Все дело было в случае, который произошел между ним и…
— Вашей женой, — сказал Мол, неотрывно глядя на него. Его пожатие не ослабевало.
— Да, — кивнул Эрик. — Мои видеокассеты с записями великого комика середины двадцатого столетия Джонатана Винтерса.
Поводом для его первого приглашения Кэти Лингром была его великолепная коллекция. Кэти выразила желание посмотреть ее, зайти к нему домой — по его приглашению, глянуть на самые лучшие.
— И она обнаружила что-то психологически характерное в твоем увлечении записями, что-то значительное, — сказал Мол.
— Да, — кивнул Эрик.
Потом Кэти сидела, свернувшись калачиком, в гостиной, длинноногая и аккуратная, как кошечка с обнаженной, покрытой (по последней моде) светло-зеленым лаком грудью, внимательно следила происходящим на экране и — да и кто бы удержался — смеялась.
— Ты знаешь, — сказала она задумчиво, — что было великолепно в Винтерсе, так ото его талант перевоплощения. Каждый раз он как будто растворялся в своей роли; похоже, он действительно ощущал се человеком, которого играл.
— Это плохо? — спросил Эрик.
— Нет, но это объясняет, почему он тебя так притягивает, — Кэти повертела свой холодный запотевший стакан, ее длинные ресницы опустились в раздумье. — Дело в одном его качестве, которое никогда полностью не растворялось в его ролях. Ты сопротивляешься жизни, роли, которую ты играешь — роли хирурга по пересадке искусственных органов. Какая-то твоя часть по-детски не желает войти в общество людей.
— Это плохо? — он попытался придать своему ответу оттенок шутливости, желая уже тогда перевести эту тяжеловатую дискуссию на более веселые темы…
темы, явственно обрисовывающиеся в его мозгу при виде ее бледно-зеленых грудей, поблескивающих своим внутренним излучением.
— Это нечестно, — сказала Кэти.
Когда он услышал это тогда, в нем что-то застонало, и это что-то продолжало отдаваться стоном сейчас. Мол, казалось, тоже услышал.
— Ты дуришь других людей, — продолжала Кэти, — меня, например. — Здесь она великодушно сменила тему. Он был благодарен ей за это. И все-таки, почему это его так задело?
Позже, когда они поженились, Кэти потребовала, чтобы он хранил свою коллекцию в кабинете и ни в коем случае не на их общей территории. Эта коллекция чем-то раздражает ее, сказала она. Но она не знала — или не хотела говорить — чем, А когда вечером он ощущал привычное желание просмотреть какую-нибудь ленту, Кэти злилась.
— Почему? — спросил Мол.
Эрик не знал. Ни тогда, ни теперь он не понимал этого. Но это было дурным предзнаменованием. Он видел ее отвращение, но значение происходящего ускользало от него, и эта неспособность понять, что происходит в его семейной жизни, лишала его спокойствия.
Между тем, благодаря Кэти, он устроился в фирму Вирджила Акермана. Его жена предоставила ему возможность сделать заметный прыжок в экономической и социальной сфере. Конечно, он был ей благодарен, как же иначе? То главное, к чему он стремился, осуществилось.
Средства, которыми он этого добился, никогда не казались ему чем-то особенным: многие жены помогают своим мужьям в их нелегком восхождении по служебной лестнице. И наоборот. И однако… Кэти придавала этому значение несмотря на то, что это была ее идея.
— Это она устроила тебя на работу? — спросил Мол. — И потом она ставила это тебе в вину? Кажется, я понимаю. — Он нахмурился, лицо его потемнело.
— Одна ночь в постели… — он остановился, затрудняясь продолжить. Это было слишком личным. И страшно неприятным.
— Я хочу знать, — потребовал Мол, — остальное!
Он пожал плечами. Она говорила что-то о том, как она устала жить в этом позоре. Под позором конечно же имелась в виду моя работа.
Лежа в постели, обнаженная, с распущенными по плечам вьющимися волосами — в то время она носила их длиннее, — Кэти сказала:
— Ты женился на мне, чтобы получить эту работу. Ты не борешься, мужчина должен стремиться к успеху. — Ее глаза наполнились слезами, и она заплакала в подушку — или сделала вид, что заплакала.
— Бороться? — озадаченно переспросил он. Мол вмешался.
— Стремиться наверх. К лучшей работе, К большей зарплате. Вот что они имеют в виду, когда говорят это.
— Но мне нравится моя работа, — ответил ей Эрик.
— Значит ты удовлетворен своим кажущимся успехом, — с горечью сказала Кэти, — а это совсем не успех, — а потом, сморкаясь и всхлипывая, она добавила: — И ты никуда не годишься в постели.
Он встал и прошел в гостиную. Некоторое время спустя он почти инстинктивно направился в кабинет, чтобы поставить одну из бесценных лент Джонни Винтсрса. Некоторое время он понуро наблюдал, как Джонни одевает одну за другой новые шляпы и под каждой из них превращается в другого человека. А затем…
В дверях появилась Кэти, ее стройная обнаженная фигурка. Ее лицо было искажено.
— Ты нашел?
— Что?
— Ленту, — отрезала она, — которую я испортила. Он уставился на нее, отказываясь понять смысл сказанного.
— Несколько дней назад. — Ее тон, резкий и оскорбительный, оглушил его. — Я была совсем одна, здесь, в квартире. Я чувствовала себя ужасно — ты опять делал какую-то ерунду для Вирджила — и я поставила одну из пленок; я поставила ее абсолютно правильно, по инструкции. Но что-то произошло. Вся запись стерлась.
Мол угрюмо хрюкнул:
— Тебе следовало сказать: не расстраивайся, это ерунда.
Он знал это, знал тогда и знает теперь. Но вместо этого он спросил сдавленным, чужим голосом:
— Какая запись?
— Я не помню.
Помимо его воли, у него вырвалось:
— Черт побери, какая запись? Он бросился к полке с лентами, схватил одну из коробок, открыл ее и поспешил к проектору.
— Я всегда знала, — сказала Кэти хриплым бесцветным голосом, с презрением наблюдая за ним, — что твои… записи значат для тебя гораздо больше, чем я.
— Скажи мне, какую ленту ты испортила, — просил он, — Пожалуйста. — Нет, она ни за что не сказала бы, — задумчиво пробормотал Мол. — В этом вся штука. Тебе пришлось бы просмотреть их все, чтобы найти. Два дня просмотра этих пленок. Умная баба, чертовски умная.
— Нет, — с горечью сказала Кэти, тихим ломающимся голосом. Ее лицо заострилось от ненависти. — Я рада, что так получилось. Знаешь, что я собираюсь сделать? Я уничтожу их все.
Он смотрел на нес. В оцепенении.
— Ты это заслужил, — сказала Кэти. За свою замкнутость, за то, что ты никогда не отдавал мне всю свою любовь целиком. Посмотри на себя, ты мечешься, как затравленное животное. Как ты жалок — весь дрожишь и чуть не плачешь! И все из-за того, что кто-то испортил одну из твоих невероятно важных пленок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});