политической дестабилизации. Наполеон не решается применить гвардию в решающий момент Бородинского сражения, указывая именно на это обстоятельство — немыслимо рисковать самыми надёжными и боеспособными силами, когда Париж находится под угрозой мятежа, который может спровоцировать антифранцузские восстания в оккупированных Наполеоном Германии, Италии, Нидерландах, Пруссии. Попытка переворота действительно произошла: во время остановки в Смоленске в ходе отступления Наполеон получает новости о заговоре генерала Мале, желавшего восстановления республики. Это вынуждает Наполеон ускорить отступление и пойти на жертву Березины, оказавшейся катастрофой для французской армии.
Даже самая протяжённая в истории сухопутная империя — Монгольская — вынуждена была приостановить экспансию, достигнув Дуная на западе и Японского моря на востоке, Южной Сибири на севере и Гималаев на юге. Монгольские армии доходили до Адриатического моря и Египта, но так и не дошли «до последнего моря». Их остановили скорее природные условия, чем войска других государств: в Западной Европе монголы разгромили европейские армии при Легнице и при Шайо, однако вынуждены были повернуть обратно. Важной причиной стал природный фактор: из-за глинистых почв Паннонской равнины, не приспособленных для прокорма тысяч монгольских лошадей, монгольские войска повернули обратно.
Поход Хубилая против Японии провалился из-за шторма. Однако гораздо более значимым обстоятельством была политическая опасность дальнейшего пребывания самой боеспособной монгольской армии во главе с самым авторитетным военачальником Батыем на окраине империи в период курултая, на котором должен был быть выбран новый хан после неожиданной кончины Угэдэя. Монгольская армия находилась в нескольких тысячах километрах от Каракорума, где разгоралась первая гражданская война между Чингизидами. Жизненно важным было вернуться в метрополию — Монголию — чтобы предотвратить госпереворот, который хотели осуществить сторонники Гуюка, противника Батыя, возведя Гуюка на престол в обход законного наследника Ширамуна.
Сама природа империи, а не субъективная случайность, связанная с появлением более могущественной державы и более боеспособной армии, чаще всего приостанавливает её экспансию. Александр Македонский, Чингисхан, Наполеон так и не были побеждены в полевом сражении (за исключением разгромленного при Ватерлоо Наполеона), но уже при их жизни созданные ими державы (за исключением Монгольской империи, продолжившей экспансию при следующих Чингизидах) достигли предела расширения и распались. Империи, которые создаются за жизнь одного или двух поколений и держатся на военном гении одного великого полководца и его силе принуждения, представляют собой хрупкое образование. Силой покорённые народы, культурно и лингвистически автономные, после демонтажа или ослабления прежней имперской администрации, опиравшейся на санкционированное традицией принуждение, обретают независимость и возвращаются к границам, которые они имели до завоевания предыдущей метрополией.
Предел экспансии зависит от географического расположения метрополии — от её «месторазвития». Не только географическая реальность, но и состояние растительного мира, насыщенность полезными ископаемыми, культурные и экономические характеристики формирует специфическую среду, в которой развивается цивилизация и которая предопределяет её национальные интересы[107]. Византийская и Османская империи, имевшие одинаковые «месторазвития» — Константинополь и Анатолию, оказались почти идентичны в пределах своего территориального роста. Ромейские басилевсы, как и османские султаны, стремились обеспечить безопасность полуострова Суричи и Фракии, на территории которых располагался Константинополь, взяв под контроль Добруджу и Паннонскую равнину, через которые возможно проникновение на их земли. То же самое с границами империей Ахеменидов и державой Александра Македонского, перенёсшего столицу своей империи в Вавилон. Сердцевиной этих империй была Месопотамия. Несмотря на свой военный гений, но он так и не сумел преодолеть естественные региональные ограничения и распространить империю в Индию.
Когда империя достигает естественных пределов своей экспансии — содержание завоёванных провинций превышает дивиденды от их эксплуатации — правители вынуждены приостановить завоевания. Иногда мудрые правители прекращают их ещё до достижения таких пределов, как это сделали Аббасиды, сосредоточившиеся на внутреннем развитии, несмотря на победу при Таласе, которая открывала перспективы экспансии в Средней Азии и овладения Шёлковым путём. Или «милый богам» Ашока, отказавшийся от дальнейших завоеваний после резни в Калинге, унёсшей жизни более 100 тыс. чел., и вызванного этим обращения к буддизму.
Иногда империи не стремятся к значительному расширению, как это было в Китае на протяжении всех династий, кроме последней — Цин (особенно во времена Цяньлуна), при которой и произошло упразднение вековой монархии. Самоидентификация, основанная на собственном превосходстве, — «Срединного царства» над окружающим миром варваров-вассалов «богдыхана» — лишала китайскую цивилизацию мотивов к экспансии. Отсутствием экспансии, а также высоким качеством конфуцианской бюрократии обусловлена многовековая стабильность китайской монархии[108].
Но чаще всего агроправители прекращают завоевания не добровольно: Османы пытались прорваться в Центральную Европу в 1529 и 1683 году, но потерпели поражение. После 1683 турки, утратившие контроль над Паннонской равниной в ходе войны со Священной Лигой, окончательно перешли к стратегической обороне: в последующие годы Османская империя только теряла земли (за исключением краткосрочного Прутского эпизода и Крымской войны). Завоевание Иберии стало последним территориальным приобретением Омейядов, попытка проникновения во Францию обернулась сокрушительным разгромом при Туре, после чего Арабский халифат вынужден был приостановить расширение — Омейяды были свергнуты, а при Аббасидах начался постепенный распад многонациональной империи.
Проклятие полиэтничности
Сколь ни необъятна эта Империя, она не что иное, как тюрьма, ключ от которой хранится у Императора.
Астольф де Кюстин
Любая империя — полиэтническое образование, и главная угроза для её существования исходит от стремящихся к самостоятельности этносов[109]. Существует три способа избежать дезинтеграции империи при любом, даже малозначительном дестабилизирующем триггере — депортация, геноцид и ассимиляция покорённой нации. Идеальный результат каждого из способов — «исчезновение» лелеющего независимость народа. Только в первых двух кейсах под исчезновением подразумевается физическое истребление или, по крайней мере, перемещение в «безопасный» регион, лишённый сепаратистских тенденций. Третий способ подразумевает постепенное растворение народа в более многочисленной и культурно развитой «титульной нации» — будь то китайцы, французы, русские или австрийцы. Первый способ, более древний, апробировали в своей имперской практике ещё ассирийцы, переселявшие покорённые народы Урарту, Вавилона, Финикии в сердце империи — на территорию, окружающую Ашшур и Ниневию. Покорённые народы запугивали жестокими репрессиями против восставших, в их памяти были сцены жестокого завоевания их городов эпохи Ашшурнацирапала I, живьём сдиравшего кожу с беззащитных горожан и сооружавшего пирамиды из их черепов в духе «Апофеоза войны». Однако построенная на геноциде империя развалилась в результате восстания, вспыхнувшего в разрушенном и проклятом при Сингхерибе за мятеж Вавилоне при поддержке соперничавшей с Ассирией Мидии.
Метрополия, издревле известная как торговый хаб в транзитной торговле между Египтом и шумерскими городами-государствами, культурно отставала от покорённой ей метрополии — от Вавилона, что делало ассимиляцию невозможной. Однако ассирийские цари и не пытались ассимилировать более развитые регионы,