– Кальтенштейн!
– Штефан? Рада вас слышать!
Бритта поглядывает на нее со своего места.
– Кармен, к сожалению, вы никак не выходите у меня из головы. Это раздражает меня, сбивает с толку. Мы можем увидеться?
– Да… – Кармен вдруг зазнобило. – Конечно. Наша первая встреча была, наверное, слишком короткой…
Бергер навострила ушки. Кармен видит это.
– Именно так. Я рад, что и вы это понимаете. Большое спасибо. Как насчет завтрашнего вечера?
– Завтра вечером, завтра вечером… Нет, подождите… У меня уже назначено несколько встреч. Четверг подойдет мне больше.
– Да, – его голос звучит властно, – я согласен, хотя на четверг у меня уже есть договоренность. Но я отменю эту встречу. Могу я за вами заехать?
Кармен в этот момент думает об Эльвире.
– Это меня устраивает.
– Вы проживаете?..
– Цур Цинне, семь. Это центр старого города.
– Я найду! Полвосьмого – подойдет?
– Да, подойдет!
– Кармен, я почему-то очень радуюсь возможности пообщаться с вами. До свидания!
Кармен медленно кладет трубку.
«Что я делаю? Теперь у меня уже два мужика. Раньше мне было много даже одного».
Распахивается входная дверь. Фредерик водружает огромную вазу на ее письменный стол.
– Эта ваза стоит, наверное, целое состояние! – всплескивает руками Кармен. – Ты спятил?
– Нет, просто влюбился! – ухмыляется он, нежно целует ее за ухом и продолжает – больше для Бритты: – Все оплатит Bafog.[1]
– Что ж, это утешает! – Кармен качает головой, улыбается: – Но кавалера с розами я представляла себе несколько иначе!
– Наступит время, и твои взгляды изменятся, моя девочка! Я же прискакал сюда не на лошади, а примчался на «кавасаки». Мы живем в конце двадцатого столетия. И дамы больше не носят кринолинов, а господа – париков. Прими это к сведению!
– Да, это так мило с твоей стороны. – Кармен обнимает его. – Охальник, – шепчет ему на ухо, – что подумает моя сотрудница?
– Вы будете думать обо мне плохо? – громко спрашивает молодой человек Бритту, глядя через плечо Кармен.
– Я? Нет. Почему?
– Вот видишь! – Фредерик игриво слегка отстраняет от себя Кармен.
Глаза Кармен сверкают. Такой взгляд мог бы убить кого угодно, но не Фредерика.
– Итак, милые дамы, икра и шампанское будут завтра, а сейчас разрешите откланяться. Вы извините меня?
Он кивает Бритте, еще раз целует Кармен в губы и уходит в дождь.
Кармен садится на свое место. Она вовсе не представляет, что сказать Бритте. Но та неожиданно сама спасает ситуацию:
– Наверное, надо поставить цветы в воду. – Она берет цветы и вазу и направляется в маленькую туалетную комнату.
– Я не знаю, у меня все это не укладывается в голове! – Вечером Кармен в гостях у Эльвиры.
Она прихватила по пути домой две пиццы, и они с удовольствием их поглощают.
– Если я позвоню остальным, кандидатов станет еще больше!
– Это верно! Но познакомиться с ними надо.
– И снова объявился Кальтенштейн. А я его уже вы черкнула!
– Может, он тебе еще глянется?
– Да, где-то уже… Прошу тебя, если он заедет за мной сюда, не могла бы ты на него взглянуть?
– Вот о чем я хотела спросить тебя, Кармен. У тебя есть подруга? Настоящая хорошая подруга, которая должна быть у любой женщины?
– А ты, разве ты не такая подруга!
– Это очень мило, Кармен, слышать такое от тебя. Но я уже старая женщина. Я имела в виду твою ровесницу, закадычную подругу. Такую, как когда-то была у меня. Ее звали Анной. Я любила ее как сестру!
– Есть и такая. Мою Анну, правда, зовут Лаурой. Она на две недели поехала в Бразилию. И, как всегда, пропустила важнейший поворот в моей биографии!
– Две недели в Бразилии? Она экскурсовод?
– Почти, – смеется Кармен, – она учительница, и у нее сейчас осенние каникулы. Но ты почти угадала – она могла бы стать гидом, потому что больше всего ей нравится путешествовать.
– Она замужем?
– Нет, но у нее есть дружок!
– Да что же это такое! Почти все современные дамы ни как не хотят замуж или, – Эльвира с ехидцей смотрит на Кармен, – не хотят иметь полноценного мужика. Импотента им подавай!
– Но, Эльвира! Ты тоже столько лет живешь одна. Что бы тебе между делом не завести дружка?
– Да был у меня дружок. На родине, в Южной Африке. Мы были очень близки, но он чернокожий. И я не могла появляться с ним в обществе. Это было не принято. Мы встречались тайно!
– Правда? – Кармен придвигается ближе. – Расскажи! Это же так интересно!
– Да особенно нечего и рассказывать… – Эльвира отрезает еще кусочек пиццы. – Нам тогда было чуть больше, чем тебе сегодня. Он тоже был врачом. Но его происхождение! Он родом из Заира, я – немка. Его семья была бедной. Наша – достаточно богатой. Он – черный, я – белая. И он к тому же не был христианином.
– И это тебе мешало?
– Мне-то – нет! Мне вообще ничто не мешало. Но общество… Меня сочли бы среди белых женщин, скажем так, грязной, а белые мужчины просто линчевали бы моего друга.
Эльвира смотрит в свой бокал и тихо улыбается. Перекатывает в пальцах тонкую ножку бокала. Тикают ходики. Кармен не торопит пожилую даму.
– Но нам было хорошо вдвоем, – продолжает Эльвира. – Совсем иначе, чем с Иоганнесом, но тоже хорошо. Да я тогда уже была постарше! – Эльвира снова задумалась, вспоминая. – Он был высокого роста. С крепкой, мускулистой фигурой. Всегда приветлив, всегда в хорошем настроении. Никогда не унывал. Считал, что даже самый темный тоннель выходит к свету. Он сам казался мне светлячком в окружающем мрачном мире. А еще у него был чудный голос. Ты когда-нибудь слышала старые песни, которые поют негры? Сегодня в завывании ветра мне иногда слышится его голос.
Эльвира умолкает и задумчиво смотрит перед собой. Кармен тоже думает о своем. Как же одиноко, должно быть, чувствует себя эта пожилая женщина после той, африканской, жизни!
– Ты все время говоришь в прошедшем времени, Эльвира. Он уже умер?
– Давно! Его убили. Мы были близки более шести лет. Я как-то уехала в Европу на несколько месяцев – на переподготовку. И вдруг перестала получать от него письма. А он был фанатом переписки. Его письма были такие светлые, лиричные. Да, сначала я подумала, что это проблемы с почтой. Из Виндхука письма шли тогда долго. Я попыталась связаться с ним по телефону. Можешь себе представить, что означало дозвониться из Европы в Африку тогда, сорок пять лет назад. В клинике мне сказали, что он был застрелен во время каких-то беспорядков. Родственников у него не было, даже могилу я не смогла найти. Думаю, ее вообще нет. Я потратила тогда столько сил, чтобы добиться правды. Но напрасно. До сих пор я так и не знаю точно, что произошло. И еще очень больно от того, что мне кажется, будто я виновата в его гибели!