говорить.
— Как гребаный мед, — прорычал он, просовывая пальцы за полосу. — Раздвинь немного ноги. — Она выполнила его просьбу, и он наградил ее еще одним поцелуем. — Хорошая девочка.
— Что ты… — крик сорвался с ее губ, когда его указательный палец обвел ее клитор и надавил. — О, боже мой!
Его грубый смешок только усилил удовольствие, пронзившее ее.
— Да ты вся мокрая, сладкая.
Он трудился изо всех сил, пока она не начала задыхаться.
Она прижалась к нему, извиваясь в его объятиях.
— Пожалуйста, — она не знала точно, о чем умоляла, но, если он не ослабит эйфорическое давление, растущее глубоко внутри нее, она знала, что умрет. — Мне нужно….
— Я знаю, что тебе нужно.
Он пронзил ее своими толстыми пальцами, скручивая их, когда отступал. Ее глаза расширились, и комнату наполнил пронзительный вопль.
— Да, вот так, сладкая.
Пальцы Калума заполняли и отступали от ее скользкого прохода снова и снова, толкая ее с головой в некую катастрофическую силу расплаты. Дюйм за дюймом он приближал ее к умопомрачительному оргазму.
Калум простонал ее имя и сжал ее губы своими. Дикое рычание наполнило его грудь, когда его пах прижался к ее бедру.
— Черт, милая, — пробормотал он. — Твоя тугая маленькая киска чертовски сильно сжимает меня.
Он снова потер ее клитор, и она встала на цыпочки. Ее глаза расширились, в то время как его глаза были закрыты тяжелыми веками, а губы слегка приоткрыты. Легкий румянец окрасил его скулы, и ее сердце затрепетало.
— Я уже близко, — сказала она со стоном.
Облизнув губы, она сжала его бицепс. Ее бедра двигались в такт его манипуляциям.
— Я знаю.
Он уткнулся лицом в изгиб ее шеи. Его язык скользнул вверх по чувствительной плоти, усиливая ощущения, пронизывающие ее.
— Двигайся на моих пальцах, детка. Заставь себя кончить.
Все внутри нее напряглось. Ее бедра дернулись, и одним последним движением большого пальца он щелкнул по ее клитору, а затем ущипнул его, отправляя ее в полет. Она выкрикнула его имя, содрогаясь от оргазма. Яркие вспышки света вспыхнули за ее веками, когда он осторожно опустил ее вниз. Он ворковал с ней, шепча нежные слова ободрения, пока она не повисла в его объятиях.
— Вау.
Калум отстранился от нее, затем поднес пальцы ко рту и облизал их.
— Я, блядь, так и знал, Фаун. Я всегда знал, что ты будешь слаще греха. — Он снова лизнул их и застонал. — Помнишь, когда я сказал, что третий шаг — отмечаю тебя?
Она кивнула.
— Да.
— Сегодня вечером я планирую отметить тебя.
Несколько долгих мгновений он молча смотрел на нее. Она не знала, что ответить на его заявление. «Спасибо» не казалось достаточно подходящей фразой для оргазма, который он подарил ей, не говоря уже о метке, которую он обещал оставить на ее плоти. Фаун открыла рот, чтобы сказать что-то… что угодно, но тут таймер на плите зазвенел, объявляя, что пицца готова.
— Пойдем, сладкая, поедим.
***
Калум сидел за столом напротив Фаун и смотрел, как она ерзает на стуле. Улыбка тронула его губы, прежде чем он откусил кусочек пиццы.
— Тебе нравится это пальто? — спросил он.
— Да, — ответила она. Красивый румянец залил ее щеки. — По-моему, я сказала насколько.
— Я ничего не помню. Мне кажется, я сконцентрировался на том, чтобы услышать твой стон, — промурлыкал он.
Запах ее возбуждения обволакивал его, искушая волка. Как бы то ни было, один только ее вкус вызвал желание опустить ее на землю и заявить на нее права. Проклятый Волк — зверь никогда не был терпеливым животным.
Он потянулся через стол, вытер большим пальцем каплю томатного соуса с ее нижней губы и зарычал. Она дрожала, широко раскрыв глаза, наблюдая, как он слизывает острый соус с пальца.
— Ты делаешь это нарочно, — сказала она, отодвигая тарелку.
— Что делаю нарочно?
— Заставляя меня чувствовать себя такой… растерянной, — фыркнула она.
— Сладкая, если все, что ты чувствуешь, это смятение, то я плохо делаю свою работу. Я должен попробовать еще раз.
Калум положил салфетку на стол и встал со стула.
— Подожди, — вскрикнула она, поднимая руку. — Если мы снова сделаем это… что бы это ни было, мы опоздаем на праздник.
— Я не вижу в этом проблемы.
— Разве ты не хочешь пойти? — спросила Фаун.
— Хочу. Я также хочу исследовать это естественное притяжение между нами. Я хочу выяснить, что заставляет тебя стонать. Заставляет тебя извиваться. Я хочу попробовать тебя на вкус и прикоснуться к тебе всем телом. Я хочу видеть тебя обнаженной, бьющейся в экстазе подо мной. — Он взял ее за руку и притянул к себе. — Я думаю, мы можем немного опоздать.
— О, хорошо, — пробормотала она, глядя на него снизу вверх.
Ее широко раскрытые карие глаза встретились с его взглядом, и в них мелькнула легкая тревога.
— Будь храброй, — прошептал он, обнимая ее за щеку. — Не забывай, что сегодняшний вечер — для того, чтобы создавать воспоминания.
— Я… я знаю. Наверное, у меня никогда не было никого, кто смотрел бы на меня так, как ты.
— Как я на тебя смотрю? — спросил он, уводя ее от стола.
— Это нечто среднее между голодом и преданностью.
— Сладкая, дело не только в этом, — он усмехнулся.
По правде говоря, он держался на волоске. Потребность отметить свою пару и заявить на нее права, пока его кровь пульсировала в венах. Одного вкуса ему никогда не будет достаточно.
Калум провел ее через весь дом и остановился у двери спальни. Она задрожала рядом с ним, когда ее запах перешел от нервозности к страху. Его Волк зарычал при мысли о том, что она боится его, но разумная часть его понимала. Он знал, что нужно не торопиться. Чтобы она чувствовала себя комфортно.
— Итак, вот оно? — сказала она, положив дрожащую руку на ручку двери.
Он успокоил ее.
— Нет, Фаун. Дело не в этом. Это начало чего-то большего, чем мы оба. Если ты не готова, нам не нужно.
Она сморщила нос.
— Ты сказал, что собираешься отметить меня.
— Я так и сделаю. Однако я не стану навязываться тебе силой. — Он приподнял ее подбородок, чтобы посмотреть на нее. — Ты самый важный человек в моей жизни. Ни в коем случае, черт возьми, я не испорчу все.
Глава 8
Фаун должна была принять решение. Неужели она отступит и скажет Калуму, что не готова? Или она сделает первый шаг к тому, чтобы принять свою новую жизнь? Жизнь с мужчиной, решившим вывести ее из навязанной ей самой темноты, в