Симоне казалось, что в нее впивается множество глаз, стараясь пронзить ее насквозь. Дамы перешептывались, бросали на нее насмешливые и злобные взгляды, открыто разглядывали. Но вскоре ей стало не до сплетниц. Взгляд Симоны пробежал по высокой лестнице и упал на стоящего там рыцаря.
Николас Фицтодд, не сводя глаз с невесты, стал спускаться навстречу. Арман спешился и, держа в руках поводья, остановился рядом с дочерью. Жених приближался, и Симону поразил его изысканный наряд.
Плащ Ника чудесно подходил к платью Симоны: одеяние цвета слоновой кости сверкало богатой вышивкой золотом. Кюлоты и мягкие сапожки были коричневыми. Конец длинного меча царапал землю. Позолоченные ножны сияли, огромный сапфир украшал эфес. Рубаха цвета свежих сливок скрывала могучие плечи, на которые падали черные кудри.
— Дю Рош… — В голосе барона звучала злоба.
Симона не находила в себе сил поднять на него глаза.
— Барон… — уверенно отозвался Арман. Из-под опущенных ресниц Симона видела, как отец передает поводья жениху. — Да благословит вас Господь здоровьем и процветанием.
Ник что-то буркнул в ответ. Кремовый плащ коснулся ее колена. Симона почувствовала, что дрожит, и не знала, как вести себя дальше.
— Леди, дю Рош, — низким глубоким голосом проговорил Ник. Симона задрожала сильнее, прикрыла глаза, попыталась успокоиться и лишь тогда взглянула в лицо судьбе.
Ник долго-долго смотрел на нее. Напряжение все росло. Глаза Ника оставались бесстрастны. Солнечный свет отражался в их синих глубинах, и Симона вновь, как в первую встречу, почувствовала себя завороженной. Она, конечно, заметила поцарапанную щеку и разбитую нижнюю губу и едва не протянула руку, чтобы коснуться ранки, но вовремя одернула себя и стиснула кулаки. Ник снова заговорил. На сей раз его слова предназначались только для ее слуха:
— Вы плакали.
— А вы дрались. — Голос Симоны прозвучал хрипло. Она сама его не узнала.
Лицо Ника не изменило выражения, он выронил поводья и протянул руки к Симоне. Его прикосновение обожгло ее даже сквозь платье. Симона перестала дышать.
— Ну, идите же ко мне! — скомандовал он в странной тишине, которая вдруг опустилась на площадь.
Симона обрадовалась этой подсказке, положила руки на широкие плечи жениха, позволила ему подхватить себя и опустить на землю. Когда она слегка покачнулась, Николас крепко ухватил ее за руку и помог обрести равновесие. Потом положил ее кисть поверх своей согнутой руки, и они начали медленно подниматься по ступеням. На мгновение Симоне показалось, что церемония вовсе не будет столь мучительной, как она воображала, но шепот в толпе быстро вернул ее к действительности:
— …голоса в голове… сошла с ума… жених отказался… — Симона вздрогнула и подняла взгляд на чеканный профиль своего нареченного, который спокойно вел ее по бесконечной лестнице. — …отец увечный… ни единого пенни… бедный барон… да я бы…
Симона смотрела только вперед, стараясь не слышать этих отвратительных слов, но щеки ее горели, а горло сжималось от отчаяния. Дверь аббатства распахнулась. Симона увидела родственников Николаса — его брата с женой. Чернота вокруг глаза Тристана указывала, что он участвовал в той же драке, где получил свои синяки Николас. Симона невольно задумалась, в какую же семью она сейчас вступает. Хейт приветливо улыбнулась. Сейчас Симона яснее, чем когда-либо, чувствовала, что ей понадобится друг. Оставалось только надеяться, что Дидье не ошибся и что она сможет доверить леди Хейт свою тайну.
Вдруг за спиной жениха и невесты раздался дикий шум. Все лошади на широкой улице — и те, что были под всадниками, и на привязи — вели себя странно: громко ржали, выкатывая глаза, становились на дыбы, пятились, рвали поводья. Симона тотчас поняла: по лестнице следом за ними поднимался Дидье.
— Как странно, — пробормотал Николас, оглядывая улицу.
Симона бросила через плечо предостерегающий взгляд и рука об руку с бароном вошла в темное пространство церкви.
Церемония прошла быстро. Ника это только порадовало. Голова у него трещала либо из-за вчерашней невоздержанности, либо из-за грубой науки Тристана, и больше всего Ник хотел, чтобы этот фарс наконец кончился.
В церковь набилась масса любопытных. Было душно. Вильгельм и Матильда сидели на помосте выше священника, как будто королевская чета представляла здесь особу Господа Бога. Тристан, как некое подобие стража, стоял рядом с Ником, Хейт заняла такое же положение возле Симоны, девушки, которая через несколько мгновений станет его женой.
Ее бледное лицо мерцало над желтизной платья. Сквозь ткань рубашки Ник чувствовал, как Симона дрожит.
«Она и должна бояться, это правильно», — думал он. Если бы не ее игра в невинную сирену, он, Ник, валялся бы еще в постели. Вместо этого он стоит здесь, слушает, как равнодушный священник усыпляюще бормочет латинские фразы, накрывая их соединенные руки освященным платом и благословляя брачный союз.
Если бы не настойчивое требование короля еще две недели оставаться среди королевских гостей, Ник выполнил бы свои супружеские обязанности и тут же отослал бы Симону в Хартмур, надеясь, что она уже забеременела. Леди дю Рош была красива, а потому он не испытывал отвращения перед физической близостью, но клялся самому себе, что она никогда не получит его сердца.
Николаса поразило торжественное выражение на лице Симоны, когда священник произносил заключительные слова, соединяя их на веки веков. Ее зеленые глаза были широко распахнуты, в них блестели непролитые слезы. В зеленой глубине Ник успел разглядеть ту серьезность, которая заставляла думать, что Симона понимает самую суть произносимых обетов. В душе Ника неожиданно поднялась теплая волна.
«Моя жена».
Эхо последних слов священника еще висело в душном воздухе, а к молодым уже хлынули гости и тут же их разделили. Перед глазами Ника мелькнуло желтое платье, бледное испуганное лицо, но барона уже окружили притворные улыбки и лживые поздравления.
Праздник затянулся далеко за полночь. Лишь за столом Ник оказался на расстоянии вытянутой руки от своей молодой жены, но даже тогда Симона была занята разговором с Хейт, которая не оставляла ее весь вечер. Ник все время искал свою жену в толпе, хотя и не желал в этом признаваться.
После церемонии настроение Ника значительно улучшилось — причиной тому были щедро выставленные королем бочки вина. Барон с удовольствием разглядывал Симону. Ему казалось, что она похожа на луч света, желтое платье светилось в толпе, шлейф тянулся за новобрачной, как волна, убегающая с берега назад, в море. Мужская половина гостей оказывала ей усиленное внимание, и в душе Ника проснулась и зазвучала ревность, подобная фальшиво настроенной струне в лютне.