Читать интересную книгу Избранные новеллы - Юхан Борген

Столовая была в коричневых тонах, здесь царил полумрак, а на обеденном столе стояли зажженные свечи. Когда мы сели за стол, Лисбет включила люстру, чтобы нам было "видно, что именно мы будем есть". В конце обеда, когда Лисбет подала сыр, она выключила верхний свет.

Я запомнил подобное ощущение сумрака, в которое я уже однажды погружался. Никогда его не забуду. Все это было как в католической церкви. Только здесь воздух был насыщен не запахом благовоний и душевных терзаний, а запахом сочного мяса и лука, к которым примешивался аромат восточных специй и мадеры. Все эти запахи пробуждали эротическую фантазию, впрочем вполне здоровую.

Никогда в своей жизни мне не приходилось быть на подобном обеде. Ощущение сытости после очередного блюда быстро исчезало при следующей перемене. Нёбо, желудок, зрение, обоняние, осязание - все как бы сливалось в едином нервном напряжении, которое переходило в спокойную гармонию по мере того, как продолжалось пиршество. Мы почти не разговаривали. У Лисбет была маленькая передвижная плита с двумя спиртовыми конфорками, так что она почти не вставала из-за стола. Помощники ей были не нужны. Цветы, которые я ей принес, она вежливо поставила на стол, это были гвоздики. Но уже тогда, когда была подана гусиная печенка и оливковый соус, Юханнес поднялся и нервным движением убрал букет со стола, при этом он бросил на меня извиняющийся взгляд. Я с пониманием кивнул. Слова были не нужны. Дребезжащий звук отдаленного трамвая казался совершенно нереальным. В мире не существовало ничего, кроме этой комнаты, этого стола, на котором в виде живописной короны были расставлены источники наслаждения. Я заметил, как глаза Юханнеса с расширенными зрачками и красными прожилками на белках увлажнились. А Лисбет - почти в забытьи, едва различимый силуэт в сумрачной комнате, будто некая жрица, да, именно жрица. И мы - как двое детей, которых допустили до алтаря, до святая святых некоего храма. Когда пили кофе, разговор зашел о тех устрицах, какие Юханнесу довелось отведать в каком-то ресторанчике в Бретани. Когда он рассказывал, казалось, что в комнате прямо-таки повеяло морской стихией Атлантики.

Естественно, что Юханнес раздражал меня, и мы редко виделись, оба считали, что у нас нет ничего общего. Только один раз, во время оккупации, я действительно сделал попытку вмешаться в его жизнь - и то только потому, что Лисбет попросила меня об этом. Она пришла ко мне очень расстроенная и сказала, что боится за Юханнеса, за то, каким путем он пойдет. Вряд ли он может встать на сторону врагов родины. Но он в такой степени озабочен собственным благополучием, что само по себе недостойно как с позиции личности, так и в плане национальных интересов... Более того, она опасалась, что в любую минуту он может оказаться в ряду тех, кто ведет себя самым компрометирующим образом...

Вот тогда-то я с ним и поговорил серьезно. Юханнес вел себя как собака, которая стащила кусок мяса, а теперь виновато виляет хвостом. Самая настоящая собака, укравшая кусок мяса! Он изо всех сил старался оправдаться, казался вялым и замкнутым, якобы совершенно не понимал, что происходит вокруг. Вскоре он просто-напросто взял и переехал за город и отстранился от всего. Это было тяжким испытанием для Лисбет, но она всегда была так предана Юханнесу и об этом времени никогда не вспоминала.

Ну а потом события начали развиваться по-настоящему.

Как-то мне позвонила Лисбет, а потом - он сам. Они всегда говорили каждый о себе или друг о друге. Это постепенно настолько осточертело мне, что я стал грубить. Однажды я поинтересовался, неужели она не может найти какой-нибудь более интересной темы, кроме разговора об их счастливом союзе. Она возразила с обидой в голосе, что ведь детей-то у них нет.

- Ну да, конечно, - сказал я. - Ведь любовь Юханнеса не простирается дальше накрытого стола.

Лисбет назвала меня завистливым нахалом. Я согласился и спросил у нее напрямик, не ляжет ли она в постель со мной. Она повесила трубку.

Потом и он позвонил мне. Мы решили посидеть где-нибудь вместе и выпить чего-нибудь. Ведь это тоже своего рода общение. Тут уж я ничего не имел против, тем более что платил он. Это и было вознаграждением за то, что он использовал меня в качестве своего духовника. Так он сам выражался. Тут я вдруг заметил, что к нему вернулись былая красота, способность оценивать себя критически. Даже скромность - увы, столь редкая в наши дни. Я вновь оценил остроту его ума, благодаря которой он стал талантливым адвокатом, способным столь блистательно выступать в суде. Да, несомненно, он исполнен застенчивой доброты по отношению к своим ближним. Именно такие, как он, часто бывают обманутыми. Но тут уж я ничем не могу помочь.

- Лисбет хочет развестись со мной, - неожиданно сказал он.

На что я только пробормотал:

- Ну да, конечно. - Все эти разговоры причиняли мне боль, но мне не оставалось ничего другого, кроме как сказать: ну да, конечно.

Но когда он и дальше продолжал хныкать по этому поводу, я так разозлился, что отрезал:

- Ты оттолкнул ее от себя своим обжорством.

- Это ее вина, - отрезал он.

- Что ты жрешь как лошадь и жиреешь как свинья?

- Да, черт возьми, - сказал он и стукнул кулаком по столу. Впервые я видел его слегка пьяным.

После этого разговора я встречал его дважды. Первый раз - на пляже в Ингиерстранде, и сегодня, когда они проехали на автомобиле прямо у меня под носом. Но та встреча в Ингиерстранде действительно произвела на меня сильное впечатление.

Был полдень, уже ближе к вечеру, солнце садилось, дул теплый южный ветерок. Тысячи молодых людей устремились сюда, чтобы отдохнуть после работы. Это было одно из самых отрадных впечатлений в моей жизни. Люди лежали, сидели, занимались гимнастикой, заводили граммофон и как дети резвились на больших камнях. Интересно: в городе красивых людей почти не встретишь, а на пляже их полно. Кожа всех оттенков - от золотистого до темно-коричневого, гармоничные тела в покое и в движении. Кругом царило оживление. Я ощущал радостный подъем, которого не испытывал уже давно. Хорошо и то, что здесь можно было не замечать знакомых.

И я не узнал Юханнеса, когда он остановился передо мной. Правильно про него говорили, что он очень изменился: он очень похудел. Вблизи было заметно, что кожа у него несколько поотвисла, но не так, как это можно было ожидать. К тому же ее покрывал светло-коричневый загар. Я узнал товарища моего отрочества и юности, таким он мне запомнился по спортивному залу, стадиону, танцевальным вечерам.

Но боже, какое у него было выражение лица! Начал он с того, что попросил разрешения присесть рядом со мной на камне, где я нежился на солнце, свернувшись калачиком, в окружении наяд и атлетов. Боже, вот тут-то я и заметил, как изменилось его лицо, как отвисла кожа. Если можно поверить, что упитанный лосось способен превратиться в тощую селедку, то почти то же самое произошло с Юханнесом. Я сразу же понял, чего ему не хватало: жизни во взгляде.

Он не говорил ни о себе, ни о Лисбет, ни о разводе. С тех пор прошел уже год. Он рассуждал о том, что интересовало нас обоих, казалось, он обрел вкус к жизни, чувство уверенности, жизненную перспективу. Я лежал и думал о том, что все это обнадеживает.

Но потом мне пришло в голову, что все это как раз наоборот - ужасно. Именно Юханнес не может быть таким. И я, который никогда особенно не жаждал знать, что там происходит между ними и отчего они там оба мучаются, напротив, сам страдал от их излияний, - и все же я решил воспользоваться случаем и узнать, что, в конце концов, за всем этим кроется.

- Это правда забавно, - произнес Юханнес и пояснил: - Во время нашей молодости полагалось тщательно прятать тело под одежду, и, если бы тогда увидели столько наготы вблизи, мы бы прямо-таки сошли с ума от возбуждения.

Я задумался над сказанным. Бог знает. Мы стали старше. Поэтому-то, вероятно, не только мода и привычка дают нам состояние покоя.

- Но все-таки удивительно, ведь совершенно ни о чем таком не думаешь, возразил он на это.

Я не смог удержаться и сказал:

- Ты-то, наверное, думаешь только о еде.

Он ни капельки не обиделся.

- Когда рядом нет Лисбет - не думаю.

Я вздрогнул. Это меня заинтересовало.

Он добавил:

- Наверное, я не смогу прожить без нее долго. Нет-нет, не смейся, добавил он. - Ты думаешь, я рассуждаю как юнец, наверное, так оно и есть. Я изо всех сил стараюсь жить без нее, но у меня не получается.

Бывает, в жизни встречаешь людей, которые собираются покончить с собой. И в таких случаях ничего другого не остается, как говорить им: ну да, конечно. И сейчас я говорил "да" и "нет" с одинаковой бесстрастностью. Как бы мне хотелось быть избавленным от этого в мире, где и так слишком много трагических противоречий.

Он это почувствовал и не стал дальше распространяться. Это был замечательный день. Мы прекрасно провели время, подзадоривая друг друга, оба рискнули спрыгнуть в воду со второй площадки вышки для ныряния. Вероятно, это была последняя встреча с ним в этой жизни. Приятно было осознавать, что мне не нужно будет возвращаться автобусом. Юханнес подвезет меня на машине. Когда мы шли к выходу, я сказал ему об этом, заранее ощущая радость и благодарность.