Читать интересную книгу Две недели в июле - Николь Розен

Она вспоминает вчерашний вечер, когда они поехали на ужин к бабушке и дедушке. Поехали вчетвером. Бланш решила, что влюбленные — именно это слово она и употребила, и оно так странно прозвучало в ее устах — должны остаться хоть на один вечер совсем одни. Клер была в восторге, а Марк, как ни странно, проявил сдержанность.

— Почему? — удивился он. — Я бы тоже хотел повидать твоих родителей.

Но тут же понял, что не очень удачно высказался, и стал уверять, что все прекрасно задумано. Она задает себе вопрос: что же кроется за этой историей? Бланш вдруг исполнилась симпатией к Клер, хотя до сих пор едва переносила ее, это же было очевидно. Не переменилась же она в один миг, как по мановению волшебной палочки. Никогда она так себя не вела ни с одной женщиной Марка. Она их только терпела, потому что не могла ничего поделать. Но оставалась всегда отчужденной, позволяла себе легкую критику в их адрес и, безусловно, никогда не поощряла такие отношения. И всегда ревновала. Всегда была готова на все, чтобы не потерять его. Почему же в этот раз она ведет себя по-иному?

Мелани помнит, что с Ирен все было ужасно. Гораздо хуже, чем со всеми остальными. И это нормально. Ведь из-за нее он ушел. И он жил с ней открыто. Она помнит, как однажды, будучи еще подростком, она сказала: какая Ирен красивая, как бы я хотела на нее походить. Это была правда. Она действительно любовалась ее длинными черными волосами, темными глазами, яркими губами. Ей нравились ее платья, особенно одно, красное, с большим вырезом. Как у принцессы. Бланш взорвалась. Ты хотела бы походить на эту?.. Мать произнесла эту так, что Мелани сразу же поняла, что она не договорила. На эту девку, на эту негодяйку, эту распутницу… Таких слов не произносили в их доме, но ей уже приходилось их слышать.

Она больше не заговаривала об Ирен, но про себя думала: почему же Марк живет с этой? Она никогда не осмеливалась задать ему этот вопрос. Это были секреты взрослых. Теперь-то она уже знает все эти секреты.

Вдруг она ловит себя на мысли о том, что, когда сегодня утром она увидела их вдвоем в глубине сада, именно эти слова и пришли ей в голову. Девка, негодяйка, распутница… Да, именно так она и подумала. И каждый раз, когда она вспоминает эту сцену, их тела, руку Марка на животе Клер, она так и думает: девка, негодяйка, распутница. Она даже думает: ну, я тебе покажу!

Вчера вечером, когда они ехали в машине, Эмилия начала обсуждать Клер: она относится к нам свысока, никогда не участвует в наших разговорах, у нее скучающий вид, когда она с нами… Бланш прервала ее, возразив:

— Это не так. Если бы ты была приветливее с ней, она бы с тобой разговаривала. Но после твоей выходки в тот вечер можно понять, почему она молчит. И ты, Мелани, могла бы не напоминать о Дельфине. Вы совершенно не хотите помочь Клер. Со мной она совсем другая.

И развернула весь список достоинств, которые она в ней обнаружила. Умная, тонкая, интересная, трогательная… Очень любопытно. Клеман молчал, но был, конечно, не согласен. Это разозлило Бланш. Обычно он всегда придерживается ее мнения.

— А ты, Клеман! Ты тоже ничего не делаешь, чтобы ей помочь.

Он промолчал, и на этом тема разговора была исчерпана.

Родители Бланш удивились, что Марк и его подруга не приехали. Им бы хотелось на нее посмотреть, и они стали расспрашивать о ней. Потом дедушка сделал заключение, глядя на дочь:

— Это хорошо. Я рад, что наконец-то он нашел женщину, которая ему подходит. А то я уже начал беспокоиться на его счет. Нехорошо в его возрасте оставаться привязанным к твоей юбке.

Клеман и Эмилия переглянулись, явно пораженные. Впервые он так открыто высказал свое мнение. Бланш согласилась:

— Это правда. Так ему будет лучше. Я тоже рада.

Хотя вид у нее был далеко не радостный.

Возвращались в молчании. Каждый в своем уголке думал о своем. Она же притворилась спящей и, как только приехали, сразу же поднялась к себе.

Все это ее заинтриговало. Надо будет разузнать подробнее. Выбрать удобный случай и выведать все у Бланш. Теперь Мелани немного лучше. Напряжение спало. Сейчас она почитает, а потом спустится в кухню.

10

Клер

24 июля

Она просыпается посреди ночи, охваченная страхом. Потерянная в темной комнате, на одно мгновение ничего не понимает. Даже присутствие спящего рядом Марка не может ее успокоить. Он вдруг становится чужим, от него тоже исходит беспокойство. Очень осторожно, чтобы не разбудить, она высвобождается из-под его руки. Здесь это происходит с ней впервые. И впервые она жалеет, что не находится у себя дома, не может встать, надеть на себя что-нибудь теплое, приготовить чай, устроиться перед телевизором, чтобы цветные картинки заглушили ее беспокойство. Она смотрит на часы. Два часа ночи. Как обычно. Это час, когда грудные дети требуют материнское тепло и молоко. Час, когда она вдруг резко просыпается, чувствуя себя на краю пропасти. А ведь ее охватывает головокружение уже на третьей ступеньке приставной лестницы, в школе на уроках физкультуры она никогда не могла держать равновесие на бревне, и ей становится плохо даже при мысли о прыжке с парашютом.

Она закрывает глаза и пытается дышать ровно и спокойно. Ложится на спину, устраивается как можно удобнее, хотя это трудно на узкой кровати, которую почти всю Марк занимает. Я спокойна, спокойна, я совершенно спокойна… Мои руки тяжелеют, тяжелеют, они очень тяжелые… Что со мной происходит? почему сегодня ночью? — думает она. Два последних дня были, однако, счастливыми. Даже счастливее, чем предыдущие, потому что они смогли побыть только вдвоем. Благодаря Бланш… Когда Бланш предложила оставить их вдвоем на целый вечер, она почувствовала благодарность. Ей даже стало стыдно, что она плохо о ней думала. Считала враждебной.

Испытывала опасение перед этой другой женщиной, соперницей, колдуньей. Оказалось, что установить контакт мешало ее собственное недоверие. С того момента, когда Бланш пришла поговорить с ней о Марке, все стало гораздо проще. Она больше не боится встречаться с ней, даже сама ищет ее общества, и они разговаривают как две подруги. Бланш расспросила ее о семье, детях, работе, жизни в Париже. Она даже рассказала ей о Жероме и о переживаниях во время развода. Это ей принесло облегчение, с тех пор она чувствует себя лучше и не такой чужой.

Клер с удивлением отметила, что иногда думает, какой могла бы быть их жизнь с Марком около Бланш и Клемана. Могла бы она делить с этой парой все, как это делает он? Она не знает, колеблется. Но теперь, когда она больше не боится Бланш, это уже не кажется ей невозможным. Но Бланш не одна. Есть еще Клеман. Он остается полностью закрытым и враждебным. Да и сама она чувствует к нему непроходящую антипатию. Наоборот, все в нем еще больше отталкивает ее. Даже вызывает отвращение. Бледное, понурое лицо, глаза навыкате, голос, манера говорить. Она не понимает, как может близкий Марку человек быть ей так неприятен. Она не находит в нем ничего хорошего, а Марк любит его, и они связаны всю жизнь. Достаточно увидеть, как они обмениваются взглядами или несколькими словами, чтобы понять, до какой степени они близки. Она завидует той спокойной уверенности, тому доверию, которое возникает только между людьми, которые разделяют в жизни все. Ей иногда кажется, что Клеман и есть ее главный соперник, что опасность исходит именно от него. Потому что Марк никогда не откажется от этой дружбы, это очевидно. И если она дорожит Марком, ей придется принять и Клемана.

Но есть и другое. Несмотря на все свои усилия, она должна признаться, что ей скучно в их компании. Время совместной еды превращается в настоящее испытание. Они ведут очень серьезные высокоинтеллектуальные разговоры, и часто ей приходится заставлять себя к ним прислушиваться. Ее не интересуют эти темы. Ей плевать на Кретьена де Труа, о котором Клеман вот уже пятнадцать лет пишет диссертацию, которая должна потрясти всех специалистов по Средним векам. Ей также не интересны додекафонисты — тема страстного исследования Бланш. Что касается Марка, то его рассуждения о связи между феноменологией и эстетикой оставляют ее совершенно равнодушной. Она любила учиться и получила хорошее образование, с удовольствием занимается своей работой в издательстве, но проникаться всем этим философствованием, которое кажется ей слишком специальным, она не может.

Она считает также, что у них нет чувства юмора, они просто смертельно серьезны. С ними нельзя пошутить, они все воспринимают буквально. Пожалуй, непринужденности ей не хватает больше всего. И Марк такой же. Нельзя просто поговорить о людях, что она любит делать, нельзя позлословить. Все это плохо. Нельзя вести легкую, веселую беседу, нельзя просто поболтать о пустяках. Нельзя все, что, по ее мнению, придает вкус человеческим отношениям. Она должна признать, что чувствует себя одиноко за их столом. А Эмилии, например, которой самой нечего особенно сказать, это очень нравится. Наверное, она привыкла и из-за своей услужливости готова на все, лишь бы к ней лучше относились. Мелани все время молчит. Только что плеер не слушает за обедом.