Читать интересную книгу Врата небес - Антон Карелин

Сопротивляясь ей, теперь уже рыча сквозь стиснутые зубы от боли, Вельх выхватил кинжал, ощущая, как замедлились движения, как по всему телу расползаются слабость и темнота, — и попытался нанести прямой удар тени в лицо.

Та ускользнула, уплыла куда-то за спину, и Вельх Гленран, сильнейший из телохранителей Императорской Семьи, почувствовал, что его обнимают две слабенькие, тщедушные руки, в которых заключена такая несравнимая с человеческими силами мощь, что сила ледяных гигантов севера кажется игрушечной по сравнению с ней; две маленькие ручки сжались, сжатием причиняя резкую боль, и резким рывком развернули Вельха лицом к застывшей от ужаса Диане Ферэлли, которая жалась к стене, пытаясь спрятаться за темно-зеленым плющом.

Сквозь туман и холод, все более завладевающих его телом, воин разглядел страх и безнадежность на ее лице и, собрав все силы, попытался вырваться из объятий врага; но тот не медлил ни одного лишнего мгновения.

Левая рука его сомкнулась на шее Гленрана, пригибая его голову вниз, — сам нападавший был небольшого роста, — а правая обхватила правую воина, все еще сжимавшую его широкий обоюдоострый кинжал, — и убийца с теряющим сознание и силы Гленраном в руках шагнул вперед.

Несмотря на застилающую глаза темноту, телохранитель понял, что собирается сделать ведущая его тварь, и, дико взревев, в последний раз попытался вырваться из маленьких, ломающих его тело рук.

Он извернулся, уже бросаемый убийцей в один-единственный удар, которого этой слабой женщине должно было хватить, и ценой озарившей все тело боли в какой-то степени смог ослабить, чуть-чуть отвести его, но кинжал все же вошел в ее тело, прямо под левую грудь.

Диана Ферэлли вскрикнула, на затылок Вельха обрушился страшный, сотрясший все тело болезненный удар, и тьма окончательно поглотила его.

7

Даниэль взбежал на террасу, и сердце его билось, как сумасшедшее. Чей-то дикий, полный ярости и убийственной ненависти рев, а затем голос матери, ее слабый, полный боли и изумления вскрик, мгновенно услышанные им в ответ на звонкий призыв: «Я вернулся, мама!..» — заставили его на мгновение застыть в ужасе, а затем рвануться вперед, на ходу обнажая кинжал.

Он нашел их в беседке: поднимающегося с пола воина, в котором узнал прославленного Вельха Гленрана с окровавленным кинжалом в руке, и сползающую на мрамор мать, взор которой уже застилал предсмертный туман.

Кровь бросилась ему в лицо; ничего не видя и не слыша, он внутренне кричал — душераздирающе и дико, и не мог остановиться; все его жаждущее убийства тело переполняла дикая, рожденная во внезапно обступившей сознание Тьме сила, нерастраченная и рвущаяся наружу, — и все, что было сейчас Даниэлем Ферэлли, на несколько мгновений сжалось, замерло, всепоглощающим напряжением сдерживая ее.

Воин, услышавший быстрые и замершие в нескольких метрах шаги, повернулся с бледным, страшным лицом сумасшедшего, их взгляды встретились — и Даниэль, содрогнувшись всем телом, бросился вперед.

Он атаковал беззвучно и стремительно, понимая, что нельзя ни позволить убийце встать, ни дать ему время обнажить меч.

Гленран, приходящий в себя, едва успел парировать удар, направленный ему в шею блеснувшим отточенным острием, и с силой выбросить вперед кулак, чтобы свалить убивающего его дворянина на мраморный пол.

Но Даниэль оказался быстрее и, отскочив в сторону, ударил сбоку. Острая боль рванула Гленрана, когда клинок Даниэля вошел в его плечо, но это лишь помогло Вельху прийти в себя.

Рыкнув, он ударил юношу головой в живот, а затем добавил обеими руками.

Тот вскрикнул от боли, удары отбросили его на несколько шагов назад — и это позволило Гленрану встать.

Телохранитель не пытался выхватить меч, потому что понимал, как это опасно: он видел чистую, нерастраченную страсть самоубийцы, которая сжигала сейчас этого рывком поднимающегося мальчишку, и успел понять, что действовать надо без привычного телу орудия смерти.

— Стой! — хрипло крикнул он, выбрасывая руку в останавливающем жесте. Но Даниэль и без того не спешил нападать. Он был слишком осмотрителен и умен, хотя и юн, и ненависть в нем уже укладывалась, сменяясь холодной, расчетливой и мрачной пустотой.

Не отвечая, он пошел кругом, быстрыми, малозаметными шагами постепенно сближаясь с замершим Гленраном.

— Это не я убил твою мать! — крикнул Гленран и добавил: — Если мы поторопимся и позовем жрецов, ее еще можно будет спасти!..

Глаза Даниэля блеснули едва сдерживаемым бешенством. Он сжал губы так, что они превратились в одну белую линию, и продолжал, пригнувшись, медленно приближаться к Вельху.

Тот нахмурился, пытаясь понять, и со стремительной неотвратимостью получил ответ: мать Даниэля Ферэлли была больна смертельной, неизлечимой Кайрой, Проклятием Юга. И любая попытка магического вмешательства в ее болезнь привела бы к мучительной смерти.{7} Оттого оживить женщину и даже просто вылечить касанием Милосердной Элис рану Вельхова кинжала было невозможно.

Гленран, растерянно сглотнувший, покрытый потом, слоями вязкого непонимания и гложущей все тело боли, как мог быстро раздумывал, что же предпринять, как успокоить молодого дворянина, в черных глазах которого сияли лишь холодное бешенство и ненависть.

Он, хорошо знающий людей во всех проявлениях человеческой натуры, несомненно, довольно быстро решил бы этот вопрос, но сила, предрешившая и подготовившая убийство Дианы Ферэлли, не оставила ему на это времени.

Отряд стражи появился в проеме входа в беседку бесшумно, подобно группе призраков; солнечные лучи, слепяще падающие из-за их спин на мраморный пол, наоборот, превращали их в малое воинство карающего света. Грифоны ощерились клювами с нашивок, лица воинов выражали сначала изумление, но затем все более решительную бесстрастность.

Происходящее означало ловушку — умную, продуманную засаду, в которую кто-то противоборствующий завёл и этого мальчишку с его трагедией, и его самого, и Вельх Гленран, начиная с этого момента, знал, кто это.

— Сдавайтесь, рыцарь Гленран! — отступая назад, приказал капитан отряда. — И не вздумайте шевелиться!

Четверо с арбалетами уставились на него, двое магов позади воинов приготовились творить боевое волшебство… Гленран посмотрел прямо в бездонные черные зрачки Даниэля, прижавшегося спиной к стене, с одинаковыми ненавистью и неверием взирающего и на гвардейцев, и на него самого, и прошептал одними губами: «Я тебе не враг».

Лицо Даниэля на мгновение исказилось, но тут же застыло вновь; Вельх, повинуясь повторному окрику капитана, бросил оружие ко входу и, держа руки на виду, пошел вперед.

Выходя, уже чувствуя на себе тяжесть движущегося, обвивающего его тело стального троса, которому магия даровала недолгую жизнь, Вельх Гленран услышал, как мальчишка за его спиной выронил на мраморные плиты кинжал, бросился к умирающей и, не сдерживая рвущихся из груди слез, горячо, с пронизывающей болью и нежностью зашептал: «Мама!.. Ма… ма!..»

8

Темнота распахнулась, когда режущий, ослепительный Свет взломал ее яростным ударом, сопровождаемым скрипом откатывающейся в сторону двери.

— Кто здесь?!. — хрипло прошептал Вельх, пытаясь встать.

Распухшее тело отозвалось тупой гложущей болью, по плечу снова потекла горячая липкая кровь.

— Кто здесь?.. — повторил Гленран, отчаянно жмурясь, но все же пытаясь сквозь слезы смотреть на свет.

Ему ничего не ответило молчание, но само по себе для Вельха это было совершенно понятным ответом. Он замолчал и, глубоко вздохнув, принялся ждать.

Ожидание продолжалось недолго. Сквозь слепящий свет стал виден силуэт стройного высокого мужчины, но не более того. Внимательно осмотрев Гленрана — воин чувствовал на себе этот привычно-тяжелый, изучающий взгляд, — пришедший наконец сказал:

— Ты предал меня.

Его мощный, глубокий и властный голос разлился в перекрестии света и темноты, прозвучал в каждом уголке каменного мешка, замер на миг, повисая между Гленраном и им самим, — и медленно угас.

— Это ложь, — хрипло возразил Вельх, не считая нужным добавлять титул, — я никогда вас не предавал.

После недолгого молчания стоящий перед ним заговорил снова.

— Я прочел твои дневники, Вельх, — сказал он, и эти слова заставили Гленрана закашляться.

— Ну и что? — сказал он наконец, и в голосе его слышалась насмешка, прикрывающая неуверенность.

— Ты презираешь меня.

Воин молчал.

— Ты не любишь меня. Ты не почитаешь меня. Более того, ты равняешь меня и Катарину к обычным смертным существам, не признавая в нас Высоких Правителей, благословенных Богами.

— Я… Вы правы. Да, я так считаю.

— Значит, в смертельный для меня момент ты можешь сделать неправильный выбор, и вероятность этого все более увеличивается с каждым прожитым днем.