все еще образуется с божьей помощью. Бог видит, что я все делал для того, чтобы успокоить ситуацию в стране, — ответил серьезно Ники, но печаль не исчезла из его глаз.
Наговорившись и наревевшись вволю, Романовы отправились на вечерний обед в губернаторский дом. На фоне происшедшей трагедии обед прошел безрадостно. Не произносились пышные тосты, не велись помпезные речи. В воздухе витало тревожное чувство. После трапезы и горьких разговоров мать вернулась в свой поезд.
Утром пятого марта мать с сыном пришли в переполненный офицерами и солдатами городской храм Святой Троицы. Романовы прошли на свое царское место, и вдруг вдовствующая императрица заметила генерал-адъютанта Алексеева. Заместитель Романова, стоя на коленях, молился перед святым образом Спасителя.
— Посмотри налево там Алексеев стоит.
— Я уже заметил его.
— Идем к нему, я хочу ему высказать в лицо все, что думаю.
— Не нужно этого делать, — с какой-то тоской в душе сказал Ники.
— Как он может одновременно молиться Богу и предавать тебя?
— Разве он один такой? В эти дни я столкнулся с целой чередой предательств.
— Мне противно смотреть на него.
— Я тебя понимаю, но мы не должны вести себя также, как они.
— Хорошо, пускай это будет на его совести, — с притворной покорностью согласилась мать.
— У него нет ее.
Начался молебен, и священник впервые не помянул в своих молитвах имя русского православного царя. После церковной службы мать с сыном направились в вагон-ресторан вдовствующей императрицы, чтобы совместно позавтракать.
Седьмого марта Николай II написал обращение к горячо любимой армии, однако Гучков, получив копию обращения бывшего царя к армии, запретил Ставке Верховного Главнокомандования его публиковать, поэтому русские войска не услышали последние слова Романова. Они успели дойти только до армейских штабов.
В первые весенние дни вначале Совет депутатов, а затем Временное правительство приняли постановления об аресте Николая Александровича и его супруги Александры Федоровны. Для исполнения решения в Могилев отправились комиссары Временного правительства А. Бубликов, С. Грибунин, И. Калинин и В. Вершинин. Прибыв в Генеральный штаб Бубликов, тут же объявил Алексееву, что решением Временного правительства Романов арестован и что они прибыли за тем, чтобы сопроводить его в Царское Село.
— Прошу вас довести постановление правительства до бывшего царя.
— В сей же час это будет доложено, — согласился генерал.
Когда Алексеев сообщил Романову о цели прибытия комиссаров, Ники хмуро огладив рыжую бороду, ответил:
— Передайте им, что я сделаю все, что они мне скажут.
Комиссары занялись подготовкой поезда к отъезду. В первую очередь они составили список всех лиц, кому будет разрешено сопровождать бывшего царя в Царское Село. Многие лица из свиты в этот список не попали, но некоторые придворные по собственному почину покинули государя. Они посчитали, что теперь находиться рядом с бывшим царем слишком опасно. Среди этих лиц оказались и любимые Романовым люди. Из числа казаков разрешение получил вахмистр Пилипенко.
На следующий день Ники явился в управление штаба Верховного Главнокомандующего, чтобы попрощаться с офицерами. Он пришел в серой казачьей черкеске и с шашкой через плечо. На крепкой груди блистал георгиевский крест.
Зал управления гудел ровным неумолчным гулом как растревоженный улей.
Завидев Романова, Алексеев вскрикнул:
— Господа офицеры!
Офицеры, вздрогнув, застыли. После громкого шума возникла угнетенная тишина.
— Здравия желаю, господа офицеры! — командирским баском воскликнул Романов, прервав всеобщее молчание.
— Здравия желаем, ваше императорское величество! — по-старому дружно ответил строй.
Офицеры, будто желая запомнить образ Романова навечно, не отрывали от него своих пристальных глаз. Алексеев решительным шагом приблизился к Романову, встал рядом с ним и звонко стукнул каблуками. На лбу генерала бисерной россыпью выступил пот. Стало необыкновенно тихо.
— Господа офицеры! — голос Романова дрогнул. — Сегодня я вижу вас в последний раз…
Романов говорил негромко, но его слова слышали в самых дальних уголках. В своей речи Ники напомнил офицерам об их долге перед родиной и попросил храбро сражаться с врагом. Потом он окинул окаменевший строй грустным взглядом, перевел дыхание и вдруг оборвал свою речь. Еще никогда на душе у него не было такого тягостного чувства. Ему не хотелось никого не видеть и ничего не слышать. На грудь, словно, пудовая тяжесть легла, а в сердце пробрался холод. Ники охватила страшная горечь. Щемящее чувство до краев наполнило душу. Его поглотили такие тяжелые думы, что на синие лучистые глаза накатились слезы.
Никто, никто не стал его уговаривать, чтобы он отменил свое решение и вернулся на российский престол. Он думал, что генералы покаются, но этого не случилось. Тоска и обида железной рукой сдавили его горло. Он чувствовал себя измученной неволей птицей. Окинув строй офицеров тоскующим взглядом, Романов вдруг почувствовал себя чуждым. Он подошел к строю, начал прощаться, но, не выдержав напряжения, сделал легкий поклон и, резко развернувшись, пошел к выходу. Притихшие военные растерялись, среди наступившего безмолвия один заплакал, другой упал в обморок, несколько офицеров бросились вслед.
— Господа офицеры, не нужно меня сопровождать! — остановил их Романов.
Ники выскочил на лестницу и увидел казаков личного конвоя, изогнувшихся в низком поклоне. Они боялись поднять свои воспаленные глаза на его доброе лицо. В расстроенных чувствах Ники крепко поцеловал нескольких казаков, попросил передать прощальный привет всему конвою и быстрыми шагами покинул штаб.
В полдень мать с сыном в сопровождении казаков личной охраны Марии Федоровны Тимофея Ящика и Кирилла Полякова и под неусыпными взглядами комиссаров прогулялись по перрону. Со стороны можно было подумать, что это гуляют младший брат и старшая сестра, потому что вдовствующая императрица выглядела значительно моложе своих лет.
— Берегите себя и детей, — жалобно попросила мать.
— Хорошо, мама.
— Может, пообедаем у меня? — робко предложила Мария Федоровна.
— Идем, — вздохнув, согласился Ники.
Вдовствующая императрица против своей воли улыбнулась. Мать и сын поднялись по звонкой лестнице в вагон-ресторан. Двухметровые казаки Тимофей Ящик и Кирилл Поляков остались на входе. Не успели Романовы пообедать, как в вагон явились комиссары с красными бантами на груди и тут же потребовали от бывшего царя, чтобы он перешел в подготовленный к отъезду поезд. Команда на пересадку в другой вагон застала мать и сына врасплох. Они взволнованно вскочили.
— Разрешите генералу Нилову сопроводить меня в Царское Село, — попросил Ники, и по его губам проскользнула едва уловимая усмешка.
— Это-невозможно, Николай Александрович, список уже составлен.
Мария Федоровна суетливо поцеловала сына и вдруг беспомощно разрыдалась. Невыносимая боль рвала ее сердце на части. Ники, страдальчески сдвинув рыжие брови, обнял мать и всеми силами попытался сдержать подступавшие слезы. Он почувствовал себя беспомощным и беззащитным. Но сын понимал, что он должен быть сильнее матери,