— Ты смеешься? Значит, ты не страдаешь? А я-то думала, что Филипп стал твоей главной любовью. Ну теперь понятно. Раз это было не серьезно, то ты и не хотела детей.
Интересно, что бы сказала Фанни, узнай она всю правду о них с Филиппом? Разговор начинал действовать Кэтлин на нервы, потому что и ежу было понятно: все, что она скажет Фанни, та донесет до брата.
— Если не возражаешь, мы больше не будем говорить о Филиппе. Лучше расскажи мне о своем сыне.
Фанни так засияла, что Кэтлин даже неудобно стало.
— Ему пятый год пошел, он самый обожаемый ребенок на земле, — затараторила она и поднялась, чтобы достать из письменного стола фотоальбом. — Вот посмотри, здесь фотографии с первых дней его жизни.
Кэтлин приняла у нее толстый альбом. Судя по количеству фотографий, здесь был запечатлен буквально каждый момент жизни четырехлетнего малыша.
— Должна сразу признаться, что я ненормальная мать. Боюсь, что могу избаловать сына до чертиков.
— Как его зовут?
— Патрик. Вот на этой фотографии ему всего три дня.
— Какой прелестный малыш. Он спит сейчас?
— Нет. — Фанни грустно покачала головой. — Он в Дублине… со своим отцом. Завтра он привезет его обратно.
Кэтлин подняла глаза от альбома и увидела страдальческое выражение на лице старой подруги.
— Знаешь, ты не обязана мне рассказывать о том, о чем тебе говорить не хочется.
— Ну, это ни для кого не секрет, и я вовсе не стыжусь, что родила сына, не вступив в брак, — горячо, словно защищаясь, сказала Фанни. — Ты наверняка его вспомнишь. Он учился вместе с Беном, Джонатан Беркли, он был вторым по успехам в школе после брата. Когда Бен отказался от гранта на учебу в Дублинском университете, грант присудили Джонатану, и он уехал учиться.
— Вспомнила, — сказала Кэтлин, беря еще один кусок кекса. — Симпатичный такой, только в очках, да? Он еще увлекался хоккеем на траве. Смуглый брюнет с коротко стриженными волосами. Он?
— Да. Он по-прежнему коротко стрижется. Теперь он учит нашего сына играть в хоккей на траве. Патрик обожает его. И я тоже.
— Так значит, у вас все хорошо… — начала было Кэтлин, но Фанни перебила ее.
— Ничего хорошего, — возразила она со слезами в голосе. — Если хочешь знать, я живу как в аду.
— Из-за того, что вы разъехались?
— Да мы почти и не жили вместе. То есть совсем недолго жили. Он ведь теперь преподает в Дублинском университете. Мои братья, Майкл и Билли, учатся у него. А сейчас Джонатан хочет, чтобы мы с Патриком переехали к нему.
— А ты не хочешь? Фанни покачала головой.
— Бен не хочет.
— Бен? Но почему? И вообще, почему это должен решать Бен? Его это не касается. Фанни вздохнула и трогательно улыбнулась.
— Бена касается все. Он самый ответственный человек на свете и все знает лучше всех.
— Или думает, что знает, — ядовито заметила Кэтлин — Наверное, ты права, — согласилась Фанни, на миг забыв о своей исключительной преданности брату. — Бен не может простить Джонатану, что я забеременела до свадьбы. Они ведь были близкими друзьями, пока Бен не узнал о наших отношениях. Узнав о моей беременности, Бен запретил Джонатану появляться в нашем доме. Его даже родители не сумели переубедить. Ты ведь помнишь, каким поборником нравственности он был всегда. Очень переживал, что не уследил за мной. — Фанни хихикнула, словно нашкодившая девчонка.
— Ты можешь сказать, что это не мое дело, но, по-моему, Бен слишком много на себя берет. Впрочем, как всегда. Не имеет он права вмешиваться в твою жизнь. У вас сын растет, вам и решать с Джонатаном, как и где вам жить, чтобы Патрик вырос счастливым человеком.
— Если бы все было так просто! — снова грустно вздохнула Фанни.
— Может быть, и не очень просто, только не надо самим усложнять свою жизнь, — сердито возразила Кэтлин. — Поверь мне, если ты будешь все время слушаться Бена, то останешься всю жизнь одна. Надо бороться за свою любовь. — Кэтлин вспомнила свои отношения с Беном. Она тоже постоянно смотрела ему в рот, беспрекословно принимая все его решения. Она потом часто жалела об этом. — Если Джонатан тебе дорог, вы должны быть вместе. — Кэтлин допила чай и посмотрела на часы. — Извини, подруга, но мне пора ехать. Если в «Шэмроке» меня не приютят…
— То ты вернешься ко мне! — порывисто воскликнула Фанни. — Я буду очень рада, — искренне заверила она Кэтлин.
— Спасибо тебе на добром слове. И за чай спасибо. Все было очень вкусно.
— Мы скоро увидимся, правда? — спросила Фанни. — Ты ведь сможешь переехать в свой дом, как только там все подключат. Ты больше от нас не уедешь? — словно ребенок спросила она.
— Кто это знает? — честно ответила Кэтлин, совсем не представляя, как может сложиться ее жизнь в родном городе, где она то и дело будет сталкиваться с Беном. А если у него кто-то есть… Сможет она это пережить?
— Скажи, Фанни, у Бена кто-нибудь есть? — неожиданно для себя спросила Кэтлин и охнула. — Прости, непорядочно с моей стороны задавать тебе такой вопрос.
— Да уж, — согласилась Фанни. — Хотя понять тебя можно. Он никогда мне не рассказывает о своей личной жизни. Но если бы у него было что-то серьезное, я бы об этом знала.
— Полагаю, у него от женщин отбоя не было после моего отъезда?
Фанни смотрела на нее широко раскрытыми глазами и удивленно хлопала ресницами.
— Кэт, очнись. Как ты думаешь? Ведь прошло пять лет! Разумеется, у него были женщины. До сих пор ему пишет какая-то Дженни из Дублина, с которой он познакомился много лет назад, когда ездил с бригадой строителей по стране. А ты знаешь, как давно это было!
— Ты не скажешь ему, что я тебя расспрашивала? Он может не правильно истолковать мое любопытство.
Фанни покачала головой.
— Не могу ничего обещать. Если не спросит, то не скажу. Он мой брат. А ты заставила его страдать в свое время.
— Да, я понимаю, — ответила Кэтлин. — Но мне и жить с тем, что я сама сотворила. — И тут же подумала, что неизвестно, кто из них двоих пострадал больше. — До свидания, Фанни. — Кэтлин улыбнулась подруге на прощание и вышла из ее дома.
Улыбка мгновенно исчезла с ее лица, когда она направилась к машине. Забыв включить двигатель, она сидела, уронив безвольно руки, и смотрела перед собой невидящим взглядом. Только нестерпимое желание принять ванну и забыться сном заставило ее собрать свои растрепанные чувства в кулак и вывести машину на дорогу, ведущую в центр города.
Солнце стояло уже высоко, прибрежные воды бороздили яхты под разноцветными парусами, скромные домики предместья сменились высокими каменными домами, иногда мелькали новые особняки, имитирующие георгианский стиль или средневековую готику.