Читать интересную книгу И приведут дороги - Наталья Способина

словно сетуя на мою недогадливость.

– А можно? Радим же запретил. – Я внезапно оробела, растеряв всякий задор.

– Радим тебя ругать не будет. Если что, скажешь, что моя воля была. Да мы и ненадолго. Я подумал, что ты за него тревожишься, – вполголоса добавил он, в то время как за калиткой послышался звук отодвигаемого засова.

Ворота распахнулись, и перед нами предстала встревоженная Велена. Она куталась в теплую шаль и не спешила радоваться незваным гостям.

– Что надобно? – неприязненно спросила она, окинув княжича цепким взглядом. На меня она даже не посмотрела, словно Миролюб был один.

– Здравствуй, добрая женщина, – Миролюб учтиво поклонился. – Олега проведать хотели.

– Не в том он виде сейчас, чтобы гостей зазывать.

– Я знаю, Велена, – примирительно отозвался Миролюб, удивив меня тем, что знает ее имя. – Поговорить мне с ним надобно.

Велена несколько секунд размышляла, не торопясь впускать нас во двор. Потом все же решила, что держать княжича у ворот – не самая лучшая идея, и медленно отступила в сторону.

Миролюб бросил на меня быстрый взгляд, точно спрашивая согласия, я кивнула, и мы проскользнули во двор, будто крадущиеся в ночи преступники. Я подумала, видел ли нас кто-то из свирцев, донесут ли Радиму? Но сейчас все это было неважно, потому что где-то там, за бревенчатыми стенами дома, который был вдвое меньше Радимова, находился израненный Альгидрас. И моя мечта хоть что-то узнать о нем, кажется, вот-вот должна была стать явью.

– Ты пойдешь со мной или обождешь здесь? – Взгляд Миролюба был испытывающим, и в другой раз мне стало бы неуютно, но сейчас я просто подумала, что он снова дает мне выбор, и уверенно кивнула.

– Не утомляй его, княжич, – недовольно бросила Велена и отошла к будке, рядом с которой, низко пригнув голову, скалилась крупная собака.

В моей памяти всплыла ее кличка: Ветка. Псина вправду была такой огромной, как мне показалось той злосчастной ночью. Велена что-то тихо сказала собаке, и та перестала скалиться. Только шерсть на загривке так и не опустилась.

Миролюб, пообещав управиться быстро и ничем не побеспокоить хванца, потянул меня в дом. Я поднялась по ступеням, которые видела совсем недавно во сне. В сенях я уверенно повела Миролюба в комнату, где в моем сне Всемила разговаривала с Альгидрасом. В печи теплился огонь, несмотря на то что на улице сегодня стояла жара. Миролюб поклонился печи и что-то негромко произнес.

На влажном полу стояла большая миска с окровавленными тряпками, и это поубавило мой пыл. Я остановилась у миски и поняла, что не могу сдвинуться с места. В мозгу стучало «он ранен!». Не знаю, почему я замерла, ведь сама же видела, во что превратил его спину кнут Борислава.

– Неужто она сама его лечит? – хмуро прошептал Миролюб, оглядывая комнату, где царил беспорядок: на столе валялись чистые тряпки, стояли глиняные миски, кувшины. То тут, то там была разлита вода. – Сильно же Радим осерчал.

Мы синхронно обернулись к двери, которая, очевидно, вела в покои. Миролюб осторожно ее толкнул, и мы оказались в маленькой комнате, где стояли сундук, лавка и узкая кровать. Альгидраса не было. Увидев вязание на подоконнике, я озвучила мысль:

– Это Веленины покои.

Миролюб кивнул и немного растерянно оглядел комнату. Видно, ему нечасто приходилось бывать в маленьких домах, и он слегка потерялся, впрочем, почти сразу отыскал еще одну дверь, за которой, как мне показалось, должен был находиться чулан.

Миролюб осторожно открыл дверь и шагнул внутрь. Для этого ему пришлось согнуться почти пополам. Я вошла следом за Миролюбом и едва не врезалась в его спину. Вероятно, эта комната вправду некогда служила чуланом. Впрочем, все для жизни здесь было. Кровать, сундук, лавка, даже маленькое окно. В комнате резко пахло какой-то мазью и немного кровью. Я рассматривала стены без единой завитушки, кованый фонарь на сундуке, жестяную кружку рядом с фонарем, снова, как и у клети, оттягивая момент, когда мне придется смотреть на Альгидраса.

– Олег, – шепотом позвал Миролюб, и я невольно вздрогнула, когда с кровати раздалось слабое:

– Кто?

– Это я… Миролюб, – тут же откликнулся княжич, а я перевела взгляд на кровать.

Альгидрас лежал на животе, отвернувшись к стене. Его спину укрывала ткань, на которой проступили розовые разводы.

– Ты один? – едва слышно спросил он, и я бросила быстрый взгляд на Миролюба. Тот посмотрел в ответ неуверенно, но все же честно сказал:

– С сестрой воеводы.

После этих слов Альгидрас пошевелился и, сделав над собой усилие, повернул голову в нашу сторону. На белом как мел лице четко выделялись глаза, которые сейчас казались почти черными. На потрескавшихся губах засохла корка.

– Воды вот попей…

Я даже не заметила, как в руке Миролюба оказалась смоченная водой тряпица, которую он тут же поднес к лицу Альгидраса. Тряпица коснулась иссохших губ, и Альгидрас благодарно закрыл глаза. Я сглотнула и посмотрела на Миролюба. Стоило ли приходить?

– Как ты, хванец? – шепотом спросил Миролюб, вновь отступая к стене.

– Жив, как видишь, – Альгидрас криво усмехнулся. – Сестру воеводы на что привел? Мы не побратимы, как слышал. Негоже девке ночью одной по чужим домам…

Я возвела глаза к потолку. Миролюб покосился на меня, коротко улыбнувшись.

– Тревожилась она за тебя, а я дорогу к тебе найти не мог.

Альгидрас уперся руками в узкую койку и привстал, шумно втянув воздух сквозь зубы.

– Ну, куда скачешь? – Миролюб бросился к нему на помощь и по пути едва не снес с ног меня, что в такой комнатушке было неудивительно.

– Сам, – огрызнулся хванец и неловко уселся на койку, болезненно морщась.

– Не нужно было вставать, – пробормотала я, не в силах оторвать взгляда от его груди, где свежий шрам, спускавшийся с плеча, встречался с полоской старого рубца. И он мне рассказывал, что не воин?

Я с усилием отвела взгляд от шрамов и посмотрела в его глаза. Комнату освещал лишь фонарь, стоявший на сундуке у кровати, потому половина лица сидящего Альгидраса терялась в тени.

– Радим-то прийти дозволил? – серьезно спросил он и тут же, словно не ожидая от меня правдивого ответа, посмотрел на княжича.

Миролюб скорчил гримасу и потер лоб.

– Он пока не знает, – наконец честно ответил он.

Альгидрас какое-то время молчал, рассматривая Миролюба, точно что-то для себя решал, а потом негромко проговорил:

– Ты ее домой сведи, а потом приходи. Поговорить ведь хотел?

Миролюб покосился на меня, потом повернулся к Альгидрасу.

– Хотел. Только Велена на меня собаку спустит, если снова приду, – криво улыбнулся он.

– Если у вас разговор не для моих ушей, я во дворе побуду, – подала голос я, даже не пытаясь скрыть обиду. Как до дома доведи, так сразу нужна, как слова передай, так тоже…

Кстати, о словах.

– Не успела я княжичу о его доспехе сказать, – объявила я, разворачиваясь к выходу.

– А что с доспехом? – быстро спросил Миролюб.

– А на нем надпись на старокварском, – будто здесь не было Альгидраса, ответила я.

– Что?

Я посмотрела на Миролюба, и меня встретил совершенно потрясенный взгляд. Княжич тут же развернулся всем корпусом к Альгидрасу и навис над ним:

– На каком, говоришь?

– На старокварском, – сказал Альгидрас, выпрямляясь, отчего влажная тряпица сползла с его спины, заставив хванца на миг зажмуриться. Я тут же бросилась к нему, отодвигая Миролюба, и подхватила край пахнущей мазью ткани.

– Вы разговор никак отложить не можете? – прошипела я Миролюбу, осторожно набрасывая ткань на исполосованную спину, отмечая, что у вновь ссутулившегося от боли Альгидраса торчат позвонки, будто его не кормят.

– Я уезжаю на заре, – в голосе Миролюба послышалось некое подобие вины, хотя лично я сомневалась, что ему вправду жалко хванца.

Я сердито покосилась на княжича. Он пристально смотрел на макушку согнувшегося Альгидраса. И мне снова не понравился его взгляд.

– Может, тебе снадобья какие нужны? – спросил Миролюб.

– Есть все, – ответил Альгидрас, стараясь отдышаться. – Через пару дней уже подживет.

Я в этом сильно сомневалась. Миролюб, вероятно, тоже. Но что изменилось бы, если бы мы сейчас хором опровергли оптимистичное заявление хванца?

Альгидрас осторожно выпрямился, и я с состраданием заметила, что его слегка потряхивает. Оставалось надеяться, что просто от боли, а не оттого, что у него начинается жар. Тонкие бледные пальцы теребили штанину на колене, а сам Альгидрас упорно не поднимал голову. Я смотрела на выступавший позвонок на его шее, и мне жутко хотелось сделать хоть что-то, чтобы он перестал так страдать. А потом почувствовала взгляд Миролюба и резко вскинула голову. Он смотрел так, будто все давно понял, и я снова вспомнила слова Добронеги о том, что княжич хорош и ласков, пока его добро