Читать интересную книгу Духовные путешествия героев А. С. Пушкина. Очерки по мифопоэтике. Часть I - Алла Антонюк

Мировой мотив о заключённом бесе находит у юного Пушкина выражение в борьбе монаха с бесом и попыткой его заточить в бутыль, что, в свою очередь, восходит к легенде о Соломоне. Если бес может вселиться только в человека, уподобившегося пустому сосуду, то царь Соломон (как и пушкинский монах Панкратий), борется с бесом обратным способом – пытается засадить его в пустую бутыль.

У Пушкина этот мотив разработан ещё глубже, чем в древней легенде о Соломоне. Известен, например, автопортрет Пушкина, где он изображён в монашеском клобуке, в виде монаха, которого чёрт дразнит своим высунутым языком. Но монах-Пушкин только смеётся над бесом, поскольку знает какое-то никому не ведомое средство, как его победить.13

Бес-искуситель назван в поэме Пушкина Молоком, возможно из-за созвучности с Молохом, одним из падших ангелов и приспешников Сатаны. Справедливо полагают, что имя это пришло в поэму Пушкина из «Потерянного рая» («Paradise Lost», 1667) Дж. Мильтона, где среди ангелов восставшего воинства Сатаны мы видим херувима Молоха, о котором упоминается как о коварном соблазнителе царя Соломона, заставившего его почитать себя наравне с Царем Царей:14

Он сердце Соломона смог растлить,И царь прельщенный капище емуНапротив Храма Божьего воздвиг.

Д. Мильтон. «Потерянный рай», кн. II; (1667)

В поэме Пушкина бес Молок также предстаёт соблазнителем и растлителем монаха, но в образе, значительно сниженном и скорее преломлённом через русское фольклорное сознание (в целом, через призму русского национального самосознания).

У Мильтона Молох предстаёт величественным воином и мятежником, хотя и признаётся, что не может похвалиться коварством: «Козни строить не мастак». Он призывает открыто выступить против войск Предвечного, отказавшись от коварства и мщения: «Стою за бой открытый!» (Книга II).

У Пушкина же бес Молок – незадачливый чёрт, который способен лишь на мелкие козни, и вся его «деятельность» – лишь иллюзии и морок, напускаемые безуспешно на монаха. Бес Молок искушает его плотскими соблазнами, то внушая ему сладострастный сон c фавнами и пастушками на пиру (очевидно, подозревая внутренний ропот его подавляемой послушанием плоти), то предстаёт перед ним виденьем – в виде женской юбки. Он морочит монаха своими превращениями и всё время ускользает от него.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

*Везде далее в цитатах и стихах выделено курсивом – нами. (A.-A.A.)

2

Современник Пушкина французский поэт Алоизиюс Бертран (1807—1841) взял эти строки из книги Ж. Бодена эпиграфом к своему стихотворению, которое у него так и называется «Сборы на шабаш». Это стихотворение было опубликовано только после смерти поэта – в 1842 году. (Бертран Алоизиюс. «Гаспар из тьмы. Фантазии в манере Рембрандта и Калло», М., «Наука», 1981; из серии «Литературные памятники»).

3

Образ «вечного жида» – Агасфера, которому в смерти отказано, встречается в предании, которое рассказывает о иерусалимском сапожнике, еврее Агасфере, ударившем Христа, шедшего на казнь, и наказанного за это мучительным бессмертием и вековечным скитанием.

4

«Свадебный путь» Татьяны в Москву «на «ярмарку невест» обставлен у Пушкина схожей процессией, сопровождаемой «прощальным плачем». В качестве эквивалента хрустальной кровати Богдановича, у Пушкина мы найдём перину. Если в свадебной процессии Душеньки, которая ехала в «печальной колеснице», обыгрывается цифра «16» («шестнадцать человек несли …свечи» и т. п.), что связано, очевидно, с 16-летием Душеньки, то в «возок боярский» Лариных было впряжено 18 лошадей – скорее всего, это также аллюзия 18-ти Татьяниных лет:

Обоз обычный, три кибитки

Везут домашние пожитки,

Кастрюльки, стулья, сундуки,

Варенье в банках, тюфяки,

Перины, клетки с петухами,

Горшки, тазы et cetera,

Ну, много всякого добра.

И вот в избе между слугами

Поднялся шум, прощальный плач:

Ведут на двор осьмнадцать кляч,

В возок боярский их впрягают…

…Сбежалась челядь у ворот

Прощаться с барами. И вот

Уселись, и возок почтенный,

Скользя, ползет за ворота.

«Евгений Онегин» (7:XXXI – XXXII)

5

Христу приписывают слова о том, что в ожидании вечности всякий должен бодрствовать и держать свою лампаду зажжённой, как для свадебной процессии, так как хотя царство Бога и сильнее царства Сатаны, последнее будет существовать вплоть до его, спасителя, пришествия. Дату же пришествия знает только сам Отец, который никому не открывал эту тайну: ни Сыну, ни ангелам. (Матфей, XXIV, 36; Марк, VIII, 32). Царство Божие будет для всех такой же неожиданностью, какой для Лота и Ноя стали поразившие их катастрофы.

6

У Богдановича в сцене свадебного шествия, воспринимаемого в качестве похоронной процессии, также звучит этот древний мотив. У Пушкина этот мотив о законспирированности жениха, предназначенного Деве Марии, должен был бы прозвучать в «Гавриилиаде», однако, он там отсутствует. Выпадение этого важного мотива и соответствующего архаичного эпизода придаёт сюжету фривольное содержание «Гавриилиаде» Пушкина.

7

Евангелие от Матвея, V, 22; III, 12; X, 28; XIII, 40, 42, 50; XVIII, 8; XXIV, 51; XXIV, 30.

8

Ср. У Богдановича в «Душеньке»:

Вручают все её <Душеньку> хранителям-богам,

Ведут на высоту по камням и пескам,

Где знака нет дороги.

9

В балладе Пушкина «Жених» мы найдем также отголоски древнегреческого мифа о разбойнике Прокрусте, который орудовал в Аттике (в те времена, когда боги вершили судьбы людей на Олимпе). Злой разбойник подстерегал путников на дороге между Афинами и Мегарой и путём обмана заманивал их к себе домой, где совершал свои демонические преступления, отрубая части тела своих жертв (ср. у Пушкина в «Женихе»: «Злодей девицу губит, ей праву руку рубит»). В доме разбойника Прокруста для гостей было изготовлено два ложа. Одно – большое, на которое он укладывал небольших ростом людей, и, чтобы путник точно соответствовал размеру кровати, он бил его молотом и растягивал ему суставы. Второе, куда он укладывал высоких ростом людей, – было маленьким, при этом не помещавшиеся на это ложе части тела он отрубал топором.

Греческий герой Тесей, победив разбойника, поступил с ним так же, как тот поступал со своими пленниками. За свои злодеяния Прокрусту пришлось самому лечь на своё же ложе.

10

Адам Мицкевич скажет, что в этой строчке «слышится томление по бесконечности».

11

Мстительный дьявол Ада, каратель злодеяний.

12

Супостат – старое русское слово, обозначающее противника, врага, недруга и даже дьявола (др.-рус. – супостатъ, враг; ст.-слав. сѫпостатъ – от греч. πολέμιος, ἀντίπαλος, σύμμαχος, ὑπεναντίος). Произошло из двух частей: приставки «су», обозначающей противоположное действие или явление (например, мрак – сумрак) и глагола «стоять» – т.е. противостоять – противостоящий.

13

В «Божественной комедии» Данте А. есть также сцена с высунутым языком как бесовским жестом, а также ответным жестом беса, и в этой бесовской игре, обыгрывающей человеческий верх и низ, прослеживается глумление бесов над высоким (в противоположность низкому): «Тут бесы двинулись на левый вал, //Но каждый, в тайный знак, главе отряда //Сперва язык сквозь зубы показал, //И тот трубу изобразил из зада». (Песнь XXI, стр. 136—139) Пер. с итал. Лозинского М.

14

Однако, возможно, что происхождение имени беса Молока у Пушкина идёт от фольклорной традиции и является некой аллюзией старинного названия беса, охранявшего кормящую мать и младенца от злых духов, или же беса, входящего в человека посредством наговора на молоке, так как по своему звучанию имя это сходно также с Молохом, бесом-пожирателем младенцев. В народной демонологии можно также встретить свидетельства того, что дьявол (при помощи ведьм) похищает молоко у коров.