которую пела рота солдат. Мне были известны такие слова на этот мотив: «А вот и окопы, Трещат пулеметы, А их не боятся…»

И вдруг солдаты запели: «Ряд за рядами Ложатся солдаты, Знамя упало, Знаменщик убит…»

Эти слова, согласитесь, звучали совсем не вдохновляюще.

Я представлял себе революцию как какой-то хаос в обстановке военной катастрофы. Тем не менее, когда к нам в Казань пришло известие о революции, то первое (очень короткое) время у всех было настроение удовлетворенности, радости.

- А в какой форме пришло сообщение?

- Вот это факт, недостаточно освещенный в литературе. Когда было образовано Временное правительство, забота о путях сообщения была поручена купцу-коммерсанту Бубликову, который выдвинул блестящую идею - распространить по железнодорожному телеграфу на всю страну известие о происшедшем. Благодаря этому революция прошла гладко - она была воспринята как совершившийся факт. Таким образом известие было получено и в Казани.

- Все сразу же заговорили, что это была именно революция, а не мирная перемена власти?

- Революция. Тем более что через несколько дней было провозглашено Учредительное собрание, о котором говорили все революционеры много лет. Неделю с лишним я находился в сравнительно благодушном настроении, пока не увидел воззвание, пришедшее из Петрограда. Это воззвание очень отличалось от официальной примирительной позиции, которую заняли в Петрограде Каменев и Сталин, вернувшиеся из ссылки. В нем говорилось о необходимости самой резкой борьбы против Временного правительства с целью захвата власти и полного переворота. Помню, как знакомый, показавший мне документ, смеялся: «Смотрите, какие дураки, что они там выдумывают». Я ответил: «Нет, не дураки, так и будет».

Позже я нигде не мог найти ни текст этого воззвания, ни каких-либо точных сведений о нем. Я считаю вероятным, что оно исходило от маленькой казанской группы, к которой принадлежали Тихомирнов и Молотов, находившиеся в оппозиции к направлению Каменева-Сталина.

Явного антагонизма еще не было, хотя кое-какие разногласия уже проявились. Уже было впечатление, что есть две власти, каждая из которых живет своей жизнью. Причем реальная власть была в руках Советов рабочих депутатов.

Приведу пример: одним из очень важных моментов, еще до революции предвещавших катастрофу, было расстройство транспорта. Перебои с продовольствием возникали не потому, что не было продуктов, а потому, что не было возможности их доставить. И вот в Казани накануне мусульманских праздников начался татарский бунт: не было в продаже пшеницы, а она нужна была для приготовления ритуальной еды. Случилась бурная демонстрация. Арестовали городского голову, хотели его убить. Новая милиция оказалась совершенно бессильной, не знала, что ей делать. И вот тогда одному из моих товарищей пришла мысль - весь Совет рабочих депутатов, несколько сот человек, должен выйти на площадь. И это подействовало, бунт кончился. Как раз в этот день в Казань прибыл новый командующий войсками, который позднее мне говорил: «Вы знаете, я увидел это смятение в городе, и думал, что все станут ходить на головах. Но был совершенно поражен магическому действию нескольких сот людей с красными повязками».

У людей было ощущение, что это «наша» власть. В этом была и сила, и, как мы сейчас увидим, слабость. Уже тогда у меня сложилось впечатление, что в столице, в Петрограде, творится мифическая политика, не имеющая отношения к действительной ситуации в стране. Весной 1917 года в Казани произошел бунт в сумасшедшем доме. Недовольные начальством, докторами и заведующим хозяйственной частью, служители произвели революцию.