вспомнила свою мать. Родительница умерла, когда принцессе исполнилось семь лет. Последними ее словами была сказанная в бреду фраза: «Живи, что бы ни было, как бы трудно или больно тебе не было. Прошу, только останься в живых». Эта просьба навсегда отпечаталась в голове малышки Руни. Поэтому девочка терпела, сжав зубы. Любой бы решил, что стоит родиться принцессой, как можно не волноваться о будущем и жить припеваючи. Может, где-то это правило и работало, но не в Дарданской империи.
После смерти матери она никому не была нужна. Даже слуги о ней вспоминали только когда придется. Детей у императора, ее отца, было много. Среди таких выдающихся старших и младших, от любимых жен, непримечательная Брунис, мать которой умерла, ничем не выделялась. Сама Руни была уверена, что отец и вовсе забыл о ее существовании, иначе как объяснить, что, когда в пятнадцать лет все узнали о том, что она владеет магией подчинения, император спросил, как ее зовут.
Тогда на нее обратили внимание. Она стала нужной, заслужила любовь отца и братьев, пытающихся переманить ее на свою сторону в борьбе за власть и место кронпринца. Хорваш преуспел. Он дал почувствовать Брунис, что нуждается в ней, заботиться как о сестре, а не собственном орудии для достижения власти и кары врагов.
«Может быть, брат всегда был таким, и только притворялся, скрывая истинное лицо» — думала девушка после того, случая. Но ей хотелось верить, что Хорваш хотя бы раньше, но любил ее. Иначе стоило ли ей вообще жить? Ведь тогда бы все, во что она верила оказалось бессмысленным…
Живи, прошу только останься в живых…
— Хорошо, — произнесла девушка. — Я помогу вам.
Заслуживает ли она жизни? Ее руки не раз умывались кровью. Хорвашу стоило лишь приказать… Брунис моргнула. Она осознала, что сама не заметив, как, стала палачом в руках наследного принца.
5
«Ценность жизни»
Мэйрилин пробежалась взглядом своих сиреневых глаз по девушке, которую с собой привел Даналь. Она была моложе, чем предполагала жена генерала. На вид младше ее самой хотя Брунис вполне могла оказаться и ее ровесницей.
Гостья выглядела отстранённо, но Мэй догадалась, что ей просто было неловко.
— Мэй, она ведь может оказаться шпионом, — шепнула на ухо хозяйке дома Эйвис, хмуро осмотрев испачканные медвежьей кровью руки незнакомки.
Брунис заметила недружелюбный взгляд девушки, и попыталась вытереть ладони о полы своего плаща. Не стоило ей касаться головы того зверя и доставать его из мешка. Принцесса покосилась на стоящего рядом как ни в чем не бывало доктора.
Мэйрилин качнула головой, не соглашаясь с подозрениями Эйвис. Она сомневалась, что эта девушка окажется шпионом.
— Присаживайся, — мягко произнесла Мэйрилин. — Угощайся, — Мэй махнула на чашку чая перед гостьей и тарелку с печеньем.
За окном было темно. Это не удивительно, Даналь покинул поместье около десяти вечера. Сейчас было уже за полночь.
Брунис чувствовала себя неловко, она осторожно потянулась к белой фарфоровой чашке с предложенным напитком, но заметив засохшие следы крови, резко отдернула руки назад. Девушка подумала, что ее руки в крови в прямом и переносном смысле. Хорваш бы посмеялся над этой иронией.
Не успела Мэй попросить слугу принести влажное полотенце, как Даналь, присевший в соседнее кресло, спокойно опустил свою белоснежную тканевую салфетку в нетронутую чашку чая рядом и, взяв руки замершей Брунис в свои, аккуратно смыл запекшуюся кровь.
— Готово, — объявил доктор, когда следов не осталось. Брунис удивленно посмотрела ему в лицо. Этот человек в ее сознании не походил на доктора, но стоило ей всмотреться в глубину его глаз, как она замечала там такое тепло и свет, присущий только особым людям — нечто похожее она видела у жриц в храме — что на душе разливалось спокойствие.
— Спасибо, — поблагодарила девушка, отнимая свои ладони из рук Даналя. Тот нисколько не выглядел расстроенным.
Чай оказался вкусным, пусть и успел остыть. Руни уловила аромат луговых трав. Печенье было мягким и сладким, какой может быть только домашняя выпечка.
— Извини мою бесцеремонность, но где сейчас твой брат? — спросила Мэйрилин, когда чашка принцессы опустела.
Брунис пожала плечами.
— Я не видела его пару дней. Он не говорил мне, куда отправился. Но я уверена, что он где-то в столице.
— Где вы остановились? Стража проверяет все трактиры и гостиницы, — спросила Мэй.
— В доме премьер-министра, — опустила взгляд Брунис. Она вспомнила страх в глазах старика в ночном лесу, когда брат приказал ей убить и она двинулась на свою жертву. Если они узнают, будут ли относиться к ней по-прежнему? Как к гостье, а не как к убийце…
— Полагаю, сам хозяин дома мертв, — утвердительно сказала Мэй. Взгляд ее при этом никак не поменялся. Но не у всех была такая реакция. Эйвис шумно выдохнула, Уэсли, молча подпиравший стенку у двери, тихо цокнул. Даналь резко поднял взгляд, пытаясь прочитать выражение лица принцессы, которую привел с собой. Но лицо Брунис было лишь немного бледнее обычного.
— Да. Я убила его, — твердо, с вызовом произнесла та. Руни решила не ждать, надеясь на благосклонность этих людей и разочаровать их первыми. Она не благородная, добрая душа. Нет. И никогда таковой не была. Пусть уж лучше сразу сказать правду, чем потом мучиться, боясь, что узнают и их отношение к ней изменится. Да и вообще, почему она пытается сыскать их расположение. Брунис отвела взгляд в сторону, рассматривая подол своего плаща, запачканного грязью ходов подземелья.
— Это он приказал напасть на императора и отравить генерала? — спросила Мэйрилин, не реагируя на провокационный тон принцессы. Она догадывалась, какие чувства обуревали ее.
— Он ничего не приказывал. Лишь помог Хорвашу, подсказал маршрут императора и слабые места в охране, сколько человек будет в сопровождение, как они вооружены и тому подобное. Старик желал смерти всем: и императору, и его сыновьям, и генералу, — ответила Брунис.
Мэй кивнула, не спеша спрашивать что-то еще. В комнате воцарилась тишина. Принцесса немного расслабилась. После своего признания ей стало легче. Ей не нравилось, как служанка Мэйрилин смотрела на нее, но ничего с этим поделать Брунис не могла. Да и сама девушка понимала, что особого расположения и доверия не заслуживает. Тем страннее было для нее спокойствие на лице жены генерала и отсутствие презрения и раздражения в ее фиалковых глазах. Она никогда не видела таких чарующих, колдовских глаз. А когда-то принцесса считала рубиновые глаза самыми необычными на свете. Ошибалась.
— Мне вот что интересно: хотел ли твой брат убить Аррона тогда на охоте или нет? — задумчиво произнесла Мэйрилин. Ей казалось странным,